Тишь…
Тревоги кончены уже.
Утреннее тиканье часов.
Не хватает музыки душе.
Не хватает смеха, голосов,
Манящей,
Слепящей белизны
Гор над изумрудною рекой.
Не хватает неба, новизны
Бесконечных звёзд над головой.

Мироточащая нежностью глаз,
В травах медовых совьет мне постель,
Вечер багряный положит к ногам.

Я буду петь ей весну, будет вальс
Ветра плести кружева и капель
Звезд орошать поляны и сочные хмелем луга.

Мы не уснем, пока не насытится пламя рубиновых губ,
Пока сердце не вырвет струны цветочной поэзии,
Пока черное небо не выплеснет янтаря акварель.

Я буду петь ей рассвет, как волны поют
В морском откровении утра. Смолкнув, горною бездной
Я загляну в ее душу и там найду свою тень.

Выйду в поле, где так волен ветер,
Где так много света, нет людей, –
И растаю рано на рассвете
С белоснежной стаей лебедей…

И сольюсь с путём свободно-млечным,
С горизонтом вечным и седым,
Чтоб остаться в памяти навечно,
Как весна и песня – молодым…

Красное, как кровь, вино –
это твой закат провожает меня в ночную степь.
Движения свободны и легки, словно языки огня.
Я растворяюсь ароматом трав.
Сладость мгновенья льется на сердце прохладным дождем.
Горный хрусталь взгляда ласкает твои плечи.
Образы из осколков древних святилищ
питают губы поэзией.
Принеси мне свое откровение полной чашей любви.
Мне всегда было мало средней величины,
я хочу через край умываться твоим светом,
я хочу находить тебя в каждом кадре души нежного леса.

Выпей отвар из трав! Я их собирала ночами,
Когда ты других ласкал, умасливал их речами.
Здесь есть немного семян из слов, тобою забытых,
Из сердца залеченных ран, из слез, мной когда-то пролитых.

Добавила я пыльцы невыраженного и невысказанного,
Остатки своих обид, желаний своих неистовых,
Немного сушеных цветов печали, грусти, сомнений,
И выжимки лживых слов мне посвященных стихотворений.

Здесь стебли порезаны так, что задевают нервы,
Здесь горечь первого поцелуя и горечь всего первого.
Добавлю шампанского брызги, чтоб закипела взварь
И злобы туман заклубился... Пей же отраву, тварь!

В хрустальной вазе опадает
Осенний лиственный букет.
Снег за окном летит и тает,
Теплом любви ещё согрет.

Ещё целую шею, плечи...
Но взгляд - застывший лазурит...
А за окном закатный вечер
Листом осиновым горит.

И отраженье страшной ночи,
В трюмо, стоящем у стены…
Любовь не ведает рассрочек.
И мы не любим, мы больны…

Любви чужды такие страсти,
Где каждый вздох – предвестье бед!
Букет малиновых злосчастий,
Багряной осени букет…

Не торопи любовь с приходом,
а уходящей дай уйти:
глупец, кто в бездне ищет брода
и путь, где не было пути.
И помни: время боль рубцует,
когда как мотылек на пламя
любовь в тебе с тобой танцует
и счастья развевает знамя.
Не торопи любовь с приходом,
а уходящей дай уйти:
закат не спутаешь с восходом-
где Рубикон, чтоб перейти?
Сумей понять, что суть не вечна-
она у каждого своя,
а жизнь быстра и скоротечна
и оборвется колея.
Не торопи любовь с приходом,
а уходящей дай уйти-
она не может мимоходом
на огонек к тебе зайти.
И балансируя на грани,
не примет во спасенье ложь
и не купить ее дарами-
ей смерть не преподносит нож.
Не торопи любовь с приходом,
а уходящей дай уйти
и так устроена природа,
что надо нам себя найти.
И на себя примерить счастье,
разлуку, ревности порыв,
и только после дикой страсти
понять, что всех страшней разрыв.
Не торопи любовь с приходом,
а уходящей дай уйти...

Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле.
Что-то я делал не так;
извините:
жил я впервые на этой земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь...
И по-другому прожить обещаю.
Если вернусь...

Но ведь я не вернусь.

Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.

Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.

И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.

И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам,- плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.

Смеюсь несдержанно и бойко,
Чтоб ты не видел, как мне горько.
Смеюсь, и больше ничего.
Смеюсь, чтоб ты за смехом этим
Не распознал и не заметил
Тревоги сердца моего.
Я легкомысленной девчонкой
Шучу, шепчу себе о чём-то
И что-то вздорное пою.
Чтоб слёз моих не мог ты видеть,
Чтоб невзначай тебе не выдать
Любовь мою!..

Ушёл…
Но знаю всей душою -
Нам друг от друга не уйти.
Я знаю, я всегда с тобою,
Нам в этой жизни - по пути!
Я - дом твой, я - твоя дорога,
Мы дышим воздухом одним.
В тебе меня настолько много,
Что нету места там другим.
И сколько 6 женских глаз ни встретил -
Мои глаза увидишь в них.
Я для тебя одна на свете,
И тут не может быть других.
И чьи б ни слышал голоса ты -
Услышишь в них меня одну.
…Коснусь тебя ветвями сада,
Глазами полночи взгляну.
Когда домой вернёшься поздно,
Ты снова вспомнишь обо мне.
Я стану дымом папиросным,
Я стану звёздами в окне,
Через любые километры
До сердца сердцем дотянусь.
В окно влечу я нежным ветром,
Закроешь - бурею ворвусь.
Есть у любви своя отвага!
Влетев в твой дом, в твой мир, в твой быт,
Смешаю все твои бумаги,
Всю жизнь смешаю, может быть…

Не смеешь ты меня забыть!

Ты мне чужой и не чужой,
Родной и не родной,
Мой и не мой! Идя к тебе
Домой - я "в гости" не скажу,
И не скажу "домой".

Любовь - как огненная пещь:
А все ж и кольцо - большая вещь,
А все ж и алтарь - великий свет.
- Бог - не благословил!

Ты то мерещишься, то чудишься,
хотя я чуда не ищу.
Когда-то ты совсем забудешься,
тогда-то я тебя прощу.
Тебя, такого звонко-медного,
над теплой ямкой у плеча
и лихорадящего, бледного,
растаявшего как свеча.

Нет, все не так теперь рисуется -
не надо ближнего стращать,
что выпадет, что подтасуется –
и станет некого прощать.
Но ты мерещишься, ты чудишься,
полуразмытый, видный чуть.
Когда-нибудь и ты забудешься,
когда-нибудь, когда-нибудь.

Я лишь теперь, на склоне лет,
Истосковался о минувшем.
Но к прошлому возврата нет,
Как нет покоя нашим душам.

Да и какой сейчас покой,
Когда в нас каждый миг тревожен.
Несправедливостью людской
Он в нас безжалостно низложен.

Прости, что столько долгих лет
Мы жили на широтах разных.
Но ты была во мне, как свет,
Не дав душе моей угаснуть.

И как бы ни были круты
Мои дороги, чья-то ярость,—
Я помнил — есть на свете ты.
И все плохое забывалось.

И вот уже вхожу в такую реку,
Что самый дальний берег омывает,
Где человек прощает человеку
Любую боль, которая бывает.

Пускай река всему меня научит,
Пока плыву по этой самой глади,
Где человека человек не мучит,
Не может мучить человека ради.

Хотя б коснуться берега такого,
Который мог покуда только сниться,
Где человек не мучает другого,
А только сам трепещет и казнится.

И ни челна, ни утлого ковчега,
Волна речная берег предвещает,
Где человек прощает человека,
Где человека человек прощает.

Такую печаль я ношу на груди,
Что надо тебе полюбить меня снова.
Я больше не буду дика и сурова,
Я буду как люди! Вся жизнь впереди.

Ее ль убаюкать, самой ли уснуть?
Такое не носят московские леди.
Такое, как камень с прожилками меди —
К ней страшно притронуться, больно взглянуть.

Такую печаль я ношу на груди,
Как вырвали сердце, а вшить позабыли.
Но те, кто калечил, меня не любили,
А ты полюби меня, очень прошу.

Такую печать я ношу на груди,
Что надо тебе полюбить меня снова.
Я больше не буду дика и сурова,
Я буду как люди! Вся жизнь впереди.

К чему разглядывать обиды через лупу?
Их чёрных зёрен не считая, на бегу
К своей мечте, бросайте горстью в жизни ступу –
И пестик времени их растолчёт в муку.

И так же точно поступайте с лютой болью
Утрат безвременных, иллюзий мишурой –
Что толку спорить с утвержденной ролью,
Для нас написанной не Вами и не мной!

Ведь жизнь – кино, а мы в нём – лишь… массовка!
А режиссёр (и сценарист – в одном лице),
Что закрутил сюжет вселенский очень ловко,
Всенепременно разъяснит его – в конце.

И мы, в ладоши дружно хлопая, как дети,
Простив друзей своих, и близких, и врагов,
Объяв сознанием всё сущее на свете,
Увидим ясно, что во всём была – Любовь!

Я ночь люблю за одиночество,
Когда с собой наедине
Я говорю о том, что хочется
И так не хочется судьбе.
Могу я думать о несбыточном,
О том, что ночи нет конца,
И можно верить в дни счастливые,
И плакать можно без конца.
Не надо слушать слов укора,
И глаз тревожных острие
Не надо прикрывать рукою,
Когда становится темно.
1982

Вот девочки - им хочется любви.
Вот мальчики - им хочется в походы.
В апреле изменения погоды
объединяют всех людей с людьми.

О новый месяц, новый государь,
так ищешь ты к себе расположенья,
так ты бываешь щедр на одолженья,
к амнистиям склоняя календарь.

Да, выручишь ты реки из оков,
приблизишь ты любое отдаленье,
безумному даруешь просветленье
и исцелишь недуги стариков.

Лишь мне твоей пощады не дано.
Нет алчности просить тебя об этом.
Ты спрашиваешь - медлю я с ответом
и свет гашу, и в комнате темно.

Как часто лежу я без сна в темноте,
и всё представляются мне
та светлая речка и елочки те
в далекой лесной стороне.
Как тихо, наверное, стало в лесу,
раздетые сучья черны,
день убыл — темнеет в четвертом часу,
и окна не освещены.
Ни скрипа, ни шороха в доме пустом,
он весь потемнел и намок,
ступени завалены палым листом,
висит заржавелый замок...
А гуси летят в темноте ледяной,
тревожно и хрипло трубя...
Какое несчастье случилось со мной —
я жизнь прожила без тебя.