Екатерина Выдрина

про Васю
Сказка.
То ли в прошлом недалёком,
То ли в древности глубокой,
То ли где-то на востоке,
То ли в западных краях,
Но, конечно же, в России…
Жил да был мужик Василий.
Если сказку вы просили –
Вам история моя.

Жил с открытою душою,
Кушал щи да суп с лапшою,
Над речушкой небольшою
Он растил чудесный сад.
Всю весну – цветет долина…
Лета только половина –
Сливы, яблоки, малина,
Вишни средь листвы горят.

Тут бы стать богатым впору…
Только груши, помидоры –
Нет чтоб спрятать под запоры –
Раздавал за просто так.
Схоронил он мать-старушку,
И в избушке-развалюшке
Часто хлеба – ни краюшки…
В общем, Вася был дурак.

Не копил сребро и злато –
Дурню не бывать богатым!
Люди ездили куда-то –
Он деревья подрезал,
Песни пел, что было силы…
Раз друзья его спросили:
«Ну а странствия, Василий?»
Вася им в ответ сказал:

«Май стоит, лучист и светел,
Соловей поёт о лете,
Забегают в гости дети –
Всё на свете хорошо».
…Только жизнь бывает странной:
Стук раздался утром ранним,
И, прихрамывая, странник
В двери, как судьба, вошёл.

Вася удивлён немножко –
Гостя накормил окрошкой,
И ещё сварил картошки…
Надобно кормить гостей.
Сел расспрашивать о жизни –
Что там деется в отчизне…
Странник молвил с укоризной:
«Ты не знаешь новостей?

Иль тебе не рассказали,
Что страна сейчас в печали?
Что царевичу едва ли
Месяц суждено прожить?
Нам осталось лишь молиться…
Впрочем, Вася, дай напиться…»
Вася заварил душицы,
Просит: «Ну-ка, расскажи!»

Странник ликом изменился:
«Значит, слушай - появился
Змей-Горыныч… поселился
У Смородины-реки.
В месте, тихом и безлюдном,
Чтоб увидеть было трудно.
С тварью этою паскудной
Повстречались мужики.

Как боялись Змея люди!
Нету смелых – кто осудит?
Путь туда смертельно труден,
А в бою – надежды нет.
Наш царевич – без печали
Взял клинок дамасской стали.
Ну над ним и хохотали –
Где ж тебе, в двенадцать лет!

И сказал царевич: «Братцы!
Стар отец со Змеем драться.
Ну а мне уже двенадцать –
Меч могу держать в руке».
Песни пел восточный ветер, -
Слова страх не знают дети!
…Змей-Горыныча он встретил
На Смородине-реке.

Ночь вокруг огнём дышала,
Капал яд у Змея с жала,
Сталь свистела и дрожала…
…Утром умерла змея.
Царский сын к реке спустился,
Бросил меч, воды напился,
И водою отравился –
Был в воде змеиный яд.

Там-то, у реки, в бурьяне,
И нашли его крестьяне.
Жив… и кажется, не ранен.
Но в стране с тех пор печаль:
Всё худеет и бледнеет,
В страшных снах встречает Змея…
И чем дальше, тем сильнее
Душит кашель по ночам.

Старый царь сидит у сына,
Бороздят лицо морщины,
А на сердце грусть-кручина
Тайный оставляет след.
Не дают мальцу покоя –
Ходят лекари толпою,
Чем-то мажут, чем-то поят –
Только толку вовсе нет.

Обещает царь награду:
«Мне ведь многого не надо…
Кто спасет дитя от яда –
Щедрой дланью одарю.
Кто путь ко спасенью знает?»
«Тут нужна вода живая,
Но её ведь не бывает!» -
Отвечают все царю.

Созывает царь собранье,
Подданным даёт заданье:
«Есть ли смелость и желанье
Спасти царство от беды?
Кто дороги не боится,
Пусть езжает из столицы,
И царевичу напиться
Привезёт живой воды.

Первый – знатного пусть рода
Выбирают воеводу.
Из торгового народу
Пусть поедет в путь второй.
Из крестьянского бы люда
Выбрать третьего не худо…
Без меча и без валюты –
Но, однако, с головой.

Встали воины стеною:
«Мы весь свет пройдём с войною,
Жди нас, царь, с водой живою –
Всё решает сталь сейчас».
А купцы сказали: «Злато
Будет посильней солдата.
Если едет в путь богатый –
То вода, считай, у нас».

Царь их слушает, вздыхает:
«Мужичка вот не хватает!
Хоть дружина удалая,
Хоть купцы с тугой мошной –
Верю я ещё покуда
В доброту простого люда.
Пусть мужик поедет – будет
Он надеждой основной».

…За спиною пошептались,
Над безумным посмеялись.
Вслух царю сказать боялись –
Вспомнит ведь, что есть тюрьма.
Меж собой же порешали:
Старикашка от печали
Долго так не спал ночами,
Что сошёл, видать, с ума.

Завтра в восемь с половиной
Едет витязь без дружины,
Да купчина – молодчина
С полной золота сумой.
Мужика как не искали,
Не нашли – героев мало.
Мужикам и не пристало
Спорить с смертию самой!

А что будет – неизвестно…»
…Так рассказ закончил вестник.
Вася встал, пленён чудесной
И пленительной мечтой.
Взял он ложку, взял он чашку,
Новую одел рубашку,
И сказал, вздохнувши тяжко:
«Ну а я тогда на что?

Надо, чтоб он жив остался.
Мальчик – вишь, со Змеем дрался.
Если он не побоялся –
То и я уж – как-нибудь.
Что мне люди, что мне звери?
В милость Божию я верю…»
…Он припёр метлою двери
И ушёл – в далёкий путь.

Речка тихая струится,
Дремлет древняя столица,
За домами золотится
Предрассветный небосвод.
На лошадке мохноногой,
Неказистой и убогой,
Едет Вася по дороге,
Тихо песенки поёт.

Вот дворец… окинул взглядом –
Ходит старый царь по саду.
Вася шмыгнул за ограду
И немного загрустил:
Пред царём отважный витязь
Всем кричит: «Посторонитесь!
Трусы, вы всего боитесь –
Я ж страну хочу спасти!»

И купец ступает важно:
«Государь, и нам не страшно.
Можем мы и в рукопашной –
Но надёжней золотой.
Денег я не пожалею,
И к спасителю от Змея
Я дружины всей скорее
Прискачу с живой водой».

С этикетом незнакомый
Вася вежливо, как дома
В ноги кланялся седому
И уставшему царю:
«Мы в конце пути проверим
Кто из нас троих быстрее.
А за царское доверье
К мужикам – благодарю».

Васе царь заулыбался,
С ним по-братски лобызался:
«Что же я, дурак, боялся –
Аль не знаю мужика?
В мире нет людей вернее
Тех, кто хлеб растит и сеет…
Жду всех трёх с водой скорее –
Но дорога не легка.

Снился сон мне о дороге,
Одолеть её немногим
Суждено… и я в тревоге:
Кто дойдёт – ведь путь далёк.
За бескрайними степями,
За дремучими лесами,
Среди моря-окиана
Зеленеет островок.

Там, на острове, над кручей,
Дуб цепляет кроной тучи.
А под дубом тем могучим
Чуден камень бел-горюч.
А на дубе том гнездится
Гамаюн – вещунья-птица,
А под камнем тем таится
Ключ живой, целебный ключ».

Вот рассвет зазолотился,
Каждый в путь перекрестился,
И вперёд заторопился…
…Витязь на лихом коне
И купец на кобылице
Уж далёко от столицы…
Васиной же кляче снится
Скорость разве что во сне!

Васю мы пока оставим,
Взгляд наш к витязю направим –
Скачет полем он бескрайним,
Речка вдалеке течёт.
У реки во поле чистом
Длинногривых, золотистых,
Лошадей сзывает свистом
Лекарь, мудрый звездочёт.

Лекарь витязю лихому
Говорит: «Приди на помощь!
Лекарь я… зовут к больному –
Отлучиться надо мне.
Очень кстати наша встреча…
Пока старый лекарь лечит
Посиди, прошу, у речки,
Попаси моих коней».

Витязь отвечает: «Стоит
Мне общаться с босотою!
Не подпасок я, а воин –
Царь меня с водою ждёт.
Это, знаешь, только в сказке
Витязи идут в подпаски.
Жди хоть Рождества, хоть Пасхи –
Может, кто-нибудь придёт».

И умчался… вот удача:
Видит лекарь – кто-то скачет.
Видом проще – это значит
Что, быть может, не гордец.
«Попаси табун, о чадо!
Мне к больному срочно надо».
«Что мне, старый, твоё стадо!» -
Отвечал ему купец.

Пыль за ним не улеглася –
Подъезжает тихо Вася.
Спрыгнул вмиг с лошадки: «Здравствуй!
Что ты грустен так, отец?
Аль трава в полях не сытна,
Аль людей давно не видно?» -
«Нет, сыночек, мне обидно», -
Васе отвечал мудрец.

«Пред тобой двоих прохожих
Я просил помочь – и что же?
То ли лекарь я негожий,
То ли человек плохой…
Попасите мне лошадок, -
Говорю – к больному надо…
Двое из столицы-града
Умчались, махнув рукой!»

Вася сразу стал серьёзным:
«Поспеши, пока не поздно!
Ну какие тут вопросы –
Надо попасти коней».
Хлеба вытащил краюшку
И улёгся у речушки –
Посчитать в воде ракушки,
Старых раков меж камней.

Возвратился лекарь скоро:
«Да, поспел я, Вася, впору!
Ну теперь без разговору –
Дай лошадку мне твою.
Напою её водою,
Родниковой, непростою.
Туда съездить, Вася, стоит –
Там своих коней пою.

Коль напьётся лошадь ею –
Станет молнии быстрее.
Да и медленней стареет,
Век – считай, как у людей.
Я давно уже заметил…
Согласись, что в целом свете
Не найдёшь подобных этим
Аргамакам лошадей!»

Родниковою и сладкой
Напилась воды лошадка,
Вася отхлебнул украдкой,
Встал – и лошадь не узнал.
Конь стоит нетерпеливый,
Золотистой машет гривой,
Удила грызёт ретиво –
Он стоять уже устал!

На дороге пыль клубиться –
Птица медленнее мчится.
Этот конь и сам – как птица,
Над землёй почти летит.
Встретимся – вот удивитесь!
Слышите, купец и витязь?
Вы теперь не торопитесь –
Вася вас опередит!

Витязь же того не знает:
Васю он не вспоминает,
Звездочёта всё ругает
За святую простоту,
И на скакуне могучем
Едет по лесам дремучим.
Хоть стрелять и несподручно –
Птиц стреляет на лету!

Село солнце. Вечереет.
Скачет витязь всё быстрее –
Ведь в ночи доспех не греет,
Чудятся в кустах шаги.
Что так блещет и лучится?
…Мечется в силках Жар-Птица,
Силится освободиться.
Просит: «Витязь, помоги!»

«Кура, ты с башкой не дружишь!
Ей освободитель нужен.
Я б тебя сейчас – на ужин,
Ладно, дичи – завались.
Ты кричи, вдруг кто поможет…»
Ускакал по бездорожью.
Птица билась безнадёжно,
Защищая птичью жизнь.

Вот купец на кобылице
По лесной дороге мчится.
Горестно кричит Жар-Птица:
«Мне свободу подари,
Я услуги не забуду!»
Но купец – стремглав от чуда:
Ужас! Птицы, будто люди,
Научились говорить!

Птица уж кричать не может…
Тут ещё один прохожий -
Мужичонка, непохожий
На купца и на стрелка –
Подбежал, силки распутал:
«Ах, Жар-Птица, фу-ты ну-ты,
Опоздай на две минуты –
Задушилась бы в силках».

Чуть опомнясь от испуга,
Птица говорит: «Услугу
Не забуду. И как другу
Помогу. Ну, будь здоров!»
Птица крылья распустила
И в ночное небо взмыла -
В руки Васе уронила
Разноцветное перо.

Тонет лес в седом тумане…
Ночь уже вот-вот настанет.
Вася на лесной поляне
Отпустил пастись коня.
На траву улёгся просто,
Сонно посмотрел на звёзды…
Так весною пахнет воздух –
Хочется весь мир обнять!

…Видит витязь – ночь настала.
Конь споткнулся – подустал он,
Свищет чибис запоздалый…
Сзади слышен топоток:
«Нет, вы как не торопитесь,
От купца не удалитесь!»
Встретились купец и витязь,
Запалили костерок.

Тени прыгают во мраке,
Ежится купец от страха,
Липнет ко спине рубаха…
Неуютно как в лесу!
Неуютно, неспокойно…
Кто-то заунывно воет.
С тварью встретишься лесною –
Тут и деньги не спасут!

Ныл купец – а витязь слушал.
Певчих птиц с десяток скушал,
И купцу излил всю душу:
«Ты, купец, давай – не ной!
Ну и что, что неспокойно?
Ведь недаром же воин.
Так что нас, считай, что трое –
Ты, да я, да меч стальной.

В мире сталь всего сильнее,
Тот силён, кто гибель сеет.
Ты со всей деньгой своею
Дня не выживешь в лесу».
А купец в ответ: «Я снова
Буду здесь… и право слово,
С лесом поступлю толково –
На деляны разнесу!»

Витязь хоть не признавался –
Леса тоже опасался.
Лес шумел и волновался
Тёмной, до небес стеной.
…Поутру до солнца встали,
По коням – и поскакали!
И костра не затоптали:
Торопились за водой.

Туча собралась над ними –
Разразился страшный ливень.
Как хлыстами бьёт тугими
По лицу и по груди.
Только ливень стал потише,
Витязь закричал: «Я вижу
Гору до небес – иль выше,
Не проехать, не пройти!»

В гору лезть совсем не стоит –
Так на склонах ветры воют,
Так вершиной снеговою
Зацепляет облака…
Как положено в фольклоре,
Узкий ход ведёт под гору.
Говорит купец: «Без спору –
Не пройти туда никак».

Хмыкнул витязь: «Ну и что же?
Мы – пройдём! Меня тревожит
Что огня разжечь не сможем –
Промочило всё дождём».
Глядь – изба на курьих ножках,
Роет землю у дорожки.
Крючковатый нос в окошке –
Баб-Яга всегда с огнём!

Витязь – бах мечом в окошко!
«Эй, старуха! Бабка-Ёжка!
Ну-ка, дай огня немножко –
Иль мечом пощекочу».
Бабка-Ёжка вышла злая:
«Ну и кто там выступает?
Этикету кто не знает –
Очень живо научу!»

Как Ягу купец услышал,
Витязя он просит: «Тише!
Ты с мечом – поверь, тут лишний!
Я вопрос сейчас решу».
И – к Яге: «А ну-ка, слушай!
В общем, так… огонь нам нужен.
По деньгам – ты явно в луже,
Рада каждому грошу.

Ты, Яга, не выступай-ка,
В дырах у тебя фуфайка,
Да и крыша твоей стайки
Протекает – только тронь.
Не устраивай нам сцены –
Ты без денег несомненно!
Ну а я любую цену
Заплачу за твой огонь».

Баба-Ёжка хмурит брови:
«Кто ж так стариков злословит?
Чё, богатый да здоровый –
Ты-как-там-тебя-зовут?
Я тебе не Прометея!
Всё, что нужно, я имею!
Я на пенсию злодея
Припеваючи живу!»

Витязь вынул меч из ножен:
«Надо с ней, купец, построже!»
Говорит Яга: «А может,
Поумерите свой пыл?
Просто ужас, как мне страшно!
Так что будешь ты, отважный,
Серой крысою домашней –
Чтобы старшим не грубил!

Так…купец. А ты без сказа –
Стань-ка жабой пучеглазой!»
Неожиданно и сразу
Совершились чудеса:
Кони бьют копытом камень,
Крыса бегает кругами,
Жаба дрыгает ногами,
Пучит, квакая, глаза.

Тут к избе Яги, конечно,
Вася выехал поспешно.
«Так. Ещё один нездешний –
Многолюдность мне претит».
Вася с лошади спустился,
Бабе-Ёжке поклонился:
«Здравствуй, бабушка! Я сбился
Видно, с верного пути».

Баб-Яга стучит клюкою:
«Ох! Я с шушерой такою
Наобщалась – нет покою!
Прям на наглеце наглец.
Объясни – что это значит?
Что у вас всех за задача?»
Отвечает Вася: «Скачут
Где-то витязь и купец.

Третий – я… не будем спорить,
Помоги, прошу я, горю –
Я ищу дорогу к морю
Чтоб царевича спасти.
С Змей-Горынычем он бился,
Ядом Змея отравился…
Чтоб царевич исцелился –
Нужно воду привезти».

Баба-Ёжка засмеялась:
«Мало что от двух осталось!
Побуянили тут малость
Пред старухой – уж поверь.
В общем – сильно не дивися –
Витязь стал домашней крысой,
Бородавчатой и лысой
Жабой стал купец теперь.

Эти двое проезжали –
Жгли костры и птиц стреляли,
И огня не затоптали…
Ладно, что я тут живу –
Лес Дремучий мне товарищ,
И не терпит Лес пожарищ…
Только чую запах гари –
Тучу с дождиком зову.

А как эти мне попались,
Я чуть-чуть поразвлекалась.
Если бы не издевались –
Не попомнила бы зла.
Ну а так – была в запале,
И слегка поколдовала…
Эх! Давно не превращала –
Просто душу отвела!»

Вася молвил огорчённо:
«Ох, бабуля – дурачьё мы!
Этикету не учёны…
Да ведь мы – народ простой.
Понимаю, непорядок,
Но ведь за водой нам надо…
Сделай их людьми – в награду
Отслужу тебе потом».

«Ты какой-то, Вася, странный!
Нет уж, служба не нужна мне.
Снова колдовать не стану –
Не смогу наоборот.
Я – поверь! – не очень злая.
Но уж этим – точно знаю, -
Только лишь вода живая
Облик истинный вернёт.

Принеси – коль с ними дружен.
А теперь – меня послушай.
Видишь эту гору? – нужно
Узкий ход в горе найти –
И насквозь пройдёшь под нею…
Всё! Обратно жду скорее!
Да – твой конь пройти сумеет,
А другим там не пройти».

В путь пустился Вася. Вскоре
Обнаружил ход под гору
И с конём спустился в нору.
Темнота – хоть глаз коли!
Беспроглядный мрак клубиться…
Вася взял перо Жар-Птицы –
И сияет, и лучится
Камень в глубине земли!

Озаряет тёплым светом
Изумруды-самоцветы…
В мире им подобных нету!
Но Василю не до них –
Не до сказочных чертогов…
Тут – пора молиться Богу.
Может одолеть дорогу
Он один из всех троих.

Конь храпел и волновался –
Кто-то следом тихо крался.
Но Василий не боялся –
Что бояться мужику!
…Отсвет на подземных скалах…
Всё! Нора кончаться стала.
Вася шёл и шёл – и встал он
На высоком берегу.

Морю нет конца и края,
Вьются в небе чаек стаи,
А вода в нём – голубая,
Отражает небеса.
Где ж тут остров, дуб могучий?
Вся надежда – лишь на случай…
Среди белых волн кипучих
Не белеют паруса.

Вася смотрит и вздыхает:
«Да… задача не простая.
Но чего-то ожидая –
Мы тут, конь, с тобой помрём.
Корабля нет – вот досада!
Мается дитя от яда…
В общем, думаю, нам надо
Встретиться с морским царём.

Песня путь найти сумеет…
Слышишь, царь? Пою тебе я
О царевиче и Змее…» -
И запел – как жизнь спасти,
Да о русской о печали,
О богатстве и о стали,
Да о встречах неслучайных,
Что случаются в пути.

Как дитя со смертью спорит,
Об отцовском горьком горе…
Тут вскипело сине море –
Волны бьют о брег крутой.
Как волненье стало тише –
Царь морской из пены вышел.
Васи раза в два повыше,
Весь оброс морской травой.

Царь гудит: «Живу лет двести –
Вижу первый раз, чтоб честен
Человек был даже в песне…
Я забыть уже успел
Что отвага есть на свете,
Что Жар-Птицу можно встретить,
Что сильнее Змея – дети…
Славную ты песню спел.

Найти остров в море синем
Помогу тебе, Василий.
Я, конечно, не всесилен,
Но уж для тебя – рискнём.
Вам – удачи да успеха!
Смелым море – не помеха.
Чтобы море переехать –
Стань ты, конь, морским конём!

В путь, на остров. Ну, счастливо!»
Вмиг волной морской бурливой
Стал прекрасный, златогривый
Быстроногий Васин конь.
По волнам волною мчится,
Грива водная струится,
А во взгляде золотится
Не морской – земной огонь!

На коне морском над бездной
Мчаться страшно и чудесно!
По просторам неизвестным,
По дорогам неземным.
На волне, на самом гребне –
Над подводным миром древним,
Над дворцом морской царевны,
Над сияньем глубины.

Вот и остров показался –
Конь морской быстрей помчался.
Вася морем любовался –
Тёк вокруг живой хрусталь.
Остров… берег из гранита.
А на круче – дуб стоит там.
В берег бросил конь копыта –
И конём обычным стал.

Над обрывом и над кручей
Дуб цепляет кроной тучи,
А под дубом тем могучим –
Цвета белого валун
Снежной радугой искрится.
На дубу в ветвях таится
Удивительная птица –
Это птица Гамаюн.

Только ликовать не стоит –
Нет ключа с живой водою!
Может, было лишь мечтою
Всё, что видел царь во сне?
Вася к птице обратился:
«Птица, я к воде стремился,
Чтоб царевич исцелился.
Очень нужно воду мне!»

Птица с дерева слетела,
Засвистала и запела:
«Вася, здесь пришельцам смелым
Три вопроса задают.
Чтобы ожил ключ – ответить
Должен ты. Вопросы эти –
Что ценней всего на свете?»
И ответил Вася: «Труд».

Шелохнулся камень белый:
«Миром правят меч и стрелы,
Деньги много могут сделать…
Ты умён не по годам –
Так мудры одни лишь дети…
Что ж, скажи, а ты заметил
Что нужней всего на свете?»
Вася молвил: «Доброта».

«Смелое сказал ты слово, -
Скрипнул старый дуб сурово,-
Для вопроса непростого
Ты постой ответ готовь.
Рад родную душу встретить…
Вот вопрос, Василий, третий:
Что сильней всего на свете?»
Вася отвечал: «Любовь».

Гамаюн вскричала: «Славно!»
Старый дуб качнул ветвями,
А из трещины на камне
Ключ целебный зажурчал.
Плещется струя живая,
И искрится, и играет,
Переливчато блистает
В ярких солнечных лучах.

Нет воды светлей и чище…
«Пей, Василий, - птица свищет, -
Обретает тот, кто ищет…
Всё прекрасно, не грусти!
Но меня послушай всё же –
Будь в дороге осторожен.
Исцелять вода не сможет,
Если ты умрёшь в пути!»

Что ещё просить для счастья?
Кто без денег и без власти
Одолел в пути напасти –
И сидит погожим днём
Рядом с вещей птицей чудной…
Бьёт источник неоскудно,
Вкус воды представить трудно –
Лёд, разбавленный огнём!

Льётся жидкий свет во фляжку,
В брызгах Васина рубашка,
Но давать себе поблажку –
Русский не привык мужик!
Хватит чудом любоваться…
Тот, кому всего двенадцать –
Ждёт… он должен жить остаться.
Что же время так бежит?

Пред живым ключом печально
Положив поклон прощальный,
Вася в путь пустился дальний…
Верный конь под кручей ждал –
Оглянулся, встрепенулся,
И волною обернулся.
К Васе под ноги метнулся
И по морю поскакал.

Небо так бездонно-чисто…
Путь ажурной пеной выстлан.
Крики чаек… каменистый
Берег, где он песню пел.
Бьёт волна о камни смело –
В брызгах радуга взлетела…
Васин конь стал снежно-белым –
Он в дороге поседел!

Вход в пещеру… вниз спустились.
Тьма подземная сгустилась.
А перо в руках лучилось
Тёплой ласковой звездой.
Вася пел… что оставалось? –
Чтоб унынье не подкралось.
Твари ночи побоялись
Этой песенки простой.

И никто не крался следом,
Чтобы ими пообедать…
А Василий напоследок
В щель в стене воткнул перо –
Как светильник для народа…
Если в будущие годы
Кто пойдёт подземным ходом –
Может, помянёт добром!

Огляделся… у дорожки
Нет избушки Бабки-Ёжки!
Вытоптан лужок немножко…
Ну а больше – ни следа.
Из-под веток барбариса
Выползают жаба с крысой.
Так желают исцелиться –
В землю смотрят от стыда!

Может, это непритворно?
Вася окропил проворно
Их водою чудотворной –
Встали витязь и купец.
Васю крепко обнимали,
Васе руки пожимали,
Васю хором восхваляли –
В общем, Вася молодец.

Витязь молвил: «В самом деле
Мы к одной стремились цели.
Но не все дойти сумели –
Бабы-Ёжки в том вина.
Что ж воды – такая малость?
Если б мы там оказались –
Мы бы уж не постеснялись
Ключик вычерпать до дна».

Говорит купец: «Богатым
Можешь стать… всего-то надо
За умеренную плату
Дать болящим полглотка.
Не стыдись пути второго –
Из источника живого
Набери водички снова –
Бочку… чтобы – на века!»

Вася отвечал: «Ни разу
До сего не слышал часа
Чтобы где-то по заказу
Чудеса случались вдруг.
Этак вовсе жить неладно…
Нет! До денег я не жадный.
Выпьет пусть воды прохладной
Мальчик из мужицких рук.

Пусть спаситель над от змея
Исцелится поскорее…
Пусть он больше не болеет –
И довольно для меня», -
Он крестьянскою походкой
Отошёл, вздохнувши кротко,
И потеребив бородку,
Сел на верного коня.

Кони добрые достались
Витязю с купцом… дождались,
И на посвист отозвались –
Трое верховых в пути.
Но в картине, нам привычной,
Всё же есть одно отличье –
Белый Васин конь по-птичьи
Всех вперёд бежит-летит!

Лес Дремучий миновали,
Солнышко садиться стало.
Ну а путь ещё немалый,
До столицы далеко.
Где в полях поток струился,
Васин конь остановился...
Над землёй туман сгустился –
Белый, словно молоко.
Золотом в туман плеснуло:
Дрогнула земля от гула.
Непонятно, что подумал
Наш купец, поднявший крик.
…Замер весь табун по знаку –
Звездочёт в вечернем мраке
На красавце-аргамаке
Перед Васею возник.

Всем троим вглядевшись в лица,
Лекарь молвил: «К нам стучится
Горе. Надо торопиться.
Молится за вас отец.
Я дитя сегодня видел…
Вася, утром – поспешите!
Будет солнышко в зените
И царевичу конец.

Мертвецов не воскрешает
Даже и вода живая.
Вы успеете – я знаю!
Вася, осторожен будь».
Миг… табун в галоп сорвался,
И в тумане затерялся.
След копыт в траве остался,
Дрожь земли слышна чуть-чуть.

Ветерок повеял южный…
Тут купец и витязь дружно
Говорят: «Василий, нужно
Делить воду на троих.
Не всегда с тобой удача…
Если смерть настигнет – значит,
Что к царевичу прискачет
Кто останется в живых.

Об отчизне размышляли,
И пришла нам мысль такая…
Правда ведь, никто не знает,
Что случится поутру.
Разве б мы себе просили?»
Отвечает им Василий:
«Ведь вода теряет силу,
Если только я умру».

Пошептались тихо двое…
«Что ж, Василий, нам с тобою
Побыстрей с водой живою
Надо утром прискакать.
А пока – вздремнём часочек…
Коротки весною ночи.
Лишь забрезжит – в путь. Но впрочем,
Надо всем троим поспать».

В предрассветный час тревожный
Васю витязь осторожно
Тронул за руку: «Нам можно
В путь. Давай, попей, чайку».
Вася пьёт – питьё как пламень.
Чашку он двумя глотками
Осушил – и пал на камни
У реки на берегу.

Витязь и купец в тревоге
Побеседовать о многом
Умудрились по дороге.
Едем – заговор плетём.
Чтобы курам на смех – вместо
Них мужик вернулся с честью!
Надо подвиг – в неизвестность
Превратить любым путём.

Чтоб вода не потеряла
Свойств целебных – не пристало
Сразу убивать… блуждала
Мысль – и выход найден был.
Зельем сонным напоили,
Жилу Васе отворили,
Руку в воду опустили,
Чтоб часа хоть три прожил.

Спит… и сон Василю снится:
Вот летит его Жар-Птица
И на грудь ему садится,
Грудь терзает и клюёт.
«Вася, Вася, сон смертелен,
Вытекает кровь из тела!
Вася, что же ты наделал –
Солнце над землёй встаёт!»

Снится древняя столица,
Снятся стены и бойницы,
Снятся конь и кобылица –
По дороге пыль летит.
«Витязь, мысль удачна очень!
Знаешь, под покровом ночи
Можно делать всё, что хочешь –
И никто не уследит!»

Захихикали ехидно…
Вот уже ворота видно –
Всё! Победа! Им не стыдно:
Есть вода – нет дурака.
Ну! Вперёд! Ещё немножко!
…У ворот, вместо сторожки –
Глядь, изба на курьих ножках.
На крыльце сидит Яга.

Кони встали, захрапели;
Всадники – похолодели…
«Что, родимые, поспели?
Тормозите у крыльца,
Торопились-то напрасно…»
С удовольствием опасным
Заявила громогласно
Бабка нашим молодцам.

«Я, конечно, не святая,
Но уж слово соблюдаю!
Я слегка подозреваю,
Что вам нужен государь…
Значит, так… для негодяев
Популярно объясняю:
Крыса с жабой – неплохая,
Тоже, в общем, Божья тварь!

Нет, не плачьте. Не поможет.
Эх, меня досада гложет –
Вам двоим до тварей Божьих
Видно, ввек не дорасти.
С грустью превращаю, честно!
Жабы с крысами – полезны,
И для них совсем не лестно
Вас в родню приобрести».

Полыхнул холодный пламень –
Крыса бегает кругами,
Жаба дрыгает ногами…
…Кто летит во весь опор?
Белый конь в просторе синем –
Да! Проснулся наш Василий,
Когда мрак над ним, бессильным,
Смертное крыло простёр.

А Жар-Птица той порою
Фляжку вмиг с водой живою
Подхватила… и стрелою –
К Васе. Вновь в его руках
Память о волнах кипучих,
Да о дубе о могучем,
О живом ключе над кручей
Да о птице в облаках.

Не был даже миг потерян –
Во дворце открыты двери,
Вася повторяет: «Верю,
Боже, верю в чудеса!»
Царь в потрепанной одежде…
Но увидел Вася прежде
Чем царя – с такой надеждой
Ввысь глядящие глаза.

Так и встретились случайно
Взгляд царевича печальный
И мужицкий, полный тайной
Нерастраченной любви.
«Пей, царевич наш бесстрашный!
Сразу перестанешь кашлять.
Змеев всех – пусть знают наших! –
Победим… ты лишь живи».

Вот – вода живая в деле…
Губы вмиг порозовели,
Мальчик сел в своей постели –
Ну а Вася на пол сел.
У Василя крови в жилах
Не осталось… но решил он –
Счастье голову вскружило,
От него и ослабел.

Закружились в беспорядке
Чьи-то белые перчатки,
Окна в небо – и брусчатка,
Пол – а может, потолок.
Стены выпятились грозно…
…Голос, детский и серьёзный,
Вдруг сказал: «Пока не поздно,
Ну-ка, Вась, допей глоток».

…Вот такое, братья, спелось.
Это всё, что мне хотелось
Рассказать… про честь и смелость,
Про друзей и про врагов,
Что отвага есть на свете,
Что Жар-Птицу можно встретить,
Побеждают Змея дети
И сильней, чем смерть – Любовь.

А у Васи – всё как надо.
Отказавшись от награды
Раздаёт плоды из сада.
Мало дураков таких,
Кого жизнь не изменяет.
К ним Жар-Птицы прилетают,
В гости дети забегают,
И царевич – среди них...
с. Большое Сорокино сентябрь-ноябрь 2007г.

Екатерина Выдрина

Лекарство от простуды

 

Костёр как живой   Он похож на Жар-Птицу…                                                                                                                                                        В. Крапивин

 

 

   Жар-Птицы, как известно, получаются в результате безалаберности людей.

   Мне об этом не рассказывали. Я сам понял, когда был ещё совсем маленьким. Я даже помню тот день, когда нашёл отгадку на непростой и долго меня мучивший вопрос.

   В окошко светило солнце. В золотисто-рыжих лучах сверкали пылинки. За окошком было хорошо. У меня в комнате – не очень.

   На тумбочке лежали «Русские народные сказки» с картинками, стояла кружка с морсом. И белели три пачки препротивнейших таблеток. Я болел.

   У меня был затяжной тра-хе-о-брон-хит.

   Когда я слышал название своей болезни, у меня тут же начинало хрипеть в горле, а потом я кашлял и никак не мог остановиться.

   Зачем доктора придумывают такие противные слова?

   Не было бы слова – и никто бы не кашлял так сильно и подолгу. Я всё лежал и думал, как бы мне такое слово найти, чтобы сказать – и тут же в горле бы перестало першить и кашель прошёл, и я бы стал здоровый.

   Раз есть название для болезни, должно быть и название для выздоровления.

   И вот, листал я в сотый раз за эти три недели сказки, картинки смотрел. Жар-Птица там была ненастоящая. Художник их, видно, в жизни не встречал. Разве могут быть у Жар-Птицы ресницы загнутые и чёрные, будто она красилась? Терпеть не могу крашеных.

   Я размышлял о том, откуда берутся Жар-Птицы и где они живут. Почему-то в сказках об этом ничего не писали. Там писали только о том, как их ловить, но я-то понимал, что ни капли правды в этом методе с корытами, пшеном и пивом нету. Потому как Иван вовсе не такой дурак, чтобы всем встречным говорить, как надо ловить такую редкую и ценную птицу. Он сказочнику байку о ловле рассказал, а тот и записал. Пусть жадные и глупые, кто хочет Птиц продавать, попытаются – всё равно ничего не выйдет. Жар-Птицы пиво не пьют.

   В тот день я понял, что Жар-Птицы получаются в результате безалаберности людей. Долго думал и понял.

   Они выводятся из непогашенных костров. Больше-то неоткуда, сами подумайте.

   Костры жгут мальчишки и лесники, туристы и дачники, бомжи и рабочие. Потом дожидаются, когда костёр прогорит, или гасят его – песком, водой, ногами. Если где-то и остался уголёк, это не страшно – он погаснет.

   Иногда безалаберные люди оставляют костры непогашенными. Уходят, надеясь, что «сам прогорит».

   А безнадзорный огонь пляшет на сучьях, блестит и струится, радуется, что его не погасили. Безнадзорный огонь силён и горяч. В самом центре костра появляется яркая точка – и когда всё погаснет, она одна светит золотистым отблеском.

   Это яйцо Жар-Птицы.

   Светится оно, ясно дело, только ночью. И остаётся в костре недолго. Потому что к появившемуся из безнадзорного огня яйцу. Прилетают Жар-Птицы, уносят яйцо, прячут и высиживают по очереди – всем ведь хочется поучаствовать в таком интересном деле.

   Караулить их, наблюдая за непогашенным костром, бесполезно – ведь тогда огонь не безнадзорный и яйца не получится.

   Так что это очень хорошо, что Жар-Птицы существуют, потому что огонь отдаёт всю силу яйцу, чтобы птенец зародился.

   Иногда что-то идёт не так, и яйцо не появляется. Огню некуда девать силу, и он начинает ползти в стороны. Так получаются пожары.

   Представляете, сколько было бы пожаров, если бы не Жар-Птицы?

   Они любят жёлтое и сияющее. Золотистое.

   Поэтому весной Жар-Птицы живут на полянах одуванчиков и куриной слепоты, ночуя среди цветов. Когда тепло, они не очень горячие, и цветам их ночёвка не вредит. Летом они прячутся в жёлтых колосьях ржи и пшеницы, осенью улетают в берёзовые леса и поют среди жёлтого листопада.

   Зимой они собираются в стаи – есть только одно место, где они живут зимой.

   Нет, конечно это не витрина ювелирного магазина. Они же не сороки, чтобы увлекаться всякими блестящими брошками и колечками.

   Зимой они слетаются к золотым куполам храмов и там ожидают весны, очень умело прячась от людей. Они ночуют прямо на куполах и крестах – мороз им не страшен, потому что когда холодно, они ужасно горячие. Только иногда утром в сугробах во дворе храма можно увидеть протаявшие лунки – это ночью птицы купались в снегу.

*  *  *

 Когда на обед пришла мама, я ей всё хотел рассказать. Ведь мама много работает и ей некогда подумать о том, откуда берутся Жар-Птицы.

   Она не дослушала и засмеялась:

   - Ты большой выдумщик, Василёк. Сказок начитался?

   И пошла греть обед.

   Я лежал и думал дальше.

   Мне ужасно надоело болеть, и я придумал, как вылечиться.

   Летом Жар-Птица не очень горячая. Надо подержать одну у груди – не обожгусь ведь, а болезнь обожжётся.

   Чем больше я думал, тем сильнее понимал, что достать Жар-Птицу – единственное средство избавиться от тра-хе-о-брон… хита, чуть не забыл. Как только выздоровею, срочно забуду противное слово.

   Мама позвала меня есть, и я ей за обедом объяснил, что мне срочно нужна Жар-Птица. Вот позарез.

   Она пожала плечами и сказала, что у неё нет времени бегать по базарам и искать несуществующую птицу.

   Да не продают их на базарах! Я обиделся и надулся – всё казалось так просто.

   Потом зазвонил звонок.

   Это пришёл наш участковый педиатр – молодой, со светлыми непослушными волосами и весёлый. Я вообще врачей недолюбливаю, но этот мне нравился. Быстрый такой, а всегда поговорит о жизни, пока стукает, слушает и горло смотрит. Потом одним шагом перелетит к столу – только светлые волосы взметнутся, пишет что-то, блестящими глазами на тебя смотрит и улыбается. Если ещё и уколов не ставит – совсем хороший.

   - Ну что, Вась? Без изменений?

   - Кашляю. Надоело.

   - Ясно дело. Любому надоест. Привязалось ведь…

   Он очень хотел меня вылечить. Лекарство менял, всякие хитрые сочетания придумывал, но мы поздно болезнь лечить начали, когда я уже полторы недели кашлял, и она успела стать большой и цепкой – никакие лекарства не брали.

   Но в конце-то концов, ему же хочется меня вылечить?

   И пока он меня смотрел и писал, я ему объяснил насчёт Жар-Птиц. Что позарез надо, а то не уйдёт болезнь.

   Он не стал говорить, что ему некогда бегать по базарам. Положил ручку и задумался. Потом спросил:

   - А как они выглядят?

   - У них перья разноцветные. Но обязательно жёлтые есть.

   Доктор кивнул на нашего попугая:

   - А этот… не Жар-Птица случайно? Разноцветный. И перья жёлтые есть.

   - Не-а. Жар-Птица больше намного. Только я не знаю, как её достать, потому что они людей боятся и притворяются, будто они не Жар-Птицы.

   Он подумал ещё и пообещал:

   - Посмотрим. Разноцветную, большую и с жёлтыми перьями.

*  *  *

Вечером я запустил из форточки бумажного голубка, выкрашенного в жёлтый цвет. Жёлтый фломастер, правда, закончился, но дело того стоило. Под крылом было написано так:

«УВАШАИМАЯ ЖАР-ПТИСА.

ПРИТВАРИСЬ КЕМНИБУДЬ И ПОПАДИС

НАГЛАЗА НАШЕМУ ДОКТОРУ

ПОЖАЛУСТА А ТО КАШЛИТЬ НАДОЕЛО

                                                 ВАСЯ»

   Я, конечно, знал, что слово «птица» пишется не через букву «с», а через какую-то другую, но я учился ещё в первом классе и эту другую мы ещё не проходили, я её только читать умел с дошкольного ещё возраста, а писать её нас не научили.

   На следующий день доктор со светлыми волосами принёс в большой хозяйственной сумке Жар-Прицу.

   Уселся на стул, сосредоточенно хмурясь, расстегнул замок.

   - Вроде она. Но учти – я её только на час позаимствовал. У хозяйки на огороде что-то клевала. Хозяйка говорит – часто прилетает, непонятно откуда, но вежливая, гусениц клюёт, посадок не портит, она её не гоняет.

   Сумка шевельнулась, осела на землю, и на пол величаво шагнула огромная птица с блестящей красно-зелёной шеей, жёлтой грудью и спиной и хохолком на голове, почти скрывавшем маленький гребешок. Хвост фонтаном струился по полу, а по бокам его висели чудесные пушистые пёрышки-висюльки, в пятнышках.

   Птица умно глянула на меня жёлтым глазом и расправила правое крыло – оо сверкнуло радугой.

   Конечно, это была Жар-Птица!

   Доктор вздохнул.

   - Она только не светится сейчас. День, светло. Сам знаешь – если свечку поставить в солнечном луче - огня видно не будет. А ночью – видно. Чем непроглядней мрак, тем ярче огонь.

   - Знаю, - шепнул я, - они поэтому летом не очень горячие, чтобы им жарко не было. А зимой – дотронуться невозможно.

   Птица шагнула ко мне, я взял её на руки и прижал к груди. Рассматривал чудесные перья, шепотом разговаривал.

   - Спасибо, Птица.

   Золотистые солнечные искры скакали туда и сюда, Птица не вырывалась, молчала доверчиво. Она была горячая – сквозь перья слышно, гораздо горячее человека. Я был счастлив целые десять минут, пока доктор что-то писал.

   Потом он встал и сказал:

   - Пора, Вась.

   И спрятал молчаливую Птицу в хозяйственную сумку.

   Мне было чуть-чуть жаль, но я понимал, что Птице надо домой, она голодная и не может долго у меня быть. Да и не надо долго. Болезнь уже сгорела.

   Я сказал доктору:

   - Смешно. Моя мама говорила, что Жар-Птицы несуществующие.

   Через три дня я был совсем здоров.

*  *  *

            Когда доктор был у нас последний раз, я услышал, как он говорил на кухне с мамой.

   - Всё-таки психологический фактор играет огромную роль в механизме выздоровления - сами видите. Мальчик поверил и выздоровел. Хорошо, что он городской житель, и не знает, что на свете существуют разные породы петухов – и с маленькими гребешками тоже. Этот приблудный часто в огород хозяйки залетает. И на петуха-то не совсем похож, интересная порода. Благо, не кричит почему-то никогда. Я всё боялся, что «Кукареку!» раздастся.

   Мама вздохнула и сказала:

   - Да, с деревенским мальчиком такое бы не прошло.

   - Ну, деревенскому пришлось бы принести большого попугая…

   Они тихонько посмеялись.

   - Доктор, никогда не забуду вашей заботы о сыне. Мы так благодарны! Я, простите, сначала возмутилась ребяческой затее. И ведь отчаялись уже, он так ужасно кашлял, прямо задыхался.

   Доктор, уходя, тихо-тихо сказал маме:

   - Лечат не только лекарствами.

   Они думали, что я их не слышу.

   А я слышал, только старался, чтобы они меня не слышали, потому что смеялся.

   Здорово мы с Жар-Птицей схитрили, что она притворилась обыкновенным петухом и никто ничего не заподозрил, хотя она по-петушинному петь не умела.

   Ещё не хватало, чтобы все поняли, что Жар-Птицы есть, и стали на них охотиться.

*  *  *

Я, конечно, всё потом объяснил маме.

   Начёт петухов и Жар-Птиц.

   До сих пор с благодарностью вспоминаю молодого доктора со светлыми волосами и Птицу, которая откликнулась на записку и вылечила меня.

   Одно только странно.

   Прошло немало лет. Я уже взрослый.

   Но, кажется, моя мама до сих пор уверена в том, что доктор принёс в хозяйственной сумке обыкновенного петуха.                                                                                                                        

 зима 2002г. 

Не нам, не нам, но Имени Твоему… Надпись на медали за Бородинское сражение

Дежурство было самое обычное, то есть суетливое и бессонное.
День ещё прожили более-менее, даже суп успели сварить и наполовину съесть, что по нынешним дежурствам стало редкостью. Потом пошёл вечерний контингент большого города – автотравмы, ножевые ранения, бомжи с переохлаждением (потому что уже не май).
Потом лечили симпатичную собачку доктора-эндоскописта. Собачка болела, и человеческие доктора (лучшие умы больницы, между прочим) пытались собачью болезнь вылечить. Это было сложно, потому что собачки по-человечьи не говорят, а мы как-то привыкли с больными хоть чуть-чуть пообщаться.
Потом мой заведующий искал свои очки. Очки исчезли где-то после обеда в просторах второй больницы, а оперировать без них неудобно. Стол операционный приходится ниже пояса опускать…
Подняты были на поиски медсёстры приемного и оперблока, реаниматологи и ординаторы-хирурги, как люди юные и подвижные. Очки не нашлись – по способностям терять вещи и забывать их местонахождение с моим заведующим сравнятся немногие. Меня попытались притянуть к процессу, но тут как раз привезли молодого осетина с ножевым ранением в живот – и пришлось заниматься дыркой в животе, а не очками.
Зашив рану печени и написав историю – снова вниз, в приёмное. Шёл второй час ночи, и хирурги решили поработать – сначала взяли в операционную тупую травму живота, потом ножевое в шею. Конечно, день почти не работали – ночь же брала своё.
В начале шестого утра мы наконец добрались домой – на седьмой свой этаж, в состоянии плохого понимания окружающей действительности. Расползлись по койкам.
Утро пришлось посвятить дописыванию ненаписанного ночью, осмотрам прооперированных накануне и дискуссиям с анестезиологами. Поэтому в десять часов добредя до комнаты хирургов и обнаружив там вчерашнюю бригаду почти в полном составе, оставалось только пожать плечами. Безумные мы люди – дежурство заканчивается в восемь…
Ели вчерашний суп с грибами и тушёнкой. Но мне поесть толком не дали – заведующий мой вдруг вскинулся и задал непонятный вопрос:
- Ну что сидим?
- Суп ем.
- А очки мои кто искать будет? У тебя же есть подружка, имя которой я никак запомнить не могу… Сложное сильно. Давай, выходи с ней на связь. Она же, говоришь, всё находит.
Кому непонятно – это о святой мученице Перпетуе. Имя действительно сложное. Она и вправду помогает в поисках потерянных вещей. Если вещь в пределах досягаемости – надо попросить её и всё найдётся.
Мне уже неоднократно приходилось к ней обращаться. Хирурги так же рассеянны и забывчивы, как и все прочие. А поскольку заведующий – атеист, то он никогда не лишал себя удовольствия проверить способности мученицы Перпетуи, правда имени её за много лет так и не запомнил. Ко мне приставал – давай, зови помощницу.
Но вот чтобы так, прямой вызов – впервые.
- А вы их правда потеряли? Не спрятали, чтобы проверить?
- Зачем бы я их тогда весь вечер вчера искал? Потерял.
- А где? Ну хоть примерно?
- Вторая больница…
Такое чёткое указание не может не порадовать – девять этажей стационара, два этажа ЛДО и подвал. Буквально точка на карте мира…
- А если найдутся - что за это будет?
- Да не найдёшь. Мы вчера всё обыскали. Это я так…
- Ладно, вот сейчас кофе допью и найду.
Заведующий фыркнул. Теперь дело пошло на принцип. Чашку – в три глотка.
…Подвал. Переход в приёмное. Потихоньку прошу прощения у небес за гордое обещание найти пропажу.
«Святая мученица Перпетуя! Ну, пожалуйста… не ради меня – ради истины. Пусть некоторые поседевшие и неверующие заведующие увидят силу Божию. Не нам, не нам, но имени Твоему!»
В приёмном первым навстречу попался тот самый доктор-эндоскопист, чью собаку мы старательно накануне лечили.
- А скажите, у вас нечаянно не лежат очки моего шефа? Он вчера где-то потерял и до сих пор не нашёл.
- Нет, не было. Он разве заходил к нам вчера?
- А собаку-то лечили…
- Да, точно. Был твой шеф. Но очков не было. Впрочем, у меня же есть ключ - пойдём, посмотрим. Что гадать…
В эндоскопическом кабинете стоит стол. На столе в уголке скромно лежит знакомый бежевый футляр. В футляре прячутся знакомые очки начальства.
Подхожу к внутреннему телефону. Набираю номер кабинета.
- У аппарата.
- Ну что, креститься будем?
В трубке невнятный вопль. Поясняю:
- Очки нашлись. Кто ещё будет наезжать на святую мученицу Перпетую?
- Где они были?
- У эндоскопистов. Собаку смотрели вчера.
- Мученица тут ни при чём. Это твоя железная логика.
- А кто вчера говорил, что у меня не только логики, но даже мозгов нет?
Это так, к вопросу о чудесах.
Зато ординатор, который был свидетелем спора, а вчера обыскивал всё приёмное в поисках очков – увидел у меня в руках бежевый футляр и замер.
- Вот честное слово, сейчас пойду в церковь свечку ставить!
Сам шеф креститься пока не собрался. Но я жду. И с такими друзьями, как мученица со сложным именем – дождусь.

Екатерина Выдрина

***

поле... снег... колеи от колёс.
и колючий мерцающий воздух.
на ветвях задремавших берёз
притаились огромные звезды.
убегаю из мира людей -
в звёздный мир, в ледяные чертоги.
по скрипучей замёрзшей воде
вдаль уводит лесная дорога.
создан мир всемогущей рукой -
звонче строчки, таинственней песни...
только разве от нас далеко
населённая звёздами бездна?
мы забыли среди суеты,
что в премудро устроенном мире -
от деревни до ближней звезды
час ходьбы... километра четыре.

***

А грустней, чем сейчас -ничего на земле не случится, потому что мы чашу страданья испили до дна. От морозных ветров застывают деревья и птицы… В том, что в мире творится - конечно, есть наша вина. Не довольно ли мы перед сильным и злым пресмыкались? мы боимся всего - и предательство в нашей крови. Мы до рвоты - безумной отравой блуда нахлебались, и теперь нам так хочется чистой и светлой любви… И на перья для шляпок- отловлены певчие птицы, но живо вороньё - над добычею с криком кружит. А грустней, чем сейчас -ничего на земле не случится. А случится - дай Бог мне до этого дня не дожить… 

 

Человек просто хотел летать. 

   Это было после того, как человек потерял рай, бессмертие и небо. В омрачённой душе жила мечта о крыльях.

   Человек бежал по лугу навстречу ветру – но ветер не в силах был поднять его. И тогда Господь подарил человеку коня – пусть летает, хоть изредка…

 

Как мало надо нашему телу – два квадратных метра земли под скорбной сенью берёз. И как много надо бессмертной душе – вся бесконечность неба и белые крылья – прежде бескрылому, райские кущи и невечерний свет – прежде ходящему во тьме. Встретить всех тех, кто ушёл раньше тебя дорогой неизведанной радости и скорби, согреться теплом Господней любви давно уже позабытому людьми, обрести вечную жизнь – умершему… Да и всё. Бессмертной душе для счастья этого довольно.

 

Не люблю, когда умирают люди.

   Понимаю – ещё сегодня утром ему не было дела до того, существую ли я на свете. А мне – тем более…

   И вот так происходит первая и последняя встреча двух незнакомцев – окровавленная каталка у стены, стонущий бледный мальчишка, двое с чемоданом в конце коридора… реки огней текут по дну мира – из окна операционной ночами видно только это непрерывное течение дороги, и жизнь плещет драгоценной и невозвратной кровью…

   А потом, после бесконечных минут, сливающихся в часы:

   - Давление не определяется, посмотрите, есть сердце?

   Ладонь на диафрагму – трепещет. Не успевшее устать молодое сердце, у которого тоже есть предел возможного… а мы уже шагнули далеко за этот предел.

   - Ну что-то есть…

   Утекающая из пальцев жизнь, драгоценная и невозвратная.

   И отстукивающее последние удары сердце, которое сделало невозможное… Первая и последняя встреча двух людей, даже не успевших узнать друг друга.

   Терпеть не могу, когда умирают люди…

--------------------- 

Выдрина Екатерина Дмитриевна

Родилась 14.04.1981. Закончила Тюменскую медицинскую академию, клиническую ординатуру по хирургии. Работает хирургом в отделении торакальной хирургии Областной клинической больницы № 2 г. Тюмени. Поет на клиросе в храме Архангела Михаила.

 

Жил да был на свете обыкновенный Осёл.

 

   Он таскал бурдюки с водой, шевелил мохнатыми ушами и кричал – Иа!

 

   Наверное, только его молодость – ну и ещё то, что он был по-ослиному глуп! – объясняет нелепое желание совершить что-то великое и необычайное.

 

   Ослы, конечно, над ним хохотали.

 

   - Это конь может совершить великое, - говорили они, - выиграть скачку или вынести хозяина из кровавой битвы. А ты – осёл, и этим всё сказано!

 

   Осёл наш безобидно вздыхал и шёл носить воду. Жевал подсохшую траву и мечтал потихоньку о несбыточном. Да, в глубине души он понимал, что осёл – это приговор. Об ослах не пишут в книгах – разве что об ослиной глупости, - не поют песен, ослы не совершают великое и необычайное…

 

   Незнакомый человек подошёл, когда солнце было ещё низко. Он искал осла для каких-то своих нужд.

 

   Человек пах пылью и дорогой, и ещё чем-то неизведанным. Одежда его пестрела заплатами, и ослы отвернули от него морды с сознанием собственного превосходства – никого не тянуло от кормушки неясно куда.

 

   И только наш глупый Ослик поднял голову и смотрел, смотрел так откровенно и печально, вовсе не по-ослиному… Неизвестный отвязал Осла, потрепал его по мохнатым ушам и повёл куда-то.

 

   Вот и вся история.

 

   Иногда нужно только вовремя отвернуться от кормушки – и мечта исполнится. И об Осле напишут книги, и сложат песни и стихи, и вся Вселенная… да что там Вселенная, когда дети бросают под копыта пальмовые ветви и кричат:

 

   - Осанна! Осанна в вышних!

 

,

...не говорите, что в раю тихо и скучно.

Вместе нам никогда скучно не будет…

 

 

 

 Перевёрнутое небо под ногами.

 

  Звёзды дрожат в воде, шуршит сухая трава, и никто не свищет в кустах на берегу. Иногда звезда падает  и гаснет – огненная линия рассекает чёрное небо. Октябрь – прозрачный и звенящий, неуютный и горький месяц.

 

  Одного не понимаю – почему люди хотят походить на упавшие звёзды? Почему они устремляются вниз – только бы вспыхнуть на миг, только бы увидали другие этот яркий и глупый конец?

 

  Ну вот… ещё одна… какая нынче тихая и грустная ночь!

 

  Всё-таки если у каждой звезды есть свой человек – как же найти в мерцающей бесконечности ту далёкую звезду… не твою, нет. Незабытую, неприметную -  единственную необходимую тебе.

 

   Зацепиться за тёплый огонёк взглядом – только чтобы звезда не упала, не погасла, потому что без этой звезды мерцающая бесконечность окажется пустыней.

 

 

 

     Лежу… Смотрю вверх.  Летать хочется – мучительно и безнадёжно хочется, без всяких там самолетов. Раскинуть руки и взмыть над городскими огнями, выше и дальше – где сосны и берёзы шёпотом говорят о лесных чудесах, плещет озеро и поют птицы. Чтобы ветер гудел и пел, и лететь с ним наперегонки – и ни один не сумеет обогнать другого в нечеловечьей радости полёта.

   А потом вернуться к нелюбимым городским огням и притворяться, что просто лежал и смотрел вверх, потому что в нелюбимом городе живут любимые люди.

 

 

 

...

Почему-то втайне, втиши,

Верим мы в бессмертье души;

В то, что книги нам говорят –

Что стучащему отворят,

Бесприютный обрящет кров…

…Чтобы радостней стал ваш взгляд,

Чтобы горе прочь отогнать,

Я б вам сказку хотел рассказать…

Но увы – не хватает слов.

 ...

 

 

 

Екатерина Выдрина

ОБЫКНОВЕННЫЙ МУЖИК

 

   История эта произошла столь недавно, что мы вынуждены скрыть имена лиц, принимавших в ней непосредственное участие.

   Итак, главный герой её – Дмитрий Петрович – солидный мужчина средних лет, состоятельный и вполне преуспевающий житель современного мегаполиса. И постигло его частое для наших времён бедствие – болезнь, по-современному называемая «депрессия», а по-православному – «уныние».

    Уныние – это когда нет радости, а без радости ни один человек выжить не сможет. Это когда надоело всё на свете, и успехи на работе – неинтересны, и с женой говорить – нервов не хватает, и солнце не светит, и трава не зелёная… всё не так.

   За недолгое время Дмитрий Петрович дошёл до такого состояния, что готов был на любые невероятные поступки – только бы жизнь вновь обрела утраченный смысл.

   Тут-то и встретился он с одним давним знакомым.

   - Депрессия? Ну и что? Ты съезди-ка к старцу N… как не знаешь? Да тебе за сутки туда-сюда можно обернуться, к нему же вся Россия ездит… и как рукой снимет твою депрессию. Благодать там…

   К сугубо верующим герой наш никогда не относился, так – пару раз в год захаживал в храм за компанию. Свечки ставил. Но поскольку готов он был на всё – лишь бы вздохнуть после месяцев беспросветной тоски – решился ехать.

   Мало ли, вдруг да и впрямь поможет?

   Прибыл Дмитрий Петрович в указанный ему населённый пункт погожим летним деньком на катере, ступил на берег с тоскливым недоумением в душе. Невзрачные деревенские домишки вокруг не пробуждали в нём совершенно никаких ностальгических чувств, волны надоедливо накатывались на покрытые мхом камни.

   И впервые заплескалась в изнывающем от тоски сердце здравая мысль: зачем я приехал? Жизнь везде одна и та же. Перемена мест не излечивает от грусти.

  Побрёл Дмитрий Петрович по деревенской улочке, собака какая-то привязалась, гавкает, мерзко всё это. Люди какие-то рядом идут…прислушался к разговору – надо же, к тому же старцу N, и тоже издалека!

   Ладно, хоть посмотреть, кто такой, раз уж приехал.

   Домик хвалёного старца оказался прямо напротив кладбища, что оптимизма Дмитрию Петровичу не добавило нисколько. Он постоял у забора, с недоумением наблюдая, как всё подходят и подходят люди с такими яркими глазами, с такими лицами…с такими лицами только встречи с чудом ждать можно. Оставалось удивляться массовому сумасшествию этих вполне цивилизованных на вид людей.

   Дмитрий Петрович сумасшедшим не был и поддаваться настроению толпы не собирался. Поэтому даже когда из дома вышел очень старенький седенький старичок и люди стали подходить к нему под благословение, и старичок что-то говорил, и пел – ничто не дрогнуло в сердце современного благополучного человека.

   Он опять с недоумением смотрел вокруг, и та же мысль кружилась: зачем я приехал? Такой же человек, как и все мы. Старый, седой. Ну, в подряснике. Ну, с людьми говорит... поёт даже. Обыкновенный мужик. А мне-то наобещали…как рукой снимет! Смотрю на него – и не снимает. Обыкновенный…

   И вправду, ничего необычайного в старичке не было. Серый подрясник в заплатках, стоптанные обрезанные валенки – хотя было тепло, белые реденькие волосы, падающие на плечи. Непонятной оставалась причина массового сумасшествия – и старичок был самым обыкновенным, и слова подходящим к нему людям говорил самые обыкновенные:

   - Только вы водки не пейте и табак не курите. Дело начинаете: Господи, благослови! Когда работаете: Господи, помоги! Закончили: слава Тебе, Господи!

   И стоило ради общеизвестных истин с такими лицами ждать старичка?

   Старичок побежал в храм, быстро-быстро мелькая валенками по траве, и народ тоже потянулся на службу. Раз приехал – стоит зайти, - решил и наш герой, в глубоком унынии вошёл в убогий деревенский храм, оглядел примитивное убранство – домотканые коврики и букеты с огородов у икон.

   «Обыкновенный храм… и обыкновенный мужик» - снова подумалось ему, когда старичок вышел на амвон в старом священническом облачении и больших очках на носу.

   Службу Дмитрий Петрович прогулял – зашёл в магазинчик, посидел на берегу.

   «Зачем я приехал?»

   Чёрное облако в груди клубилось и вспухало, и ничто не могло изменить это.

   «Обыкновенный мужик… зачем я приехал? Я, современный цивилизованный человек, поверил в бабские сказки».

   Когда  Дмитрий Петрович зашёл снова в храм – через двадцать минут должен был подойти вечерний катер и увезти его – служба уже закончилась. Батюшка снял старое облачение и большие очки, шаркающей походкой вышел из алтаря… и неожиданно быстро прошел через весь храм к Дмитрию Петровичу, стоящему у входа.

   Остановился, выпрямился внезапно и глянул сверху вниз на почему-то оробевшего современного человека… и сказал совершенно невероятную фразу:

    - Ну… поговорим по-португальски?

   Дмитрий Петрович сглотнул, понял, что имеет дело с ненормальным, и ответил:

   - Что вы, я не умею…

   Он вправду не знал португальского языка.

   - Тогда по-французски…

   - Я и французского не знаю! – искренне возмутился Дмитрий Петрович.

   - По-немецки? По-гречески? По-итальянски?

   Дмитрий Петрович только отрицательно мотал головой, чувствуя себя вовершенно по-идиотски.

   Тогда Батюшка разочарованно пожал плечами, отвернулся, шагнул прочь… и обернувшись вдруг, со вздохом сказал замершим прихожанам:

   - Ну и о чём с ним говорить?  Обыкновенный мужик…

* * *

Р.S. У Дмитрия Петровича больше нет депрессии…