В середине сентября, когда президент Обама отбивался от критики по поводу того, что ему надо было сделать больше, сделать меньше, или сделать нечто иное во время пересекающихся кризисов в Ираке и Сирии, он отправился во Флориду на авиабазу Макдилл в штаб Центрального командования. Там он обратился к военнослужащим, которым предстоит на практике осуществлять ту военную стратегию США, которая у нее появится.

Та часть президентской речи, что предназначалась для СМИ, включала доводы Обамы в пользу возобновления американского участия в иракских событиях спустя 10 с лишним лет после вторжения и последующих длительных и болезненных попыток как-то выпутаться из этой ситуации. Это были настолько важные новости, что многие кабельные каналы транслировали президентское выступление в прямом эфире. Я смотрел его по телевизору, когда сидел в чикагском аэропорту О'Хара в ожидании своего рейса. Когда Обама добрался до того раздела выступления, где ему предстояло объявить, намерен он или нет вводить американские войска в Ирак (тогда он не собирался этого делать), я заметил, что многие люди в аэропорту на непродолжительное время обратили внимание на его выступление. Как только этот раздел закончился, пассажиры вернулись к своим смартфонам, ноутбукам и булочкам с кофе, а президент продолжал бубнить у них над головами.

В обычных обстоятельствах я бы тоже дальше смотреть не стал, поскольку в публичных выступлениях наших руководителей перед военными очень много формализма и рутины. Но это шоу я решил досмотреть до конца. Обама несколько неестественно обратился к представителям разных видов вооруженных сил, присутствовавшим в толпе собравшихся. («Я знаю, у нас тут в зале есть некоторые представители ВВС!» — и так далее, на что соответствующие военные реагировали приветственными возгласами «Ура», согласно официальной стенограмме Белого дома.) Он заявил, что нация благодарна своим военным за их непрекращающееся участие в боевых действиях, за невиданные потери и нагрузки, которые они несут последние 13 лет в ходе бесконечных войн. Он заметил, что военные это зачастую лицо американского влияния в мире, что в 2014 году они отправились в Либерию на борьбу с распространявшейся эпидемией Эболы, что за 10 лет до этого их направили в Индонезию спасать пострадавших от катастрофического цунами. Он сказал, что «поколение героев 11 сентября» это лучшие из лучших в Америке, что американские вооруженные силы не только превосходят всех своих сегодняшних противников, но и являются — ни больше, ни меньше — «самой прекрасной боевой силой в мировой истории».

Если кто-то из моих коллег-пассажиров в этот момент еще слушал президентскую речь, то вида он не подавал и не реагировал. Да и зачем? Мы уже привыкли к тому, что именно так политики и пресса относятся к военным: неумеренные и дутые похвалы, никакой критики, никакого общественного скепсиса, как это бывает в отношении других американских институтов, особенно живущих на деньги налогоплательщиков. Торжественный момент, пауза, чтобы почтить память погибших. А потом все возвращаются к своим повседневным делам, за исключением нескольких людей в форме.

То отношение общества, которое я наблюдал в аэропорту, весьма заметно и среди его представителей в Вашингтоне. В тот же день 17 сентября палата представителей после непродолжительных дебатов проголосовала за поставку оружия и предметов снабжения для повстанческих сил в Сирии в надежде на то, что теперь они начнут активнее воевать против «Исламского государства», чем за него. На следующий день то же самое сделал сенат, а затем обе палаты ушли на каникулы после необычайно короткой и рекордно непродуктивной сессии конгресса, чтобы в следующие полтора месяца заниматься сбором средств и в полную силу вести избирательную кампанию. Я не помню ни единой промежуточной избирательной гонки за места в палате представителей и сенате, где вопросы войны и мира выходили бы на передний план, если не считать метафорические «войны против женщин» и «войны против угля». Это в отличие от программы здравоохранения Обамы, иммиграции, прав голоса, налоговых ставок, пугала Эболы и так далее.

Такое почтительное, но равнодушное отношение к военным (мы любим армию, но думать о ней не хотим) стало настолько знакомым, что мы сегодня воспринимаем его как норму. Однако это не всегда было так. Когда Дуайт Эйзенхауэр, будучи пятизвездным генералом и верховным главнокомандующим, вел за собой, наверное, по-настоящему самую прекрасную боевую силу в мировой истории, он не говорил о ней так напыщенно. Накануне высадки союзных войск он предупреждал подчиненных: «Перед вами стоит непростая задача, потому что наш противник хорошо подготовлен, хорошо вооружен и закален в боях». А на посту президента самым знаменитым заявлением Эйзенхауэра на тему армии стало его прощальное выступление, в котором он предупреждал о том, что может случиться, если политическое влияние военных будет безудержно расти.

В конце Второй мировой войны почти 10% американского населения находилось на действительной военной службе. Это значит, что в вооруженных силах состояли самые крепкие, физически годные мужчины определенного возраста (плюс небольшое количество женщин, которым было разрешено служить). На протяжении десятилетия после Второй мировой войны, когда в американских семьях был, по крайней мере, один человек в форме, политики и журналисты говорили об армии с восхищением, но без благоговения. Большинство американцев были достаточно хорошо знакомы с армией и уважали ее, но вместе с тем, прекрасно представляли себе ее недостатки, зная о них не меньше, чем о недостатках школьной системы, религиозных и прочих важных, но несовершенных институтов.

Сегодня американская армия это полная экзотика для большей части населения. Для ясности картины: сегодня на фермах живет очень немного американцев, однако их гораздо больше, чем представителей всех видов вооруженных сил и родов войск. (В стране 2,1 миллиона ферм, где проживает существенно больше четырех миллионов человек. В американской армии на действительной военной службе находятся около 1,4 миллиона человек, и еще 850 тысяч в резерве.) Остальные 310 с небольшим миллионов американцев «чтят» своих верных земле фермеров, но в целом не знают их. То же самое с армией. В этом году за границей будет учиться гораздо больше американской молодежи, чем придет на службу в войска. На учебу за рубеж уедут почти 300 тысяч студентов, а в армию возьмут менее 200 тысяч новобранцев. Америка как страна последние 13 лет непрестанно ведет войны. Но не как общество или население. За годы после 11 сентября в Ираке и Афганистане в целом служили около 2,5 миллиона американцев, причем многие из них неоднократно. Это примерно три четверти от одного процента.

Разница между прежней Америкой, которая знала свою армию, и Америкой современной, которая просто восхищенно глазеет на своих героев, находит яркое отражение в поп-культуре и СМИ. Когда шла Вторая мировая война, ее самыми известными хроникерами были репортер информационного агентства Scripps Howard Эрни Пайл (Ernie Pyle), рассказывавший о повседневном мужестве военных и об их тяготах и лишениях (пока его ближе к концу войны не убил японский пулеметчик на острове Лешима), и карикатурист Stars and Stripes Билл Молдин (Bill Mauldin), высмеивавший бестолковых и далеких от окопной правды генералов, которым он противопоставлял солдат-остряков Вилли и Джо.

Американская популярная и высокая культура относились к нашей последней войне на основе массовой мобилизации с глубоким уважением и гордостью, но также с критикой и шутками. Это видно по пьесе «Мистер Робертс», по мюзиклу «Юг Тихого океана», по книге «Уловка-22», по военной драме «Бунт на «Кейне»», по роману «Нагие и мертвые» и по кинокартине «Отныне и во веки веков». Коллективные достижения армии были настоящим героизмом, но военнослужащие и командиры были реальными людьми из реальной жизни, со своими слабостями и причудами. Спустя 10 лет после окончания войны самым популярным телесериалом на военную тему стало «Шоу Фила Силверса» о проходимце в военной форме сержанте Билко. В роли Билко Силверс стал популярной и даже легендарной фигурой американской комедии положений, этаким любимым всеми хвастуном, каким до него был Джеки Глисон в «Новобрачных», а сегодня стал Гомер Симпсон из мультфильма «Симпсоны». «Гомер Пайл, американская морская пехота», «Герои Хогана», «Флот Макхэйла» и даже ставший анахронизмом фильм про дикий Запад «Эскадрон F» — все это были ситкомы, действие которых разворачивалось в войсках, а главными отрицательными героями — мошенниками, стукачами, а иногда идеалистами — были люди в форме. Американская культура чувствовала себя настолько легко и просто в военной среде, что могла шутить над армией. Сейчас такое трудно себе представить за пределами вооруженных сил.

Фильм Роберта Олтмана 1970 года «Военно-полевой госпиталь» явно был о вьетнамской войне, которая в то время вступила в свой самый непростой и кровопролитный период. (При обсуждении этой темы я всегда стараюсь отметить, что в то время подлежал призыву, но протестовал против войны, и в 20-летнем возрасте вполне законно, но специально провалился на медкомиссии. В 1975 году я рассказал эту историю в статье в Washington Monthly (What Did You Do in the Class War, Daddy?) Но действие картины «Военно-полевой госпиталь» происходит в начале 1950-х на войне в Корее, и тем самым, ее мрачный юмор по поводу некомпетентности военных и начальства несколько дистанцировал ее от острых разногласий по поводу Вьетнама. (Ей предшествовал довольно пресный фильм с Джоном Уэйном «Зеленые береты». Это картина в защиту Вьетнамской войны, снятая в 1968 году. То, что мы сегодня считаем классикой кино о войне во Вьетнаме, появилось только в конце 1970-х, когда были сняты картины «Охотник на оленей» и «Апокалипсис сегодня».) Телеверсия фильма Олтмана, шедшая на экранах с 1972 по 1983 годы, это более простой и прямой ситком, снятый по образу и подобию сержанта Билко. Все это говорит о том, что культура в те времена была достаточно близка к армии, и могла над ней пошутить и посмеяться.

Давайте перенесемся в настоящее, в эпоху иракской и афганской войн, когда все «поддерживают» нашу армию, но почти ничего про нее не знают. В поп-культуре, повествующей о ведущих наши нескончаемые войны людях, подчеркиваются их страдания и стойкость, а также тот долговременный вред, который может быть причинен им войной. Самый наглядный тому пример это «Повелитель бури», а также «Уцелевший», «Рестрепо», проживший недолгую жизнь сериал 2005 года «Там, на войне» и идущий сегодня сериал «Чужой среди своих». Кто-то вспоминает триллеры типа «24 часа» и «Цель номер один», якобы являющиеся очень правдивыми. В них военные и сотрудники разведки показаны смелыми и отчаянными людьми. И хотя в этих драмах на первый план выводится ущерб, который военным и гражданским наносит бесконечная война как на поле боя, так и потом, в них нет той комфортной близости с военными, которая позволила бы задавать вопросы о компетентности людей в погонах точно так же, как людей из других институтов.

Конечно, поле боя это отдельная сфера, о чем свидетельствует военная литература со времен Гомера. Но сегодня дистанция между гражданской Америкой и ее вечно воюющей армией огромна. В прошлом году писательница Ребекка Франкель (Rebecca Frankel) опубликовала книгу War Dogs (Собаки войны) о собаках и их проводниках, которые сыграли важную роль в Ираке и Афганистане. По ее словам, она выбрала эту тему отчасти из-за того, что собаки это некая общая точка привязки между военными и гражданскими. «Когда мы не можем найти эту человеческую связь в отношении войны, когда мы не можем показать или представить себе этот далекий мир военных действий, рабочие военные собаки становятся мостом, позволяющим преодолеть возникшую пропасть», — написала Франкель в предисловии к своей книге.

Это чудесная книга, и связь через собак лучше, чем полное отсутствие связи. Но … собаки! Во время предыдущих американских войн общие точки привязки были человеческими, а не собачьими. Отцы и сыновья в опасности, матери и дочери, работающие на оборонных предприятиях или тоже носящие военную форму. На протяжении двух десятилетий после Второй мировой войны регулярные вооруженные силы были настолько велики, а дети эпохи Великой депрессии настолько малы, что у большинства американцев была прямая и непосредственная связь с армией. Среди людей постарше из поколения беби-бума, тех, что родились до 1955 года, как минимум у 75% был близкий родственник в погонах — брат, сестра, отец, мать, супруг, супруга, ребенок. Среди американцев, родившихся после 1980 года, лишь каждый третий имеет близкую связь с людьми, обладающими опытом военной службы.

Самой язвительной сатирой на ирако-афганскую эпоху является роман Бена Фаунтина (Ben Fountain) Billy Lynn’s Long Halftime Walk (Долгая прогулка Билли Линна). Это пример и анализ наших пустых ритуалов под лозунгом «Спасибо за службу, герои». Роман повествует об армейском взводе, сильно потрепанном в Ираке. Уцелевших солдат привозят на родину и чествуют как героев в перерыве игры «Далласских ковбоев», которую показывают по телевидению на всю страну в День благодарения. Их одобрительно хлопают по спинам, в их честь произносит тост магнат из VIP-ложи, с ними флиртуют девушки из группы поддержки. Их «передают по кругу как любимый кальян для курения марихуаны», думает один из солдат по имени Билли Линн. А потом их отправляют обратно на фронт.

Люди на стадионе чувствуют себя прекрасно. Как же, они выразили свою поддержку военным! Но с точки зрения военных, этот спектакль выглядит иначе. «Есть какая-то грубость и бездушие в действиях его сограждан-американцев, какая-то алчность, экстаз, зуд, идущий изнутри, из самых глубоких потребностей, — передает рассказчик сокровенные мысли Билла Линна. — У него такое ощущение, что всем им что-то нужно от него, этой своре небогатых адвокатов, дентистов, футбольных мамаш-болельщиц, вице-президентам корпораций. Что все они хотят оторвать себе кусок от этого едва повзрослевшего бойца, зарабатывающего 14, 8 тысячи долларов в год». За свой роман Фаунтин в 2012 году получил премию Национального кружка книжных критиков (National Book Critics Circle Award) в категории «художественная проза». Но это никак не поколебало уверенность мейнстрима в правоте своих действий, направленных на то, чтобы каждый сознательный и совестливый человек продолжал «салютовать героям», в большей степени поднимая уважение к себе, нежели уважение к военным. Слушая Обаму в тот день в аэропорту, вспоминая книгу Фаунтина и наблюдая за царившей вокруг меня суетой, я подумал: историки когда-нибудь воспользуются теми отрывками президентской речи, на которую реагировали американцы, чтобы объяснить нравы и дух нашего времени.

1. Трусливо-воинственная нация

Если бы я писал эту историю сейчас, я бы назвал ее «Трусливо-воинственная нация», взяв за основу насмешливое название для тех, кто не жаждет попасть на войну, когда на нее идут другие. Это была бы история о стране, готовой на все что угодно для своих вооруженных сил — кроме серьезного отношения к ним. В результате с нашей армией произошло то, что случается со всеми организациями и институтами, которые не подвергаются серьезным внешним проверкам и не имеют связи с обществом. Люди со стороны относятся к военным с чрезмерным почтением и в то же время с высокомерной бесцеремонностью — как будто отношение к ним как к героям является некоей компенсацией за их бесконечное участие в войнах, где невозможно победить. Тем самым, мы лишаем армию того политического внимания, которое уделяем другим крупным государственным институтам, от здравоохранения и образования до охраны окружающей среды. Тональность и размах общественных дебатов по этим вопросам вряд ли может внушать оптимизм. Но в демократических странах бурные дебаты в итоге наносят меньше вреда, чем наше попустительство, когда мы позволяем важным органам работать на автопилоте, как это сегодня делает наша армия. Трусливо-воинственная нация скорее всего будет продолжать войну, постоянно в ней проигрывая, в отличие от другой страны, которая решает вопросы долгосрочной эффективности.

Американцы восхищаются армией так, как они не делают в отношении других институтов. За прошедшие 20 лет резко снизилось уважение к судам, школам, прессе, конгрессу, организованной религии, крупному бизнесу и буквально ко всем прочим институтам современной жизни. За исключением армии. Доверие к военным резко возросло после 11 сентября и остается на очень высоком уровне до сих пор. Прошлым летом Институт Гэллапа провел социологический опрос, три четверти участников которого выразили «большое» или «существенное» доверие к военным. Примерно треть выразила такое же доверие к медицинской системе и лишь 7 процентов к конгрессу.

Такое безграничное благодушие по отношению к  нашей армии, а также слишком слабое представление о трагических последствиях следующей войны, если там что-то пойдет не так, являются неотъемлемой частью готовности американцев ввязываться в один конфликт за другим, беспечно полагая, что мы в любом случае победим. «Чувствовали ли мы, что Америке небезразлично, как мы живем и воюем? Нет, не чувствовали», — рассказал мне о своих ощущениях во время иракской войны морской пехотинец Сет Моултон (Seth Moulton). Моултон пошел в армию, окончив в 2001 году Гарвард. По его словам, он считал, что в момент, когда многие его однокашники направляются на Уолл-стрит, ему следует показать пример общественного служения. Он был против вторжения в Ирак, но в итоге побывал там четыре раза из чувства долга перед своими товарищами. «Америка была очень разобщена. Мы гордились тем, что служим, но мы знали, что являемся маленькой группой людей, делающих работу за всю страну».

Моултон, как и многие другие участники боевых действий в Ираке, рассказывал мне, что если бы у членов конгресса, у деловой элиты и у руководителей СМИ было больше детей в военной форме, они вообще вряд ли начали бы иракскую войну. Будучи уверенным в том, что элита действует бесконтрольно, ни перед кем не отчитываясь, Моултон, находясь в Ираке, решил после увольнения из армии заняться политикой. «Я хорошо помню этот момент, — рассказал он мне. — Это произошло после трудного дня в Наджафе в 2004 году. Молодой морпех из моего взвода сказал: “Сэр, вам надо когда-нибудь баллотироваться в конгресс, чтобы снова не случилось этого дерьма”». В январе Моултон займет должность члена палаты представителей от демократической партии, которая выдвинула его по шестому округу Массачусетса, что севернее Бостона.

То, о чем рассказал мне Моултон, это стремление создать некую подотчетность и контроль. Поражает, насколько редки такая подотчетность и контроль в наших сегодняшних войнах. Хиллари Клинтон поплатилась за свое решение проголосовать за начало войны в Ираке, поскольку это дало благоприятную возможность мало кому известному Бараку Обаме баллотироваться против нее в 2008 году. Джордж Буш-младший, чья популярность, как и у большинства экс-президентов, увеличивается тем больше, чем дольше он находится не у власти, сыграл бы более заметную роль в общественно-политической жизни страны, если бы не иракский тупик. Но эти два случая являются исключениями. Большинство прочих государственных деятелей, начиная с Дика Чейни и кончая Колином Пауэллом, оставили Ирак позади. Отчасти это вызвано решением администрации Обамы с самого начала «смотреть вперед, а не оглядываться назад», не думая о том, почему все пошло так плохо на американских войнах в Ираке и Афганистане. Но сохранять такую навязанную силой воли амнезию было бы труднее, если бы большее количество американцев почувствовало, насколько негативно отразился на них исход тех войн. Наши генералы, наши политики и большинство наших граждан не понесли никакой ответственности за военный провал, не испытали на себе никаких последствий от неудач. А это опасно – и такая опасность будет тем больше усиливаться, чем дольше она сохраняется.

Наши вооруженные силы это самая хорошо оснащенная боевая сила в истории. И самая дорогостоящая — расходы на нее несопоставимы с другими. По всем меркам, сегодняшняя профессиональная армия лучше подготовлена, мотивирована, а также более дисциплинирована, нежели в те годы, когда существовал призыв. Ни один приличный человек, как-то связанный с сегодняшней армией, не может не испытывать к ней чувств уважения и благодарности за то, что делают наши военные.

Однако эту мощную боевую силу регулярно побеждают менее современные, хуже оснащенные и практически никем не финансируемые враги. Либо же она одерживает победы в отдельных стычках и боях, а потом проигрывает или вязнет в войне в целом. Точных цифр не знает никто, и на сей счет есть масса разногласий, но 12 лет войн в Ираке, Афганистане и соседних государствах, стоили нам как минимум 1,5 триллиона долларов. А Линда Билмс (Linda J. Bilmes) из Гарварда недавно подсчитала, что общие затраты могут быть в 3-4 раза выше. Вспомним, что когда конгресс обсуждал вопрос о начале войны в Ираке, глава экономического совета Белого дома Лоуренс Линдси (Lawrence B. Lindsey) был вынужден уйти в отставку из-за того, что рассказал The Wall Street Journal о том, что общие затраты могут составить от 100 до 200 миллиардов долларов. Практика показала, что США часто за год тратили больше этой суммы.

С точки зрения стратегии и человеческих потерь, это сгоревшие доллары. «В данный момент совершенно очевидно и бесспорно, что американская армия в Ираке не достигла ни одной из своих стратегических целей, - написал недавно в блоге Best Defense бывший офицер военной разведки Джим Горли (Jim Gourley). — Если оценивать ситуацию по тем целям, которые были поставлены военным командованием, то война закончилась полным поражением наших вооруженных сил». За 13 лет непрерывных боевых действий в соответствии с решением конгресса о применении вооруженных сил (это самый долгий военный период в истории США) американские войска добились одного явного стратегического успеха: провели операцию по ликвидации Усамы бен Ладена. Многочисленные тактические победы, от свержения Саддама Хусейна до союза с племенными лидерами суннитов, в результате  чего удалось провести наращивание группировки в Ираке, показали, что американские военнослужащие обладают и храбростью, и соответствующими навыками. Но все это не принесло долговременной и прочной стабильности этому региону, а также не способствовало продвижению там американских интересов. Когда боевики ИГИЛ захватили значительную часть иракской территории, сложившие оружие и бежавшие от них солдаты были из той самой национальной армии Ирака, которую американские советники за большие деньги, но очень неэффективно готовили на протяжении пяти с лишним лет.

«Мы уязвимы, — написал во время летних дебатов на тему борьбы с ИГИЛ журналист Уильям Грейдер (William Greider), — потому что наша уверенность в непреодолимом превосходстве все глубже втягивает нас в конфликты, в которых невозможно победить». А поскольку армия изолирована от общества, нарушен процесс разработки выводов и уроков из этих поражений. Последней войной, которая закончилась победой, хотя бы отдаленно напоминающей цели довоенного планирования, стал непродолжительный конфликт в Персидском заливе 1991 года.

После войны во Вьетнаме пресса и публика зашли слишком далеко, обвиняя военных в том, что было системным провалом стратегии и ее исполнения. Но военные сами признали свои недостатки, и целое поколение реформаторов после войны постаралось понять существующие привычки и изменить их. В 1978 году ветеран военной разведки по имени Ричард А.Габриэль (Richard A. Gabriel) совместно с Полом Сэвиджем (Paul L. Savage) опубликовал книгу Crisis in Command: Mismanagement in the Army (Кризис командования. Неумелое управление в армии), в которой авторы объясняют многочисленные провалы во Вьетнаме забюрократизированным стилем военного руководства. Три года спустя армейский офицер под литературным псевдонимом Цинциннатус (позднее выяснилось, что это подполковник Сесил Карри (Cecil B. Currey), служивший в резерве военным священником) написал работу под названием Self-Destruction: The Disintegration and Decay of the United States Army During the Vietnam Era (Саморазрушение. Развал и упадок американской армии в эпоху Вьетнама), в которой он связал проблемы Вьетнамской войны с нравственными и интеллектуальными изъянами профессиональных военных. По поводу книги возникли острые споры, но она запомнилась. В статье об этой книге, появившейся в Air University Review, говорится, что «доводы автора безупречны», и что структура военной карьеры «развращает тех, кто служит; эта система изгоняет самых лучших, а вознаграждает только подхалимов».

Сегодня мы часто слышим суждения такого рода из уст военных, а порой и политиков — но только в частном порядке. Мы больше не говорим публично таким языком о своих героях, в результате  чего контроль над профессиональной армией существенно ослаб по сравнению с предыдущими войнами. Военный историк Уильям Линд (William S. Lind) в 1990-е годы участвовал в разработке концепции под названием «Война четвертого поколения», в которой говорится о борьбе с партизанами, боевиками, террористами и прочими «негосударственными» группировками, которые не желают воевать так, как это делают традиционные армии. Недавно Линд написал следующее:

Самое любопытное в наших четырех поражениях в войне четвертого поколения — а это Ливан, Сомали, Ирак и Афганистан — это полное молчание американского офицерского корпуса. Поражение во Вьетнаме воспитало поколение военных реформаторов …. Сегодня на этом поле пустота. Не слышно ни единого голоса военных с призывом к осуществлению вдумчивых и содержательных изменений. Просто просят больше денег, и все.

Во время и после успешных американских войн, и конечно после противостояния в Корее и поражения во Вьетнаме, лидерские качества профессиональных военных и их суждения часто подвергались критике, и это считалось естественным. Грант спас Союз, а Маклеллан чуть ли не устроил диверсию против него — но он стал единственным генералом, которого Линкольну пришлось убрать с дороги. Что-то похожее случалось во многих войнах, включая Вьетнам. Некоторые командиры были хороши, некоторые плохи. А сейчас в рамках публичной дискуссии все они превращены в героев. Как написал в этом журнале в 2012 году Томас Рикс (Thomas Ricks), в войнах прошедшего десятилетия «участвовали сотни армейских генералов, но военное командование не уволило ни одного их них за неэффективность в бою». По его словам, это не просто радикальный отход от американской традиции, но и «важный фактор поражений» в наших последних войнах.

Отчасти такие изменения произошли из-за того, что общество, находящееся в полной безопасности, не настаивает на подотчетности армии. Отчасти это вызвано тем, что законодатели и даже президенты признают: спорить с профессиональными военными рискованно и почти бесполезно. Если президенты в последнее время и снимали офицеров с должностей, то делали они это обычно в связи с обвинениями в недостойном поведении, сексуальных скандалах, финансовых нарушениях и прочими дисциплинарными проступками. Здесь уместно вспомнить двух знаменитых четырехзвездных генералов, которые сами ушли в отставку, не дожидаясь решения Обамы о их увольнении: это Стэнли Маккристал, командовавший международными силами в Афганистане, и Дэвид Петреус, ставший директором ЦРУ после должности командующего Центральным командованием. Доказывающее общее правило исключение случилось 12 лет назад, когда высокопоставленный гражданский руководитель напрямую обвинил четырехзведного генерала в военной некомпетентности. Давая показания в конгрессе накануне войны в Ираке, генерал Эрик Шинсеки (Eric Shinseki), занимавший в то время должность  начальника штаба сухопутных войск, сказал, что для успешной оккупации Ирака может понадобиться гораздо больше войск, чем предусмотрено планами. Тогдашний заместитель министра обороны и начальник Шинсеки Пол Вулфовиц (Paul Wolfowitz) публично высмеял его, назвав взгляды своего подчиненного «нелепыми» и «абсолютно неверными». С тех пор Вулфовиц и его начальник, министр обороны Дональд Рамсфелд (Donald Rumsfeld) начали демонстративно притеснять Шинсеки.

В том случае генерал был прав, а политики ошибались. Но сегодня военные гораздо чаще и намного искуснее дистанцируются от многочисленных военных провалов, причем даже в тех случаях, когда они ошибаются. Отчасти такой сдвиг в связях с общественностью носит антропологический характер. Большинство освещающих вопросы политики репортеров любят этот процесс и политиков, которым тоже нравится эта работа. А это одна из причин, почему большинство (как и вся страна) намного снисходительнее относилось к любящему взводить курок и воинственному Биллу Клинтону, нежели к «холодному» и «настороженному» Бараку Обаме. Но политические репортеры всегда охотятся за ляпами и скандалами, посредством которых можно сбить цель, и им кажется, что они при этом действуют в интересах общества.

Большинство освещающих военные вопросы репортеров любят этот процесс и не могут не любить или как минимум не уважать тех, о ком они пишут и говорят. Это физически сильные и выносливые люди, привыкшие говорить «сэр» и «мэм»; они прошли такие испытания, с которыми никогда не столкнется большинство гражданских; они являются составной частью дисциплинированной и кажущейся бескорыстной группы людей и вполне естественно вызывают уважение. Сознательно это делается или нет, но военные получают существенную поддержку в сфере формирования общественного мнения в связи с  современной практикой назначать офицеров в середине их карьеры в различные аналитические центры, в аппарат конгресса и на обучение по различным образовательным программам по всей стране. Для университетов военные студенты (так сказал мне декан одного факультета государственной политики) это «улучшенная версия иностранного студента». То есть, они старательно учатся, регулярно и полностью платят за свое обучение, и в отличие от студентов из-за рубежа, у них нет языкового барьера, сложностей в адаптации к американскому образу жизни с его общением в аудитории и обменом мнениями. В большинстве стран к студентам-воинам относятся с уважением, а эти программы позволяют свести в одном месте обычно скептически настроенную американскую элиту и людей типа молодого Колина Пауэлла, который, будучи в 34-летнем возрасте подполковником, после службы во Вьетнаме получил стипендию от Белого дома. Или Дэвида Петреуса, который свою докторскую степень в Принстоне получил спустя 13 лет после выпуска из Вест-Пойнта.

Но как бы американцы ни «поддерживали» и ни «уважали» военных, они оторваны от них, а такая оторванность неизбежно ведет к принятию опасных решений, чего публика почти не замечает. «Меня очень беспокоит этот усиливающийся разрыв между американским народом и нашей армией», — сказал мне недавно адмирал в отставке Майк Маллен (Mike Mullen), который при Буше, а затем при Обаме занимал должность председателя объединенного комитета начальников штабов (и который в процессе военной службы учился в Гарварде в школе бизнеса). Военные это люди «профессиональные и способные», заявил он, но «я бы пожертвовал частью этих превосходных качеств ради того, чтобы армия была ближе к американскому народу. Все меньше и меньше людей знакомы с военнослужащими. Просто сейчас стало слишком легко отправиться на войну».

Граждане замечают, когда происходит рост преступности, когда снижается качество школьного обучения, когда питьевая вода становится небезопасной или когда государственные ведомства перестают функционировать должным образом. Но изменения в лучшую и в худшую сторону в армии замечают немногие. Страна слишком редко и слишком хорошо думает о том одном проценте, который ради нас находится под огнем.

источник http://www.theatlantic.com/features/archive/2014/12/the-tragedy-of-the-american-military/383516/