Эта часть книги о том, как я нашла себя…
1
«Вот, началось». – Мелькнуло у меня в голове.
Я приняла боевую стойку, и старательно принялась вглядываться в окружающую меня тьму. Именно тьму, потому как, видеть в этой черноте казалось невозможным. Сердце билось спокойно. Все свое внимание, я сосредоточила на том, чтобы попытаться хоть что увидеть, все попытки оказались тщетны.
«Обернись!» - Раздался голос в моей голове, который, маловероятно мог быть голосом разума, потому, что мой разум редко взывал ко мне и в нынешнем положении я на него уж точно не надеялась. Тем ни менее пришлось обернуться. Как оказалось весьма вовремя. Рядом с моим лицом пронесся кулак. Поставив блок, и слегка присев, я увернулась. При этом по всем правилам ближнего боя не открылась и была рада этому, потому, что присев еще ниже, как раз увернулась от довольно лихой «вертушки». Сменив положение, я выпрямилась, чтобы перейти в контрнаступление, но, увы - опоздала. Нападающий скрылся в темноте. Я отчаянно пыталась разглядеть, куда он мог деться, но мои попытки снова поглотила кромешная тьма.
«Слушай!» - Взывал ко мне уже знакомый голос.
«А почему бы и нет? Если один фиг ни черта не видишь?» - А вот это уже проснулся голос разума. Ха, как раз вовремя. Я перестала напрасно «пилить» пристальным взглядом эту постылую темноту и все мои чувства вступили в негласное соглашение и позволили поработать только слуху. Вот это я понимаю – разделение труда! Результат не заставил себя долго ждать.
- Я тебя слышу! - Выкрикнула я, развернувшись. Ударив ногой на отмах, я почувствовала, что как раз угодила в нападавшего. Тут же слух уловил, как что-то зашуршало, и постепенно шум стал перемещаться вокруг меня. Я не шевелилась, потому, что понимала, любое мое движение может разорвать мою «слуховую» связь с внешним миром. Вдруг справа от меня раздался какой-то шум. Я резко оглянулась и, как отказалось, эта потеря бдительности дала преимущество моему сопернику. Невероятная боль пронзила мое тело. Я отшатнулась, но равновесие не потеряла. О том, чтобы атаковать, речи уже и не шло. Резко развернувшись в ту сторону, откуда последовал удар, я ту же начала уворачиваться от серии других, которые казались молниеносными, но тем ни менее, надо отдать должное моей реакции, выработанной годами тренировок, я не пропустила ни одного. Хотя даже это меня не спасло. Нападавший напирал, я только отступала, находясь в глубокой обороне. Его удары не давали мне возможности даже сгруппироваться, чтобы, хотя бы попытаться, нанести один удар. И все-таки я решила пойти ва-банк, и почти наугад, выкинула вперед руку. Вот это была еще одна ошибка. Забыв о том, что благодаря этому нелепому жесту я открылась для противника, который тут же воспользовался моей глупостью. Удар пришелся прямо в плечо, и вот теперь я не смогла удержать равновесие и, навзничь с криком: - Вот дерьмо! – Грохнулась на бетонный пол. Мой соперник навалился на меня всем телом так, что все мои попытки вырваться оказались тщетными. Он был почти в два раза крупнее меня и уж будьте уверенны во столько же тяжелее.
«Не сдавайся!» - Вопил разум. Я попыталась ударить его коленом между ног. Прием не честный, но, как говориться, на войне все средства хороши. Увы, у меня ничего не получилось, он увернулся и лишь с ещё большей силой надавил мне на горло. Я закашляла и поняла, что воздуха стало не хватать. Открывая рот, как рыба выброшенная на берег, я уже не думала о сопротивлении, да и мозг (и без того не отличавшийся огромной логикой) из-за недостатка кислорода стал выталкивать мое сознание прочь из тела. Сделав последний глоток воздуха, я на мгновение закрыла глаза и почувствовала, что полностью расслабленное тело уже не принадлежит мне. Вдруг в мозгу что-то вспыхнуло. Дышать стало легче.
«Интересно, этот фашист тебя сегодня, все-таки, добил?» - Мелькнуло в голове. Я не двигалась и глаза не открывала. Вспышка – свет, который зажегся в маленькой комнате.
«Отлично! – решила я, - моя паршивая жизнь продолжается». После осознания этого, мне сначала даже захотелось остаться в том положении, в котором я находилась, надеясь, что «костлявая» еще передумает и вернется за мной. Увы. Чуда не случилось. Вместо этого надо мной раздался мягкий, но сердитый голос:
- Ужасно. – Коротко произнес он. – Ты меня разочаровываешь.
Послышался вздох. Я по-прежнему не шевелилась и ждала, что же будет дальше. А дальше ко мне подошли и осторожно коснулись плеча, ну уж если играть, то играть до-конца. Послышалось какое-то движение. Стало понятно, что человек, обладающим эти голосом, присел рядом со мной на корточки, я отчетливо ощущала на себе его взгляд. Почему, в такие моменты, когда надо лежать смирно, спокойно и по возможности не подавать признаков присутствия в своем сознании, обязательно начинает, например, чесаться нос или нога.
Сдавшись, я открыла глаза и увидела перед собой худощавое лицо с высокими скулами. Ярко голубые глаза смотрели на меня и, к моему глубокому изумлению, они не выражали даже малейшей тревоги или хотя бы слабого оттенка беспокойства.
- Фашист. – Пробурчала я, пытаясь сесть.
Он протянул мне руку, чтобы помочь подняться. Я устремила на него самый гневный взгляд, на который была способна на тот момент и самостоятельно поднялась на ноги. Как мне казалось, это должно было весьма красноречиво показать ему мое отношение ко всему происходящему. После удара головой и кратковременного кислородного голодания меня немного пошатывало. Чтобы не выдать этих чувств, да и просто не грохнуться, я снова уселась на бетонный пол и принялась развязывать кроссовки. Сняв обувь, я вытянула ноги. При этом постоянно ощущая на себе взгляд этих голубых глаз.
- Елизавета, ты все так же не можешь заставить себя, во время схватки, работать головой и пользоваться интуицией одновременно. – Проговорил он сурово. Проходя мимо меня он открыл дверь и, переступив порог, вышел в коридор, который, в отличие от этой бетонной комнаты освещался не неоном, а лампами дневного света. Я с силой швырнула вдогонку один кроссовок и фыркнула:
- Фашист.
Несмотря на то, что я устала после этой схватки, меткость меня, к счастью, не подвела. Кроссовок угодил прямо мощную спину. Он посмотрел на меня, выгнув свою светлую бровь и, подняв с пола мое импровизированное орудие, легонько бросил его обратно.
- Обувайся и выходи во двор – пробежка, ещё три круга.
Я подскочила и вперила в него самый гневный взгляд, на который была способна в данный момент.
- С какой такой радости?! – Воскликнула я. – Я перед тренировкой бегала восемь кругов!
- И? – Он посмотрел на меня с удивлением и с не скрываемой иронией, которая, я готова поспорить, переросла в ехидство.
- Ты – фашист! Хочешь, чтобы я кони двинула!? Здесь тебе не армия, а я не солдат! Я девушка семнадцати лет и мне не хочется большую часть своего дня тратить на то, что бы изнурять себя нудными тренировками! И как ты только попал в мою дерьмовую жизнь!? Ненавижу тебя! Фашист! – Я была в ярости.
Как мой папа мог подложить мне такую свинью и приставить ко мне этого проклятого фашиста.
Конечно же, он не был фашистом в значении этого слова, в котором его все знают, но это определение, на мой взгляд, подходило ему как мне мое новое платье от «YVES SAINT LAURENT». Именно его я недавно приобрела, для похода в ночной клуб, открытие которого должно было состояться сегодня вечером. Но после такой убийственной тренировки, я могла использовать его только как пижаму, потому как дальше своей постели я все равно не смогу двинуться.
Я взмахнула головой, отбросив назад свои каштановые волосы, которые упали на лицо, и посмотрела на его невозмутимую физиономию. Черт! Как же меня это в нем бесило. Иногда мне казалось, что кроме ехидства и иронии на его лице я больше не смогу увидеть никакой жизни. Его лицо в основном всегда сохраняло это каменное выражение с долькой пофигизма и безразличия. В такие моменты так и хочется выцарапать его глаза. Хотя, должна признаться «няньку» мне папа нашел красивую. Высокий (почти один девяносто), плотного телосложения, его светлые волосы были собраны в аккуратный хвостик. Голубые, почти лазоревые, глаза скрывали длинные ресницы. Он был похож на древнего Бога и, после каждой нашей тренировки я убеждалась в том, что он – Бог. Потому что, так измываться над простым смертным мог только Бог. Интересно и за какие такие грехи мне доставался постоянный гнев этого Бога?
Я занимаюсь с ним уже почти два месяца, и всякий раз, наши тренировки заканчиваются одинаково: я – на лопатках, он – с ехидной улыбкой и разочарованием в голосе. Нельзя сказать, что я не тренируюсь, наоборот, это занимает большую часть моего повседневного графика. Но от этого ничего не меняется. Даже намека, на какое-то изменение. С моей стороны – приближение к победе и хотя бы капля гордости моими успехами - с его стороны. Я все делала не так, по его словам. Но тем ни менее тренировки с ним были частью моего воспитательного процесса.
Я с десяти лет занималась боевыми искусствами, но рядом с ним я выглядела просто лохушкой. И где его папка только раздобыл?
Папа…
Мой папа всегда был для меня хорошим другом и, можно сказать, кумиром. Мы с ним всегда были очень близки, и я для него всегда была маленькой принцессой. Даже на футбол ходили вместе, хотя мама никак не могла понять моего пристрастия к этому, как она считала, «мужскому» виду спорта. Когда папа был рядом, я становилась самым счастливым человеком на земле и при этом самым смирным. Хотя из школы от учителей и директоров на меня постоянно приходили докладные записки, он никогда не устраивал мне выволочку. Про таких как я обычно говорят – «папина дочка». Да! Я – избалованный ребенок или… была такой? В день, когда мне исполнилось шестнадцать, все вдруг перевернулось с ног на голову. Мама умерла. Папа замкнулся в себе и сознательно, как мне казалось, возвел между нами непреодолимую стену, которую я никак не могла разрушить. Он отдалялся от меня с каждым днем все больше и все… дальше. Наше общение стало сводиться к тому, что называется – «обмен любезностями». Мне нанимали все новых и новых нянек, но ни одна не продержалась рядом со мной и недели. И вот два месяца назад в моей жизни появилась «нянька» - Сергей, двадцати пяти лет. Вместе с ним в мою жизнь ворвалась строжайшая дисциплина и почти невыносимая регулярность тренировок, на которых настаивал мой же папочка. Все мои попытки извести «няньку» заканчивались полным провалом. Этот человек, казалось, думал на три хода вперед.
Что же касается моего отца, я не видела его с момента появления Сергея и даже не разговаривала с ним.
Гнев кипел во мне все больше и больше.
- Неужели ты думаешь, что мне это – я описала руками по воздуху круг – в жизни так пригодится. У меня нет таких врагов.
Потом я тяжело выдохнула:
- У меня и друзей-то нет.
Гнев постепенно стал отступать и на смену ему уже подкралось чувство обиды и безнадежности. После смерти мамы и отдаления отца я осталась в этом мире совсем одна. И это не потому, что не хотела общения, а просто меня перестали выпускать одну, куда бы то ни было. Везде по пятам таскался этот «фашист». Я могла остаться одна только в своей комнате, ну и на школьных уроках, по окончании которых меня (можно сказать с порога) забирала моя «нянька». Даже сегодня в клуб он должен был идти со мной. Конечно, при таком тотальном контроле не было речи о том, чтобы познакомиться с парнем или потусить с подругами. Хотя у меня подруги-то и нет такой, с которой я могла бы просто поболтать по телефону. Именно по этому, наверное, я даже не имела телефона. Это пожалуй верх понимания своего истинного одиночества, когда ты настолько глубоко осознаешь, что никому не нужна и тобой никто не интересуется, что и позвонить тебе никто не может, да и самой некому. Если бы у меня был мобильник, то единственный человек кому я бы могла позвонить – курьер интернет - магазина.
- Ты должна научиться быть полностью независимой, чтобы в любой ситуации сохранять себя. Если Михаил Геннадьевич решил что тебе надо заниматься, то это не просто так. Он не из тех людей, которые будут делать что-то без причин. Ты ему слишком дорога и он не хочет, что бы в критический момент ты оказалась беспомощной.
Его слова, казалось бы, должны были меня успокоить, но вот я всегда отличалась безумством и неумением понять и вовремя оценить ситуацию, что бы снизить ущерб.
- Да что ты вообще знаешь!?
Неужели это мой голос? Сколько оказывается в нем злости и ненависти?
- Он просто спихнул меня и все! Если бы он обо мне беспокоился, то не прислал бы тебя! – Сделав ударение на последнее местоимение, и вперив в него свирепый взгляд, я заметила, что его губы дрогнули в слабой улыбке. Хотя, наверное, это мне показалось, потому, что после этого он произнес всего два слова, и я снова пожалела, что не смогла вовремя остановиться.
- Четыре круга.
В дверном проеме вдруг опустело. Собрав свою разбросанную обувь, я поплелась во двор. Игнорировать его «приказы» я не могла, потому, что мой папа предупредил, что при дальнейшем неповиновении он просто отправит меня в «ссылку» к своему двоюродному брату, точнее в спортивный интернат, который был под его руководством и уж там с меня точно снимут семь шкур.
2

- Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Не зная, куда выместить злобу, которая во мне переливала через край, я лупила по боксерской груше, в спортзале, который опять-таки, находился у нас дома. Вдруг из глаз хлынули слезы.
Не дай Бог кто-нибудь это увидит. Слезы предательски бежали по щекам, из груди с каждым новым ударом вырывался непонятный и даже не естественный хрип. Хотелось просто двигаться и двигаться. Может быть пробежаться? Хотя нет, на сегодня мой лимит по забегам исчерпан. Цепь, на которой крепился снаряд, то и дело, от каждого удара, холодно звенела. Вот сейчас она заливается как колокольчик, но постепенно звук становится всё тише и тише. Сев на пол и скрестив ноги, осматривая непринужденно болтающуюся «грушу», я пыталась восстановить сбившееся дыхание. Интересно то, что чем тише лязгала цепь, тем меньше и меньше становился поток слез и к тому моменту, когда лязг металла прекратился – слезы остановились. Глаза будто обожгло огнем, как впрочем, и руки, которые теперь были красными и даже, показалось, что они стали больше. Вот именно показалось. Я сделала глубокий вдох, все еще пытаясь совладать с чувством «грани», при пересечении которой, предательский соленый поток хлынет снова.
- Развлекаешься?
Голос за моей спиной прозвучал томно и спокойно.
«Класс, только его тут не хватало. Не оглядывайся». – Предупредила я сама себя. – «Иначе он увидит».
- Угу.
Звук приближающихся шагов заставил меня слегка выпрямить спину. Угловым зрением я увидела, что Сергей поравнялся со мной. Пришлось резко подняться и отвернуться.
«Не хватало еще, чтобы он узнал какая ты на самом деле слабая. Ты не такая. Ты сильная. Ты можешь все пережить. И вообще это не его дело. Мои проблемы». – В голове крутились слова, которые больше были похожи на утешение самолюбия, чем на правду.
- Ты, разве, не собираешься, сегодня в тот ночной клуб, для которого купила то миленькое платье? – Сухо спросил он, даже не пытаясь посмотреть на меня.
«Миленькое платье!? Он что совсем болван!? Миленькое платье это пестрая тряпка, купленная в каком-нибудь универмаге, но никак не то, что я приобрела в одном из самых дорогих бутиков нашего города».
Я оглянулась, посмотрев на Сергея, который внимательно изучал грушу, только что истязаемую мной, в порыве глубокой ненависти и беспомощности, что-либо сделать с этим. Я смотрела на его затылок. Волосы были распущенны. Радость от того, что он не увидел меня в минуту такой слабости, вдруг сменилась досадой.
Никому нет дела до меня! Никто никогда не спрашивал у меня, как я себя чувствую или почему я всегда одна. Всем наплевать на меня. Захотелось вдруг подойти и посмотреть прямо в его глаза, чтобы он увидел, что я только что плакала, что на душе у меня паршиво так же, как сегодня днем было на улице, когда я совершала этот гребаный забег по его милости. Ведь если подумать такого состояния как сегодня у меня уже давно не было, а если быть точной, то со дня похорон матери. Я никогда не плакала, даже закрываясь в своей комнате. Лишь подавляла свои эмоции алкоголем, сигаретами и даже иногда легкими наркотиками, потому, что это был для меня единственный способ, хоть как-то избавится от всего негатива, что копился внутри меня. Но сегодня я не смогла сдержаться и просто разревелась как маленькая девочка и уже успела возненавидеть себя за эту слабость.
Неожиданно, он повернулся и подошел ближе. Уперев свой взгляд в пол, я решила продолжить свой путь к выходу из зала, демонстративно не замечая своего тренера. Однако стоило мне сделать всего один шаг, как я ощутила на своем плече его руку. Вот это скорость. Он что сверх человек?
- Отстань, фашист. – Пробурчала я, освобождаясь от его хватки.
После моего следующего шага, Сергей схватил меня за запястье и довольно резко но, в то же время спокойно, развернул к себе лицом. Глаз поднимать не хотелось, именно поэтому я продолжила гипнотизировать пол.
«Тут надо прибраться. - Мелькнуло у меня в голове. – Скажу тете Нине, пусть даст распоряжение Оксане».
По странному стечению обстоятельств, эта самая тетя Нина стала мне и папой и мамой и бабушкой и сестрой и подругой. Вот так вся моя семья и весь мой круг общения сузился до одной шестидесяти пяти летней женщины.
- Что случилось? – Он задал мне вопрос, подняв мое лицо за подбородок и всматриваясь в покрасневшие от слез глаза.
Мне вдруг захотелось все ему рассказать, выплеснуть все свои проблемы и пусть он хоть захлебнется в бурном потоке этих эмоций. Взять и вывалить на него все свои переживания, перекинуть часть той темноты, что затаилась в моей душе, но что-то во мне протестовало, и я сдержалась.
«Я сильная. У меня нет проблем. Я – избалованная и, наверное, самая стервозная малолетка во всей округе».
- Просто руки больно. – Пробубнила я чуть слышно и снова устремила свой взгляд в пол. Я и не врала. Руки действительно очень болели. Уверена - завтра будут синяки. Переведя взгляд на мои покрасневшие кисти, он сухо проговорил:
- Пошли.
Потянув меня за руку до маленькой комнатушки в конце коридора, Сергей открыл дверь и предложил войти. Я повиновалась. Так вот, оказывается, как выглядит комната моей «няньки». Маленькая, но уютная. Диван, письменный стол и большой книжный шкаф – это было все убранство этого уголка, ах и ковер с довольно большим ворсом. С правой стороны я увидела дверь.
«Ванная». – Подумалось мне.
- Присядь пока. – Он подвел меня к дивану. Его голос звучал спокойно и в нем не чувствовалось даже намека на какую либо жалость. Это меня порадовало, ведь сейчас мне бы хватило лишь слабого отзвука сочувствия и, я снова бы разразилась плачем.
Повиновавшись, без малейшего намека на сопротивление, я устроилась на довольно мягком диване. Зайдя в ту дверь, за которой, как я и сказала, скорее всего, находилась ванная, Сергей вскоре снова появился, держа в руках лед, полотенце и какой-то тюбик с кремом.
Взяв мои руки, он принялся сначала прикладывать к ним лед, а потом осторожно и, я бы даже сказала, мягко начал мазать их тем самым кремом. Я смотрела на все это как загипнотизированная. Моя «нянька» оказался не таким уж и черствым. А руки у него хоть и были сильные, но все-таки были довольно нежны. Да! Его руки были очень теплыми и нежными.
«Дура!» - Обругала я себя, поймав на мысли, что мне приятны его прикосновения. Что говорить это было намного приятнее, чем получать от него, то кулаком, то ногой.
- Теперь синяков не должно остаться.
Его голос показался мне таким далеким и тихим.
- Спасибо. – Отозвалась я, стряхивая с себя остатки зачарованности, вызванной его прикосновениями.
- Знаешь, есть очень хороший способ выплеснуть злобу, при этом, не травмируя себя. – Сергей посмотрел на меня. Его лицо было все также спокойно, но вот только теперь я заметила в его глазах… нет… не жалость – заботу и переживание. Он что, переживал за меня?
- Я не злилась! Это была тренировка. Я хотела отточить удары.
Вранье? Конечно! А что я могла ему сказать? Я ненавижу весь мир. Я ненавижу свою дерьмовую жизнь. Я ненавижу себя. И раз я не могу уничтожить все то, что ненавижу я, решила отыграться на ни в чём неповинном снаряде.
- Елизавета, ты занимаешься спортом с десяти лет и, я не поверю, что для тренировки ты просто забыла надеть защиту. – С легкой улыбкой ответил он.
А это было логично.
- Ну и что. – Пробубнила я, поднимаясь с дивана. – Просто забыла. Я же Лизка – я старалась придать своему голосу ту самую интонацию, которая могла бы свидетельствовать о моей беспечности и неорганизованности.
Колкости всегда давались мне лучше всего. Напялив на свое лицо невозмутимое подобие улыбки, я посмотрела на него. Сергей же смотрел в мою сторону. Аргумент, приведенный в мою пользу, конечно, должен был подкупить его, ведь это всегда срабатывало со всеми, вот только я поняла, что этого не случилось. Он будто читал мои мысли.
- У тебя все нормально?
Вот этот вопрос мне совсем не понравился.
- Эй! – Вскинулась я, пытаясь отшутиться. – Это нормально для меня. Просто ты еще плохо меня знаешь, поэтому применяешь логику. А ведь все давно знают, что к моей жизни логика никогда не имела никакого отношения.
А вот это - чистая, правда. Я, как мне всегда казалось, была самым нелогичным существом на планете, ну если не считать некоторых современных музыкантов.
- Ну, раз ты так считаешь… - Он вздохнул и, довольно скупая улыбка расчертила его лицо, но тут же исчезла.
Стоп! Это ещё что такое? Он что хочет сказать, что так хорошо меня знает? В любом случае продолжать эти дебаты и довольно пустой спор не было никакого смысла.
Поблагодарив его еще раз я вышла из этого маленького уютного мирка в свой - большой и направилась на кухню, где хозяйничала тетя Нина.