Юрий Власенко ДВА МИСТИКА: ШАНКАРА И ХАРМС

В разговоре с человеком, вроде бы не вовсе чуждым мистике, я как-то назвал в качестве одного из самых чистых русских мистиков Даниила Хармса. Это вызвало у моего собеседника искреннее недоумение. Я, в свою очередь, удивился этому удивлению, но, поговорив с другими, убедился, что оно достаточно распространено. Главная причина этого, как мне кажется, та, что при всей искренней восторженности и, главное, по тем же причинам, которые эту восторженность вызывают, Хармс воспринимается как бы и не совсем литературой. / А. Битов в «Повторении непройденного» пишет, как при жизни Пруткова А.К.Толстой воспринимался где-то в третьем ряду, Жемчужников – значительно дальше, а сам Козьма, хотя и был, конечно, знаменитее всех, вообще не считался литературой, был вне , хотя именно он – «чистый гений». К сегодняшнему дню ситуация несколько улучшилась, но остатки «серьёзного» отношения к литературе ещё имеют место. Бог мой! Говорят, когда Булгаков устраивал чтения «Мастера и Маргариты», многие, конечно, восторгались, что, впрочем, не мешало и восторгающимся недоумевать: на что себя человек тратит? – вон, Гладков – «Цемент» написал! Разницу между «Цементом» и «Мастером» мы теперь улавливаем, но на следующий шаг, чтобы понять, что Хармс и есть самая что ни на есть Высокая литература, ещё многих не хватает/. Они думают, что это шутка. Что так шутят. Впрочем, почти все, с кем я беседовал, замечали мне в пику, что де какой же он мистик, когда он логик, рационалист. Это, увы, очень, устойчивый миф, что будто бы мистическое и рациональное противоречат друг другу, между тем, как одно без другого просто не существует. Но в данном случае, с Хармсом, указанием на единство мистического и рационального не отделаешься. Это единство общее и единство творчества /процесса/, а есть ещё рациональные результаты. Так каковы же результаты, выводы рационалиста Хармса? А – никакие. Всё рациональное и логическое в процессе использования напрочь развалилось. А это уже – Путь.

Путь, быть может, и рациональный, но туда, где всякая логика заканчивается, точнее, как учит диалектика, в своём развитии доходит до полного самоотрицания. Нечто похожее есть в жнанийоге. Но здесь я воспользуюсь статьёй Д.Зильбермана «Откровение в адвайта-веданте как опыт деструкции языка» - «Вопросы философии», 19  , №  . Ну, прежде всего, «отличие веданты от буддизма в том, что здесь состояние освобождения не достигается, а разъясняется: так что путь вполне логичный, только вот само освобождение не имеет с логикой ничего общего, точнее – лежит за ней, после неё.» Достижение освобождения обеспечивается здесь семантическими средствами: все состояния психики, представляемые как субъективные переживания, последовательно описываются при помощи семантических правил действия. В этом случае картины психики уже не могут служить знаками состояний сознания: объективированные, они оказываются внешними ему и чуждыми. Вводя различие демонстрации и описания, Шанкара /основатель адвайта-веданта. – Ю.В./ рассчитывет получить /Внимание! – Ю.В./ критерий освобождения сознания. В самом деле, последовательно описывая феноменологию сознания, мы будем осведомлены о достижении мокши по признаку неописуемости».

Конечно, разрушение рацио носит у Хармса «частный» характер, «внутри его интересов», хотя нельзя исключить, что это привело лично его к вполне Абсолютным результатам. Можно сказать и так: на «частном» примере Хармс демонстрировал некий всеобщий процесс, который происходил /который они наблюдали/ не только у Чинарей и Обэриутов. Вот что пишет, например, Бьерн Поульсен: «Уильям Блей говорил, что «дорога излишеств приводит к дворцу мудрости», и эта мысль служит утешением подвергаемому нападкам носителю европейской культуры. В своей последней фазе культура осуждена на то, чтобы стать избыточной и тем самым преодолеть самоё себя, а по другую сторону культуры ждёт мудрость.» Не трудно увидеть здесь ещё одно описание мокши-освобождения. С художественным творчеством Поульсена я не знаком и не могу судить насколько в нём он «освободился», но в своём манифесте, - а предложенный текст взят из сборника литературных манифестов ХХ века, - он формулирует «освобождение» так же широко, как и Шанкара, вовсе не замыкаясь литературным творчеством: «Для нас это значит, что в сохранении верности своим культурным традициям есть определённый смысл, хотя и кажется, что они заводят нас в тупик. Это значит, что преодоление господства разума, видимо, является задачей прежде всего интеллектуальной. Традиция интеллекта – становой хребет нашей культуры, и в самой явной форме эта традиция живёт в естественных науках. Возможно, именно здесь ярче всего и проявляется кризис. Естественные науки живут верой в метод и поэтому не имеют особых возможностей скрыть последствия его применения. Научная мысль полагала себя чистой, не имеющей предпосылок и, когда обнаружила их, стала метафизической. Это открылось в спекулятивных системах, таких как теория относительности и теория атомного ядра. Сомнения в абсолютной пригодности метода, подобно песчинке, проникает в науку, которая облекает сомнение в метафизические теории, чтобы ничто не мешало её развитию. Но хотя наука продолжает развиваться, словно ничего не случилось, в её моральном климате произошла заметная перемена. Вполне естественно, что в первую очередь и с наибольшей силой этот перелом происходит в сознание пионеров науки, воодушевлённых, по всей вероятности, новой трезвостью, благоговением и уважение, но теперь уже по отношению не к разуму, а к самой жизни» /В книге «Называть вещи своими именами», М., 1986/.

Даниил Хармс соорудил плацдарм, на котором продемонстрировал разрешимость задачи по преодолению разума, или, в положительной формулировке, по достижению Освобождения. Но шаги к Освобождению /и на том же Пути/ предпринимаются повсеместно.

Задолго до того, как я впервые познакомился с произведениями Хармса и, таким образом, задолго до того, как мне пришло в голову сопоставить его с Шанкарой, я носился с мыслью написать статью «Западный Путь как свёрнутый вариант Восточного». Эти заметки всего лишь попытка хоть что-нибудь сказать по тематике этой, так и ненаписанной, статьи.

То, что здесь, может быть, сказано, относится /должно быть отнесено/ к «содержательной» стороне творчества Хармса. Когда всё вышеизложенное уже вполне определилось, обнаружились и прямые высказывания Хармса и других чинарей-обэриутов о природе своего творчества, где она и аттестуется вполне в духе Высокой Мистики. В одном из своих писем к Клавдии Пугачёвой Хармс пишет: «Когда я пишу стихи, то самым главным кажется мне не идея, не содержание и не форма, и не туманное понятие «качество», а нечто ещё более туманное и непонятное рационалистическому уму, но понятное мне и, надеюсь, Вам, милая Клавдия Васильевна. Это – чистота порядка.»

Они /чинари/ были настолько серьёзны, что записывали свои разговоры, «трёп». В одном из таких «трёпов» Липавский заявляет: «Под гениальностью подразумевают очень разное: особую живучесть, производительность или работоспособность. Она, например, эта сила хватки, ощущение жизни и неугомонность, была, судя по «Разговорам» Гёте, у Наполеона. Затем особые способности, своеобразие, дающие человеку новый угол отношения к миру, как бы расцвет его с неожиданной стороны. И, наконец, особое проникновение. Здесь, наоборот, получается удивительное однообразие и совпадение для людей разных времён и народов. Если бы таких людей собрать вдруг вместе, они бы почувствовали сродство и знали бы, о чём говорить». /Аврора, 1989, №6/.

Чинари, разумеется, относили себя к последней категории «особого проникновения». Их изобретательность была направлена не на «умножение сущностей», а на их сведение. Поэтому их «оригинальность» следует понимать осторожно, ибо, вообще говоря, «оригинальность» увеличивает мир – вот не было, а я придумал! – а они – Хармс наиболее последовательно и чисто – уменьшали. Это борьба с Майей. Как говорит другой автор, подошедший к этому с другой стороны: «Глубина – это то, что продолжается /тебе предлагают углубиться ещё/, то есть нечто такое, что не может быть оригинальным: тебе не предлагают чего-нибудь другого, тебе предлагают увидеть полнее то, что ты уже знаешь /уже начал, уже познаёшь/. Новизна – пафос эклектики». Или в другом месте: «Для тех, кто хочет убедиться, что вещей на свете гораздо меньше, чем кажется…» /Ю.Конслаев «Комментарии к «Точке Бытия» Дмитрия Ракитина»/.

Те, кто уже читал эту заметку, почти в один голос заявляли, что всё это очень мило, но где же анализ текстов Хармса? Если бы сказанное подтвердилось подобным анализом – всё было бы на месте, а так… А так этим может заняться каждый для собственного удовольствия и Освобождения.