ПОГИБШЕМУ ДЕДУ

Я тебя не знала, не любила,
впрочем, в этом нет твоей вины.
Ты, наверно, добрым был и милым,
дед мой, не вернувшийся с войны.
Двадцать лет неполных разделяли
твой последний вздох, мой первый крик,
и в мои тревоги и печали
ты своей душою не проник.
Да и мне не испытать той боли,
не увидеть даже в страшном сне
бомбой развороченное поле
и от крови побуревший снег.
Как за жизнь цеплялся ты упрямо,
повторял в горячечном бреду
имя своей дочки — моей мамы,
вдалеке не верившей в беду.
А в унылых госпитальных стенах
ты еще успел в окно взглянуть,
и вздохнул, и вырвался из плена
жгучей боли, раздиравшей грудь.
За окном звучал в капельном звоне
зов твоей несбывшейся весны…
Я склонюсь перед тобой в поклоне,
дед мой, не вернувшийся с войны.

БАЛЛАДА ОБ ОРДЕНАХ.

Всю войну прошёл солдат бывалый,
Пыль глотая фронтовых дорог.
Боль и холод, ужас – всё бывало.
Как уж выжил? Видно Бог помог.
Страшный бой тот как сквозь сон он помнит:
Танки , наступавшие стеной,
Кровь и грязь смешавшиеся в комья,
Грохот взрывов и снарядов вой.
Вынес друга он из под обстрела,
Рядом с ним упав в кровавый снег.
И земля , и небо – всё горело,
Всё смешалось в бешеном огне.
Яростно стрелял он , оглушённо,
Отбивался, делал всё, что мог,
долго, до последнего патрона
и до боли, расколовшей мозг.
. . . В госпитале, в стонущей палате
Он узнал, что сломлена война,
Что вчера представлены к награде -
Он и друг спасённый - к орденам.
Отгремели дни войны проклятой.
Друг погиб. Солдат остался жив.
И хранил два ордена он свято ,
Рядышком в коробку положив.
Он берёг их, защищал от пыли,
Любовался, вспоминая дни -
Горькие, счастливые, - ведь были,
Оба с другом, молоды они.
Он не думал, что наживы ради,
Чтоб за деньги грязные продать,
Боевые, кровные награды
захотят бандиты отобрать.
Ведь за них когда–то воевал он.
За детей, за внуков бил врага,
А они ворвались чёрным шквалом,
В масках и с обрезами в руках.
Негодяи. . . Им лишь боги судьи.
Это был его последний бой.
И упал на ордена он грудью,
Словно друга заслонив собой.


РАЗГОВОР СО СТАРУШКОЙ

На лавочке согнулась, у грибочка,
седою тополиною пушинкой.
Глаза под цвет линялого платочка,
извилистыми тропами морщинки.
Натруженные руки перекрестом -
пергаментная кожа, вздуты вены…
А вспоминает как была невестой,
бормочет мне о самом сокровенном.
И путались слова, как струйки дыма:
фата из тюля… свадьба у завода…
Что был веселым, стройным, молодым он,
жаль, на войне погиб через полгода.
А платье было ситцевым в горошек,
а из подарков — сахар, соль и мыло.
Не обижал он, добрым был, хорошим…
«Бабулечка, а ты его любила?»
И вспыхнули глаза добром и лаской,
румянец проступил на бледных скулах.
Сквозь старческую сморщенную маску
вдруг прежняя девчонка проглянула…
Наступит день, когда в потоках лунных
однажды предрассветной стылой ранью
по отблескам зари девчонкой юной
она к нему умчится на свиданье.

УДАРИЛИ ОТЦА.

Обычное "часпиковое" утро,
И транспорта сплошной круговорот …
Привычно шла привычная « маршрутка».
В ней люди, каждый с ворохом забот.
Вошёл старик. Рукав, повисший плетью,
И тросточка в единственной руке,
И орденские планки многоцветьем
На стареньком, потёртом пиджаке,
Морщин глубоких извитые нити,
И седина редеющей волной. . .
Вдруг взвизгнула кондукторша,: «Платите!»,
Нависнув неприступною скалой.
«Я воевал! Имею право, дочка!»
Он документ пытался предъявить,
Как будто два желтеющих листочка
Могли его от хамства защитить.
Но корочек багрянец слишком тонок,
Чтоб уберечь от грубости и зла,
От волчьих, нам навязанных законов,
Перекроивших жизнь на новый лад.
Увязли в брани возгласы защиты,
И денег не успели передать,
Как вытолкнут кондукторшей сердитой
до остановки был седой солдат.
. . .Затихли все. Молчание давило
Виною общей. Тяжестью свинца.
Так горько на душе. . . Так больно было,
Как будто бы ударили отца.

СОРОК ПЯТЫЙ ГОД

Сорок пятый год, канун апреля,
боем вспахан луг в чужой стране,
и звучат победно птичьи трели,
вопреки умолкнувшей войне.
Бой затих вчера, снег рыхлый тает,
под пробитой каской — кромка льда.
Весело журча ручей стекает
в пасть воронки, черной, как беда.
И лежит солдат, раскинув руки,
землю обгоревшую обняв,
на лице уже не видно муки,
лишь следы вчерашнего огня.
Между пальцев первые травинки,
сломанный подснежник у виска,
и звенит средь комьев мёрзлой глины
тихой лаской песня ручейка.
Встретившись с медалью за отвагу,
отразился яркий солнца блик.
До победы два рывка! Два шага!
Он лежит — бессмертен и велик.

Для вашей любимой золотые серьги с камнями и без по доступным ценам.