Под бледными лучами солнца,
Взошедшего едва-едва,
Под громкий лай цепных питомцев,
Учуявших в пришельце чужака,

Вошел он в город. Немощный старик,
Согнутый тяготами и годами.
Седые волосы блестят как снег,
И женственный изгиб гитары за плечами.

Судьба их потрепала, было видно.
Иссохшие, морщинистые руки старика,
Потертые углы гитары, сколы,
Ни одного нет целого колка.

Он, улыбаясь, шел по улице вперед,
Глазами голубыми провожая облака.
И вслед ему взволнованный народ
Кричал: "Старик, ты видимо издалека!

Здесь не было гитары много лет,
И музыку не слышали давно,
Увидев инструмент, у нас покоя нет,
Сыграй же нам, отказывать грешно!"

Старик, ни слова не сказав,
Снял бережно с плеча гитару,
Сощурил свои ясные глаза
И по-турецки сел на тротуаре.

Пропала дрожь из его рук,
Уверенно он взял аккорд.
И принялся крутить поломанный колок,
Молчанием своим собрав народ.

Он долго их крутил (колки),
Ища свой идеальный звук,
Подогревая нетерпение толпы
Движениями старых рук.

Настроив старый инструмент,
Старик тряхнул седою гривой.
Взял ноту. В этот же момент,
Казалось, все вокруг остановилось.

Струна дрожала. Он не торопился.
Закрыв глаза, пытался слиться с ней.
В толпе вздох восхищенья прокатился -
Нет в мире звука чище и светлей.

Морщинистые пальцы бегали по грифу,
Лилась чудесная мелодия судьбы.
В ней каждый слышал то, что ему ближе,
В ней каждый слышал часть своей души.

Старик закончил. В наступившей тишине
В толпе раздались всхлипы и рыдания.
Внутри людей горело все в огне,
Не ждавших, не хотевших окончания.

Старик поднялся. Молча расступившись,
Народ дорогу уступил ему.
Он захромал. И сумерки, сгустившись,
Его укрыли от людей вот тьму.