"Проект Дефанса как «второго сердца Парижа» был задуман в конце 1950-х, но реализован только в 70—80-е годы. На западной окраине столицы Франции, всего в четырех километрах от Лувра, прозябало несколько депрессивных районов (Нантерр, Пюто, Курбевуа). Их-то и решили «окультурить». Территорию в 130 га разбили на две зоны: «А» — расположенную ближе к Сене и «B» — размещенную в центре Нантерра. Затем последовала всемирная мозговая атака — международные архитектурные конкурсы на общую концепцию района и отдельные объекты. Только на первом этапе проектирования на конкурс было представлено 400 проектов (в том числе около полусотни из СССР).
Первоначально в Дефансе было возведено 2,5 миллиона квадратов офисов, рассчитанных на 110 тысяч рабочих мест, и свыше 30 тысяч квартир. Открыты сотни кафе и ресторанов. В новый комплекс вписали ранее построенное уникальное здание Национального центра науки и техники, перекрытое сомкнутым железобетонным сводом с пролетом 206 метров. Постепенно застройка квартала дополнялась новыми объектами. В конце 90-х появился комплекс из двух башен высотой по 190 метров — «Сердце Дефанса» и башня «Пасификтауэр». Зона «B» включила в себя разноэтажные жилые дома, детские учреждения, парк, два высших учебных заведения. Концентрация высотной офисной застройки на окраине города избавила исторический центр Парижа от неизбежной «деловой реновации», принеся экономическое оживление во французскую столицу: в Дефансе ежегодно заключается до 80 процентов от всех сделок во Франции. Кстати, сегодня туда водят туристические экскурсии.
Вслед за Парижем по пути интегрированного урбанизма двинулся и Лондон. Появление британского Сити связано с реконструкцией Докленда — старой портово-доковой зоны Лондона, протянувшейся по обоим берегам Темзы на десять с лишним километров к востоку от Тауэра. Радикальная перестройка началась в 1981 году с легкой руки Маргарет Тэтчер. Доки включили в ряд наиболее значимых зон городского развития. В Докленд направили госинвестиции, потянувшие за собой деньги частных инвесторов. Последним были даны существенные налоговые льготы и субсидии на 10-летний срок. Концепция реконструкции предусматривала создание многофункциональной городской среды с офисным ядром, производственными предприятиями, культурным центром, жилой застройкой и социальной инфрастуктурой, а также благоустроенными пешеходными набережными, водоемами и парками. Но сначала был создан не имеющий аналогов транспортный узел, состоящий из легкой железной дороги, автодорог, паромных переправ, международного аэропорта Лондон-Сити в восточной зоне Докленда и линии метрополитена с 12 станциями. На территории, носящей историческое название Собачий остров, предусматривалось концентрированное размещение высотных офисов.
В 1991 году в этом месте был возведен самый высокий на то время в Европе деловой центр «Канари-Верф» (высота 245 м). Сейчас освоение Собачьего острова завершено: там красуется 11 башен различной этажности. Общий объем офисных площадей комплекса «Канари-Верф» составляет примерно 500 тысяч квадратов. Развитие Докленда продолжается: построены экспоцентр «Эксел» (65 тысяч квадратов) и многофункциональный зал «Миллениум» диаметром 400 метров. На северном берегу появился самый крупный в Лондоне концертный зал «Арена Лондона», а на южном — Танцевальный центр. В 2005 году Докленд был увенчан новым зданием мэрии Большого Лондона. Теперь деловая компонента Лондона двинется на восток вдоль Темзы. До 2016 года здесь предполагается возвести не менее 104 тысяч квадратных метров нового жилья и открыть до 249 тысяч новых рабочих мест. Центральный Лондон в это время, конечно, тоже развивался, став международным финансовым центром: здесь совершается 32 процента мирового объема финансовых операций и сосредоточено более 20 процентов мирового заемного капитала. Более того, в Лондоне сосредоточено три четверти представительств и штаб-квартир из TOP-500 крупнейших транснациональных компаний, офисы более 250 иностранных банков и около тысячи компаний, чьи акции торгуются на Лондонской фондовой бирже. При этом Лондон был и остается туристической жемчужиной Старого Света.
Можно еще вспомнить Милан и его Порта-Нуову, Вену с Дунай-Сити. Везде применение принципа интегрированного урбанизма давало ощутимый экономический эффект с сохранением аутентичной исторической среды. Подробнее хотелось бы остановиться на развитии Берлина. Здесь историческая ткань города, так же как в Санкт-Петербурге и Москве, была перекроена войной и эпохой социалистического индустриализма. Но если у нас это вылилось в строительство промзон, прилегающих к центру, то в Берлине существовала зона отчуждения — заброшенные участки вдоль знаменитой Стены. После объединения Германии, возвращения Берлину столичных функций началась реконструкции района Потсдамерплац с примыкающими к нему участками парка Тиргартен, Культурным форумом и Рейхстагом. Здесь были применены все те же принципы интегрированного урбанизма: интенсивное транспортное развитие, строительство высотных офисов, жилых зданий и отелей повышенной этажности. Плюс музыкальный театр, трехуровневый стеклянный супермаркет, кафе, рестораны, скверы. В Потсдамерплац 50 процентов построенного — это офисы, 20 процентов — жилье, 30 процентов — гостиничные и многофункциональные объекты. Суммарная площадь зданий новой застройки района — 550 тысяч квадратных метров! Сегодня это, пожалуй, самое оживленное место в Берлине. И этот «сосед» никак не мешает ни Бранденбургским воротам, ни Рейхстагу, ни прочим историческим «кунштюкам». Как, впрочем, и они ему.
Можно ли применить европейский опыт к Санкт-Петербургу? Несомненно. Ведь Питер — абсолютно европейский город. В таком виде он замышлялся еще Петром I. Вопрос лишь в том, в какой именно пропорции приложить принцип европейского урбанизма к уникальной Северной Пальмире.
О практической реализации этой идеи в городе сегодня спорят особенно яростно. И жарче всего — по поводу «Охта-центра». Этот комплекс планируется возвести в Красногвардейском районе на берегу реки Охта, там, где когда-то стояли здания Петрозавода. Теперь тут прозябает депрессивный район со скверным жильем и отсталой транспортной инфраструктурой. Никто из питерцев не спорит, что с умирающей Охтой нужно что-то делать. Единственным камнем преткновения стала 400-метровая высотная отметка спроектированной башни.
Беда в том, что дискуссия ведется в изначально деструктивном ключе: что в бутерброде вкуснее — хлеб или масло? Музейно-культурная функция или офисно-деловая? Хотя ответ известен и понятен — это вкусно лишь тогда, когда одно гармонично сочетается с другим. Но понять и принять этот факт можно лишь посредством культуры консенсуса, которая в нашем менталитете, увы, отсутствует.
Кого больше у идеи «Охта-центра» — сторонников или противников? Скажем так: голоса оппонентов сегодня слышнее. Так уж сложилось, что против строек века у нас, как правило, выступает творческая интеллигенция — в силу своего менталитета, образования и гражданского небезразличия. Ее голос чаще достигает газетных полос и ушей сильных мира сего. Скажем, Олег Басилашвили без обиняков обратился напрямую к Владимиру Путину: «Общее мнение большинства людей, которые имеют какое-то отношение к Петербургу, любят его и знают его историю: в этом месте ставить дом нельзя. Тем более высотой 300—400 метров». Что ж, история помнит случаи, когда отчаянные демарши интеллигенции спасали великие памятники от уничтожения. И та же история знает: даже мудрейшие не могли предвидеть, что будущие поколения совсем иначе оценят объект критики. Только государево «Быть по сему!» дало путевку в жизнь Исаакиевскому собору, ныне ставшему визитной карточкой Питера. А ведь самые прогрессивные люди того времени называли этот проект не иначе как чернильницей. В этой связи вполне понятна и та реплика, которой ответил великому артисту премьер Владимир Путин: «Я даже не говорю, хорошо это или плохо. Я просто говорю, что это в мире везде есть».
Питерцы очень по-разному относятся ко всему новому, в том числе и к высотному строительству в их родном городе. Но было бы ошибкой считать, что сторонники урбанизации в меньшинстве. Согласно недавнему опросу РОМИР, большинство опрошенных горожан заявили, что Санкт-Петербург должен развиваться не только как музейный и туристический центр, но и как современный мегаполис. К примеру, 66 процентов респондентов уверены, что в городе возможно сочетание классики и архитектурных новаций. А 37 процентов горожан положительно относятся к появлению в Питере высотных зданий. Еще 23 процента не имеют негативного отношения к такого рода проектам — вопрос в месте их воплощения.
Что из этого следует? Лишь то, что у оппонентов все еще есть возможность прийти к компромиссу. Скажем, власти Питера, кроме проекта самой охтинской башни, могли бы более широко и убедительно презентовать подробный комплексный план модернизации и развития всей Охты, разработанный по самым современным стандартам и лекалам. Впрочем, не грех было бы смягчить свои позиции и противникам стройки века: положа руку на сердце, район Охты вполне удачное место для Сити.
Столь крупный мегаполис, как Санкт-Петербург, не может и не должен в XXI веке оставаться экономическими задворками Старого Света. Не секрет, что между великими историческими городами Европы идет сейчас жесткая конкуренция — за передовые проекты, технологии, инвестиции. За туриста в конце концов... И если в Питер не придут крупный бизнес и серьезные деньги, рано или поздно город рискует оказаться не только экономическим, но и культурным гетто Европы. Заштатным, разрушающимся, не слишком уютным, сонно грезящим о своем блистательном прошлом."
Как думаете, ЮНЕСКО наплевать на Париж? Или, может быть, Париж - некрасивый город? "Увидеть и умереть" - это не про него? Почему, черт побери, у нас такая узколобая аудитория? Почему никто не понимает, что "современная архитектура" и "безвкусица" - не синонимы?
