Как-то стою это я, понимаешь, за пивом. А напротив ларька в доме радио включенное и окошко открытое. И по радио лекцию выдают. Я, конечно, лекции не очень... Лучше бы, знаешь, музычку, такую бы — ппа-ппа-пам. Ну да не уходить же из очереди, когда пиво скоро привезут.
Вот слушаю от нечего делать. Толкует лектор, что, мол, теперь ученые стали здорово ученые. Дескать, три тыщи лет назад египетские мумии нацарапали на стенках у себя разные там надписи, а ученые в наши дни прочитали и дошурупили, что к чему было у тех мумиев и что почем. Что им за охота читать такое старье?
Хотя, может быть, и врут. Может, там на стенках совсем про другое написано. Попробуй их проверь, ученых-то, ежели те мумии еще три тыщи лет назад дуба врезали. Или, проще сказать, загнулись.
Но, может, и верно. Есть же и над учеными тоже контроль, чтоб чего лишнего не начитали.
И вот от нечего делать стал я думать. И хочу теперь сказать кое-что по этому вопросу. Конечно, они ученые, и деньги за это получают. Но, спрашивается, на черта им сдались мумиевы надписи? Что им, больше делать нечего? Они ж там поотрывались от нашего современного времени. К тому же каждому понятно, приличные слова на стенке не нацарапают. Нет, ежели тебе охота надписи разбирать, ты приглядись к живому человеку. К его татуировкам. Есть ведь очень хорошие надписи и рисунки. Стенок много, а кожа у человека одна на всю жизнь, и на ней какой-нибудь ерунды не выколют.
С другой стороны глядеть, не все еще у нас грамотные, и в татуировках допускают опечатки. Подрастает какой-нибудь юный тип, ему уж пятнадцать стукнуло, уж курево освоил, одеколон пивал, поскольку у нас теперь поколение быстро развивается и умнеет. И охота пацану наколку на руке или еще где. А ничего умного и подходящего в башку не приходит. Нету еще в нем соображения, а наколку надо. Чтоб все видели, какой он охламон растет, приблатненный вроде. Ну и колет сдуру «не забуду мать родную». А на что? Мать он и так за каждым словом помянуть не забывает. По наукам в школе двойка, а для этого память дай боже. Вот тут и подсказать бы молодому поколению, посоветовать, верно? А некому! Учителям татуировки в программу не входят. Родителям некогда. Художники и писатели обходят эту тему как нетипичную. Плохо.
Вон у Мишки Загибулина на руке слово «Урал», под ним выколот осел. Мишка спорит, что это лось. Я, конечно, не ветеринар, образование имею не полное и не среднее, но в скотинах разбираюсь. Сразу видно, что осел он.
И это хорошо. Пущай все знают, что на Урале выпускают не только железо и еще там чего-то, но и ослов. На Урале у нас всякое водится.
Или вот у Сереги Ширмачева на груди с одной стороны выколота баба. В смысле женщина. Под ней «мне грусно бес тибя». А с другой стороны бутылка и «вот чево нас губит». Видать, грамотный мужик сочинял, прочитаешь — аж слеза прошибает. Только я думаю, надписи наоборот бы надо. Под бабой «вот чево нас губит», а под бутылкой «мне грусно бес тибя». Серега и сам со мной согласен. Мол, когда неженатым был, перепутал по неопытности. Он к хирургу ходил, нельзя ли, дескать, пересадку устроить, если недорого возьмет. Чтоб это туда, а то сюда. Но хирург не схотел. Мол, с бабой, тем более с бутылкой медицина бессильная.
Или у одного тут хмыря татуировка: решетка с подписью «цени свободу». Ну не так же! Свободу ценить надо, пока по эту сторону решетки! А когда уже по ту, писать надо чего-нибудь идейное. Например, «перерыв от двух до пяти».
А у Сеньки на брюхе вывеска: «Лидия».
— Кто это, Лидия, — спрашиваю.
— Сам, — говорит, — в часы досуга читаю и думаю: кто ж такая? Откуда взялась на моем брюхе? Вот на лопатке «Валька», ту немного помню на личность. А «Лидия», кажись, вино такое. Крепленое. Не оно ли из желудка отразилось?
— А почему под «Лидией» курица нарисована? Закуска, что ли, отразилась?
— То не курица, а орел.
— Какой же орел, ежели при нем нарисовано яйцо.
— Не яйцо, а сердце. Видишь, проткнутое ножом.
— Ага. Нож жуткий, навроде медицинского.
У меня тоже есть сердце. На ноге. Получилось малость на редьку похожее, а по науке оно имеет форму червонного туза. И под ним у меня надпись тоже непродуманная: «опасайся любви». В колонии мне на медосмотре врач научно объяснил: кто выпить не дурак, пущай под сердцем колет «опасайся инфаркта».
С сердцами вообще морока. На пляже видел у одного, так разве оно сердце! Понимаешь, два таких полушария, вроде, я извиняюсь, зада. Хотя под рисунком тоже советуют чего-то опасаться. И эти полушария пронзенные каким-то шилом, что ли. Сидел там, на пляжу, один фраер в очках, вроде тоже ученого, так он мне так объяснил, что будто это изображен головной мозг без извилин, и тут бы в самый раз «вот чево нас губит».
Да, такие вот бывают досадные опечатки. А почему? Потому что ученые, которые спецы по надписям, они отрываются от нужд населения. Наука с практикой врозь. Самотек в наколочном искусстве!Как-то стою это я, понимаешь, за пивом. А напротив ларька в доме радио включенное и окошко открытое. И по радио лекцию выдают. Я, конечно, лекции не очень... Лучше бы, знаешь, музычку, такую бы — ппа-ппа-пам. Ну да не уходить же из очереди, когда пиво скоро привезут.
Вот слушаю от нечего делать. Толкует лектор, что, мол, теперь ученые стали здорово ученые. Дескать, три тыщи лет назад египетские мумии нацарапали на стенках у себя разные там надписи, а ученые в наши дни прочитали и дошурупили, что к чему было у тех мумиев и что почем. Что им за охота читать такое старье?
Хотя, может быть, и врут. Может, там на стенках совсем про другое написано. Попробуй их проверь, ученых-то, ежели те мумии еще три тыщи лет назад дуба врезали. Или, проще сказать, загнулись.
Но, может, и верно. Есть же и над учеными тоже контроль, чтоб чего лишнего не начитали.
И вот от нечего делать стал я думать. И хочу теперь сказать кое-что по этому вопросу. Конечно, они ученые, и деньги за это получают. Но, спрашивается, на черта им сдались мумиевы надписи? Что им, больше делать нечего? Они ж там поотрывались от нашего современного времени. К тому же каждому понятно, приличные слова на стенке не нацарапают. Нет, ежели тебе охота надписи разбирать, ты приглядись к живому человеку. К его татуировкам. Есть ведь очень хорошие надписи и рисунки. Стенок много, а кожа у человека одна на всю жизнь, и на ней какой-нибудь ерунды не выколют.
С другой стороны глядеть, не все еще у нас грамотные, и в татуировках допускают опечатки. Подрастает какой-нибудь юный тип, ему уж пятнадцать стукнуло, уж курево освоил, одеколон пивал, поскольку у нас теперь поколение быстро развивается и умнеет. И охота пацану наколку на руке или еще где. А ничего умного и подходящего в башку не приходит. Нету еще в нем соображения, а наколку надо. Чтоб все видели, какой он охламон растет, приблатненный вроде. Ну и колет сдуру «не забуду мать родную». А на что? Мать он и так за каждым словом помянуть не забывает. По наукам в школе двойка, а для этого память дай боже. Вот тут и подсказать бы молодому поколению, посоветовать, верно? А некому! Учителям татуировки в программу не входят. Родителям некогда. Художники и писатели обходят эту тему как нетипичную. Плохо.
Вон у Мишки Загибулина на руке слово «Урал», под ним выколот осел. Мишка спорит, что это лось. Я, конечно, не ветеринар, образование имею не полное и не среднее, но в скотинах разбираюсь. Сразу видно, что осел он.
И это хорошо. Пущай все знают, что на Урале выпускают не только железо и еще там чего-то, но и ослов. На Урале у нас всякое водится.
Или вот у Сереги Ширмачева на груди с одной стороны выколота баба. В смысле женщина. Под ней «мне грусно бес тибя». А с другой стороны бутылка и «вот чево нас губит». Видать, грамотный мужик сочинял, прочитаешь — аж слеза прошибает. Только я думаю, надписи наоборот бы надо. Под бабой «вот чево нас губит», а под бутылкой «мне грусно бес тибя». Серега и сам со мной согласен. Мол, когда неженатым был, перепутал по неопытности. Он к хирургу ходил, нельзя ли, дескать, пересадку устроить, если недорого возьмет. Чтоб это туда, а то сюда. Но хирург не схотел. Мол, с бабой, тем более с бутылкой медицина бессильная.
Или у одного тут хмыря татуировка: решетка с подписью «цени свободу». Ну не так же! Свободу ценить надо, пока по эту сторону решетки! А когда уже по ту, писать надо чего-нибудь идейное. Например, «перерыв от двух до пяти».
А у Сеньки на брюхе вывеска: «Лидия».
— Кто это, Лидия, — спрашиваю.
— Сам, — говорит, — в часы досуга читаю и думаю: кто ж такая? Откуда взялась на моем брюхе? Вот на лопатке «Валька», ту немного помню на личность. А «Лидия», кажись, вино такое. Крепленое. Не оно ли из желудка отразилось?
— А почему под «Лидией» курица нарисована? Закуска, что ли, отразилась?
— То не курица, а орел.
— Какой же орел, ежели при нем нарисовано яйцо.
— Не яйцо, а сердце. Видишь, проткнутое ножом.
— Ага. Нож жуткий, навроде медицинского.
У меня тоже есть сердце. На ноге. Получилось малость на редьку похожее, а по науке оно имеет форму червонного туза. И под ним у меня надпись тоже непродуманная: «опасайся любви». В колонии мне на медосмотре врач научно объяснил: кто выпить не дурак, пущай под сердцем колет «опасайся инфаркта».
С сердцами вообще морока. На пляже видел у одного, так разве оно сердце! Понимаешь, два таких полушария, вроде, я извиняюсь, зада. Хотя под рисунком тоже советуют чего-то опасаться. И эти полушария пронзенные каким-то шилом, что ли. Сидел там, на пляжу, один фраер в очках, вроде тоже ученого, так он мне так объяснил, что будто это изображен головной мозг без извилин, и тут бы в самый раз «вот чево нас губит».
Да, такие вот бывают досадные опечатки. А почему? Потому что ученые, которые спецы по надписям, они отрываются от нужд населения. Наука с практикой врозь. Самотек в наколочном искусстве!
