В России есть политика, потому что политика никогда никуда не исчезает. Она просто переходит из одного агрегатного состояния в другое. В России нет публичной политики европейского образца. Но эта публичная политика конвертируется в аппаратную политику, в подковерные игры. Она конвертируется в переток власти между легитимными властями, которые формально избраны, и властями, которые никто не избирал. Например, такими, как Сергей Цапок в Краснодарском крае или Евгений Ройзман и Евгений Бычков в Свердловской области.
Объем политики, ее абсолютный размер никогда не меняется. Просто из одних форм она переходит в другие. И в тех государствах, в тех обществах, где нет традиционной публичной политики, существует политика в иных формах. Иногда тихих и спокойных, иногда – весьма бурных и взрывоопасных.
Поэтому в России политика есть. Нет определенного типа политики, нет выборов, нет электоральной демократии в евроатлантическом понимании этого термина, но это не значит, что политики нет, ибо она не может исчезнуть. Точно так же как не может исчезнуть искусство, любовь и другие базовые категории человеческого бытия.

Политика это форма самореализации человека в обществе, в институтах общества, государства. Собственно, политика происходит от слова «полис» – государство. И она существует почти столько же, сколько человечество. Я думаю, что еще на первобытном уровне зачатки политики уже существовали.

Нет. Политических партий в традиционном понимании в России не существует. Самая крупная из них – «Единая Россия» – вообще лишена политической субъектности. То есть это не партия, а совокупность бюрократов и бизнесменов, объединенных по принципу близости к Кремлю и распределяемым им ресурсам.
Ясно, что эту партию, так называемую, можно распустить одним звонком за один день. Собственно, в последнее время «Единую Россию» Кремль особенно часто и демонстративно унижает, заставляя ее постоянно отзывать уже принятые законы и менять позицию на 180 градусов в течение буквально нескольких дней, а то и часов.
Ну и системные оппозиционные партии не отстают. Они стремительно растворяются в сегодняшнем псевдополитическом месиве. И основные указания готовы получать извне. Пожалуй, устойчивой идеологией обладает только КПРФ. А наличие устойчивой идеологии это все-таки важный признак партии в традиционном понимании этого термина. Однако и КПРФ уже практически лишилась субъектности.
На недавних торжествах, посвященных очередной годовщине Октябрьской революции, 7 ноября 2010 года, она даже сдала в милицию своих соратников и попутчиков из более радикальных левых организаций. Ясно, что КПРФ не собирается бороться за власть, она хочет узнать свой результат на ближайших выборах из Кремля прежде, чем его огласит Центральная избирательная комиссия.
Ну, есть еще ЛДПР, но это фактически отдельный бизнес-проект ее лидера Владимира Жириновского. И жизнеспособность этого проекта определяется только состоянием его здоровья и политической формы.
Нет, партий нет. И, конечно, при нынешних партиях реальная демократия невозможна. Если Россия когда-нибудь будет переходить к реальной демократии евроатлантического образца или, по крайней мере, к чему-то похожему на европейскую демократию, то партийная система должна измениться кардинально, в том числе и по составу.

Политиков, наверное, научатся уважать тогда, когда они сами себя будут уважать. На сегодняшний день политик это практически черная метка, это клеймо на человеке. Люди разочарованы в политике. В начале 90-х годов было тотальное очарование политикой, был вкус к этому, было представление о том, что новые политики (или старые, но сделавшие себя новыми, как Борис Ельцин), придя к власти, кардинально изменят нашу жизнь. Что к власти придут политики, которые в отличие от партократов позднего Советского Союза, одержимых черными «Волгами» и пыжиковыми шапками, будут бескорыстны в отстаивании своих идеалов.
Этого всего не случилось. Политический класс полностью разочаровал население России. И сегодня российский народ знает про политику две вещи. Первое: что политика не является способом и средством формирования власти. Потому что власть формируется где-то на Марсе, без участия граждан, и потом сбрасывается с Марса, десантируется, и гражданам просто объявляют, что вот это теперь и есть наша власть. И граждане вынуждены с этим мириться.
Во-вторых, граждане знают, что политика не является средством изменения их жизни, потому что ничего от легитимных органов власти добиться невозможно. А добиться можно только прямым действием, собственной борьбой, как это делает, например, движение защитников Химкинского леса и многие другие организации такого же толка. Поэтому политики дискредитировали сами себя. И в этом смысле то, что их не уважают, это вполне закономерно. Обвинять они в этом должны сами себя, прежде всего.

Сама собой Россия не приблизится к правовому государству и гражданскому обществу, поскольку все либеральные реформы в России происходят только сверху. А нынешние правящие элиты, включая президента Медведева, не демонстрируют никакого желания проводить либеральные реформы и содействовать установлению реального гражданского общества.
Недавняя почти сенсационная запись Дмитрия Медведева в видеоблоге, которая сейчас активно обсуждается, где впервые прозвучало слово «застой» из официальных президентских уст, в общем-то, ни к чему, она бессодержательна на самом деле. Медведев фактически дает понять, что точечные полумеры, которые он принял в прошлом году, маленькие поправочки к законодательству о выборах, это и есть, собственно, полноценная реформа политической системы, на чем он собирается успокоиться.
Никакой кардинальной реформации сверху Медведев не планирует. Но часто обстоятельства сильнее людей. И ход истории оказывается важнее субъективных желаний и предпочтений политиков. Дмитрий Медведев находится в эйфории, судя по всему. Ему кажется, что нынешняя система незыблема. Однако в такой же эйфории находился и Михаил Горбачев на определенном этапе своей политической карьеры. И Медведев всё больше напоминает Горбачева.
И само возникновение слова «застой» уже говорит о том, что застоя больше нет, потому что слово «застой» произносится на официальном уровне только тогда, когда перестройка уже началась. Перестройка не как комплекс системных реформ и не как революция сверху, как ее часто ошибочно воспринимают, а как расползание основ политико-экономической системы.
Когда Горбачев пришел к власти, у него не было задачи сокрушить коммунизм. В общем-то, этой задачи у него не было практически до последних дней пребывания на первом посту в государстве. У него была задача укрепить коммунистическую систему за счет ее точечной коррекции. Та же самая задача стоит перед Медведевым – укрепить нынешнюю систему тотальной коррупции путем небольших поправок, изменений, улучшений. Но когда основы системы начинают расползаться, эти точечные изменения уже не работают. Они, как минимум, никого не воодушевляют. И только подрывают доверие к системе.
В конце 80-х стало ясно, что ресурсы коммунистической системы исчерпаны, потому что она позволяет выиграть мировую войну, запустить человека в космос и создать атомную бомбу, но она не позволяет интегрировать человека в общество потребления. Собственно, настоящая перестройка, настоящий распад коммунистической системы начался тогда, когда партийный работник среднего и даже высокого звена, то есть плоть от плоти системы, ее опора опор, понял, что, несмотря на большую власть, которая сосредоточена в его руках, несмотря на большие ресурсы, которыми он реально управляет, он живет хуже простого какого-то европейского бюргера. И то, что для европейского бюргера обыденность, типа видеомагнитофона, для нашего партработника предмет роскоши.
Сейчас в той же ситуации оказывается наша нынешняя система – система тотальной коррупции. Пока размер коррупционного налога в этой системе был как бы умеренным, в начале нулевых годов, скажем, откат был 10%, эта система работала, и коррупция даже была мотором, топливом этой системы. Она помогала решать многие вопросы, которые вне коррупционного формата не решались.
Но сейчас, когда откат перевалил за 50%, а коррупция стала единственным мотиватором, единственным фактором, определяющим принятие большинства и политических, и экономических решений, стало ясно, что эта система уже не эффективна. Потому что когда у тебя откат 50%, ты должен или резко снижать качество товара или услуги, или резко повышать цену, выводя весь рынок за пределы экономической целесообразности. И это многие сегодня уже понимают. Этого не понимает пока президент.
И я думаю, что не понимает премьер, который вообще находится в информационном вакууме, не читает газет, не пользуется Интернетом, не смотрит телевизор, иначе бы он не подставился так жестоко несколько раз и не дал себя «замочить», как его замочили в последнее время со встречами с Якеменко и с вынесением благодарности компании «Транснефть» на пике коррупционного скандала. Но это понимают многие люди в элитах.
То есть сегодня роль партработников конца 80-х играют бизнесмены, которые сами возросли на этой системе, которые многим ей обязаны, которые ей очень благодарны, но они понимают, что машинка больше не работает. И поэтому, как и в конце 80-х, система может просто издохнуть. Жалко, унизительно издохнуть.
Другое дело, что тогда существовали республики, которые могли перенять эту власть, и Борис Ельцин, собственно, въехал в Кремль не просто так, не с улицы, а с поста президента РСФСР, т.е. главы крупнейшей республики в составе СССР. В этом смысле он был легитимен априори. А сейчас таких субъектов нет.
И поэтому это гораздо более опасная ситуация. Есть вероятность кровавой каши, где никто не контролирует ничего и никого и где каждый играет за себя и все решает Цапок и Ройзман с Бычковым в каждой конкретной точке российского пространства. Это очень опасная и очень серьезная перспектива, которая многими, на мой взгляд, уже в элитах осознается хотя бы даже на интуитивном уровне.

Они уже увядают. Я уже сказал, что эта система оказывается объективно не эффективной. Вот, давайте представим себе, что завтра Государственная Дума примет закон о введении дополнительно 50%-го налога на любые сделки. Как бы это отразилось на экономике? А этот налог-то де-факто существует. В виде тотального отката. Такая система не может быть экономически эффективной по определению.

На сегодняшний день они – чистый инструмент Владислава Суркова. Что он скажет, то и будет. Но как такие монады, как такие зачаточные состояния банды Цапка, они опасны. Потому что если эти движения будут предоставлены сами себе, то с учетом того потенциала ненависти и негатива, который в них сосредоточен, и той аморальности, которая культивировалась в них с момента их создания, действительно, они могут превратиться в опасные боевые бригады, способные добывать себе пропитание насилием. Что такое молодежные движения прокремлевские? Это банды профессиональных подонков, которые состоят из людей, которые рекрутировались по принципу готовности стать подонками, то есть отринуть все традиционные моральные и нравственные нормы. И вот когда это скопление подонков будет отключено от кремлевского финансового крана, который сегодня является для них главным мотиватором и стимулятором, не знаю, что с ними будет. Всё может быть.

Я думаю, что 70% этих обвинений инспирирует он сам. Потому что главная проблема Владислава Юрьевича Суркова состоит в том, что у него нет власти. Миф Суркова надут до неприличных пределов – миф о человеке, который, если не первый начальник в России, то и не второй, как говорят в Одессе.
Но, на самом деле, какой-нибудь влиятельный бизнесмен типа и уровня Романа Абрамовича или Геннадия Тимченко, гораздо главнее Суркова. Такой человек заходит напрямую к Медведеву и к Путину, и решает в течение нескольких часов вопросы, к которым Сурков, возможно, готовится годами. А, кроме того, Сурков не сидит на реальных финансовых потоках.
У него нет ни нефтяной компании, ни газовой, ни алюминиевой, ни хотя бы подрядчика по строительству нефтепровода, который позволил бы быстро заработать 4 миллиарда долларов. Сурков сидит на очень скромных с точки зрения нынешней экономической системы политических и околополитических бюджетах, и занимается тем, чем более главные люди в этой системе заниматься просто не хотят.
Вообще, нынешняя правящая элита России избавилась бы от публичной политики в принципе – от института выборов, от парламента и прочих ненужных вещей, если бы не Запад. Но поскольку наш правящий класс должен представать на Западе цивилизованной и интегральной частью международной элиты, то приходится все эти атрибуты демократии держать. И вот как бы сторожем этих атрибутов является Владислав Сурков, который компенсирует свою реально достаточно скромную роль в системе созданием мифа о своих гигантских возможностях и демонических способностях.
Современную Россию построил, конечно, не Сурков. Ее построил крупный капитал, в первую очередь, который выдвинул на президентский пост сначала Владимира Путина, потом Дмитрия Медведева. Тот самый крупный капитал, который ощутил себя правящим классом в стране примерно с середины 90-х.
Сурков это один из менеджеров (достаточно высокопоставленных и высокооплачиваемых) у этого капитала, но он не совладелец системы. В этом, наверное, его внутренняя драма, которая побуждает его всячески раздувать собственный личный миф.

Владислав Юрьевич Сурков, на мой взгляд, Россию никуда не ведет. Россию куда-то ведет нынешняя правящая элита, у которой есть несколько важнейших целей.
Первой целью была утилизация советского наследства, то есть приспособление той гигантской совокупности промышленных и инфраструктурных активов, которые создала советская власть, к интересам этой правящей элиты.
Другой целью была замена типа социальной системы. Еще в начале 90-х годов было ясно, что нужно упразднить советскую социальную систему, при которой гражданин получал много бесплатных социальных услуг от государства, на постсоветскую, при которой все социальные услуги покупаются за их полную рыночную стоимость при наличии платежеспособного спроса.
В 90-е годы просто нельзя было эти реформы провести, потому что Борис Ельцин был непопулярен, и он не мог идти на слишком радикальные шаги в ряде случаев. В этом десятилетии, когда у власти находятся популярные лидеры, такие реформы стали возможными, и они осуществляются.
Ну и третья важнейшая цель – это легализация правящей элиты на Западе. Владислав Сурков, в принципе, является менеджером, который работает на реализацию всех трех целей в рамках своих функций и полномочий, то есть в рамках пиар-обеспечения этих процессов. Но не он определяет идеологию системы и последовательность шагов.

фотки из староправославной деревни Ляхово и мегадеревни Давыдово в Гуслице, Подмосковье.