...
Холод усилился. Вместе с ним в проеме туннеля сгустилась тьма, среди которой мерцали три одинокие искорки света – тусклого, еле заметного. Маэдрос вспомнил о той тьме, что они видели в Форменосе – от нее леденело сердце и мешались мысли. Вот сгусток тьмы стал еще чернее, обрел плоть – и превратился в огромную темную фигуру. От нее веяло таким холодом и злобой, что Маэдрос невольно закрыл глаза. Но это не помогло. Тонкой плоти век было недостаточно, чтобы отгородиться от ужаса, ведь он родился еще до рождения Мира и обладал наивысшей мощью среди тех, кто населял Арду. Силы эрухини, хотя бы даже и рожденного в Валиноре, было недостаточно, чтобы противостоять ему. Но Маэдрос все же будет противостоять… хотя бы попытается. Он недаром старший сын величайшего из эльдар. Пусть ему досталось мало от талантов отца… но он унаследовал немалую толику его силы, большую, чем любой из его братьев. Маэдрос собрал всю свою отвагу и стойкость, всю силу и решимость, и открыл глаза… и невольно отшатнулся. Цепи натянулись… увы, он не мог сделать даже и одного шага. Фигура подошла совсем близко. Маэдрос раньше не раз видел Мелькора… нет, Моргота в Валиноре. Тогда он принимал прекрасный облик нолдо – высокого, выше, чем любой эльф - даже Турукано доставал ему только до плеча - черноволосого, с белой кожей и стройным телом, могучими плечами кузнеца и длинными пальцами мастера. Но даже тогда глаза у него были какого-то тускло-серого цвета, с изрядной болотной прозеленью, они никогда не сияли тем внутренним светом, что был присущ любому из эльдар и всем другим Айнур. Они всегда оставались холодными, даже когда Моргот смеялся или восторгался чем-либо. Взгляд его был так пронзителен, что его собеседникам всегда казалось, что Моргот роется ледяными пальцами в их самых сокровенных мыслях – и эльфы невольно закрывали свой разум непроницаемой броней аванирэ, хотя это считалось невежливым при разговоре с Айнур. От общения с любым другим Айну - даже мрачным Мандосом, величественным Манвэ или могучим Тулкасом никогда не возникало подобного ощущения… Но речи Моргота всегда были такими сладкими, а тайны мастерства, которые он открывал – такими заманчивыми, что многие нолдор с удовольствием слушали его, не обращая внимания на неприятные чувства. И сам Маэдрос когда-то слушал его речи – о, лучше бы ему было оглохнуть тогда! В те времена Моргот говорил об оружии, о силе, которое оно дает для защиты… и о тех, от кого следует защищаться. А защищаться по его словам следовало – Маэдрос ощутил мгновенный вкус горечи во рту – от Финголфина и его сыновей, от его лучшего друга Фингона. Маэдрос и тогда не до конца поверил в предательство родичей… тем более, он не верил теперь. Теперь нолдор знали, кто был их истинным врагом – но как дорого заплатили они за это знание! Жизнью своего короля и его старшего сына, кровью, пролитой в битвах с врагом и кровью родичей на своих руках, что принесла им вечное проклятие…

Теперь в облике Моргота не осталось ничего прекрасного – он навевал ужас и омерзение. Он стал еще выше – теперь Маэдрос едва ли смог бы дотянуться до его плеча даже вытянутой рукой. Тело, скрытое длинным черным балахоном, казалось ожившей каменной глыбой – такое оно было массивное. Голова походила на пивной котел. Лицо было какого-то серо-землистого цвета, рыхлое, покрытое морщинами и складками. На нем выделялись огромные вывернутые губы темно-серого цвета. Пряди редких сальных волос, свисали с головы, на которую был водружен Железный Венец – корона с тремя острыми зубцами, похожими на очертания Тангородрима. А в нем… Маэдрос чуть не застонал в голос … вот они, Камни его отца, украденные и оскверненные Врагом! Свет их почти затмился тьмой, что распространял Моргот вокруг себя. Те самоцветы, что когда-то могли осветить обширную подземную сокровищницу, теперь еле-еле мерцали. Маэдросу показалось, что железные оковы вражьего венца для них так же мучительны, как цепи и ошейник для него самого. Он содрогнулся – ему показалось, что Камни беззвучно кричат, и отвел взгляд от этого ужасного зрелища, вновь взглянув в лицо Морготу. И тут же пожалел об этом. Глаза Моргота были маленькими и почти незаметными… пока Моргот не обратил их взгляд прямо на пленника. Теперь Маэдрос не мог оторвать свои глаза от глаз врага, он утонул в их бездонной черноте. Он ощутил, как злая сила бьется о доспех аванирэ, стремясь проникнуть в его разум… Но Валар когда-то говорили – никто, кроме одного лишь Эру Илуватара, не может проникнуть в чужой разум сквозь нежелание. И это оказалось правдой. Даже сильнейший из жителей Арды не смог это сделать. Маэдрос почувствовал, как толчки прекратились, и уловил разочарование и ярость, овладевшие Морготом. Глаза его спрятались под набухшими веками, отпустив взгляд Маэдроса, и последним, что почувствовал эльф, был отзвук какой-то сильной боли. Маэдрос услышал какой-то шум вокруг – оказалось, орки попадали на пол, прикрыв головы руками – видно, для них это ощущение оказалось куда сильнее и они опасались гнева своего повелителя. Он и сам ощутил ледяные пальцы страха, сжавшие сердце. Он здесь… он совершенно беззащитен и отдан в полную власть Моргота, который может сделать с ним все, что угодно. Он с особой силой ощутил свою наготу – как ни призрачна была защита тонкой ткани, но одетому ему было бы легче. Вероятно, Моргот на это и рассчитывал.

Моргот отступил на шаг и уселся на высокое черное сидение – видимо, это и было его привычное место. Орки вокруг Маэдроса зашевелились и поднялись на ноги – наверное, Моргот отдал им беззвучный приказ. Он указал рукой на стену с непонятными палками с ремешками и один из орков, подскочив, тут же взял один предмет – ремешки на нем были не очень длинными, но зато их было три и на них были металлические крючки. Потом орк встал за спиной Маэдроса, держа непонятную вещь в лапах. И лишь тогда Моргот заговорил:

- Привет тебе, Нельофинвэ Майтимо Фэанарион! Ты так стремился к встрече со мной, и вот ты здесь, в моем владении! По нраву ли тебе мое гостеприимство и мои дары?

Гулкий голос, раскатившийся эхом под сводами подземелья, таил еле скрытую насмешку. Еще бы Морготу не смеяться над ним, глупцом, который поверил обещаниям Отца Лжи…
Маэдрос горько рассмеялся.

- Немногого стоит твое гостеприимство, Моринготто, если ты связываешь гостей, чтобы они не могли уйти.

- Не смей называть меня так, меня, Мелькора могучего, повелителя Судеб Арды! – Моргот махнул рукой и стоящий позади Маэдроса орк ударил его по спине ремнем. Удар ожег его болью, а металлические крючки впились в спину, прочертив на ней кровавые полосы. Лицо Маэдроса исказилось болью, но стон он смог сдержать. Он заметил, как Моргот подался вперед, с жадностью всматриваясь в его лицо, отыскивая на нем признаки страдания.

- Скоро ты отучишься называть меня так, ублюдок! Скоро ты будешь ползать передо мной на коленях, умоляя о пощаде!

Толстые губы Моргота расползлись в гнусной ухмылке.

- Будущий король нолдор мог бы проявить побольше ума! Неужели ты думал, что я добровольно отдам тебе Сильмариль? Скорее рухнет Тангородрим, чем это произойдет! И не забудем о чести о принц, перенявший низость своего отца! О скольких воинах мы договаривались, а, Майтимо? Помнишь? Не более пятидесяти! А сколько взял ты? Сотню! Ты обманул меня! И чего добился этим? Сотни бесполезных смертей? – Моргот перешел почти на шепот, хотя Маэдрос слышал его так же отчетливо как и раньше. – Ты помнишь их всех, Майтимо? Помнишь их имена? Помнишь лица? Может, тебе следует напомнить? По удару за каждого – это будет справедливо, не правда ли? Сотню ударов! – это Моргот крикнул стоящему рядом с Маэдросом орку.

Маэдрос опустил голову, объятый стыдом. Моргот нащупал одно из его слабых мест и не мог выдумать худшей муки. Сколько раз он укорял себя за то, что вообще согласился на эту встречу и за то, что из-за нарушения им слова погибло больше эльдар, чем если бы он был честен…

Тем временем орк, стоявший позади размахнулся плетью и обрушил ее на плечи Маэдроса. Жгучая боль, струйка крови на коже… Раз!

«Эльданьяр… Черноволосый кузнец, мастер по работе с медью… Жена не пошла за ним, но он не мог нарушить однажды данного слова… Он падает, разрубленный до середины груди мечом огромного орка…»

Два!

«Хэлкарон… Волосы у него были серебристые, как у тэлеро и он тоже любил серебро… Он собирался жениться, когда погасли Древа… Орк подкрался к нему сзади и пронзил ятаганом…»

Три!

«Артанэр… Высокий охотник с необычайно светлыми глазами… Он заливисто смеялся, преследуя добычу… Его убил балрог, хлестнув огненным бичом… Лицо его обезобразил ожог…»

Следующий удар – следующее имя, следующее лицо, следующая смерть…
Он чувствовал, как кровь струйками бежит по спине, рубцы горели огнем. Но хуже этой боли была боль в сердце, стыд за бесчестный поступок, страдание от гибели друзей… По лицу его текли слезы, а он все шептал имена ушедших, на время даже забыв, где находится… Но гнусный голос Врага вернул его к действительности.

- Я вижу, Фэанарион, ты уже сожалеешь о своей глупости и подлости. Прекрасное начало! А теперь ты можешь поразмыслить о своих деяниях в одиночестве.
...