|
Ждала свой звук…
Вместо предисловия
 За время, прошедшее после выхода в свет книги «Чтобы не забыть», интерес к творчеству Ники Турбиной нисколько не угас. Иногда, как и прежде, больше интересовались её жизнью, чем стихами, но это мы уже проходили. Бедная девочка, чего только о ней не писали даже после того, как она ушла! Причём, поскольку нового ничего не было, старательно переписывали былые пасквили, обливая грязью далеко не лечебной.
Но было и светлое пятно: в Италии в издательстве господина Фабрицио Золло «VIA DEL VENTO» вышла массовым тиражом небольшая книга стихов Ники Турбиной в переводах Федерико Федериси. Мне посчастливилось быть его консультантом при работе над этой книгой и написать для неё краткую биографию автора. Господин Федериси оказался не только замечательным переводчиком, но и неустанным пропагандистом творчества Ники, чей сборник, благодаря его усилиям, имел широкую и доброжелательную прессу в Италии.
Но вернёмся к книге «Чтобы не забыть». Разошлась она быстро – да оно и понятно: что такое для Турбиной тираж тысяча экземпляров?! Близкие Ники и я отовсюду получали письма с просьбой выслать эту книгу или подсказать, где её можно купить. Поэтому возникла идея издания новой книги, которая включала бы в себя полностью книгу «Чтобы не забыть» и содержала дополнительный материал в виде неопубликованных ранее стихов и записок в прозе.
Начинали мы работать над этой книгой втроём – с мамой и бабушкой Ники, а заканчивали вдвоём с бабушкой: к великому сожалению, в 2009 году мама Ники умерла. Ей было всего 57 лет. Будем вечно благодарны ей за то, что она подарила миру гениальную дочь! Можно утверждать, что если не было бы её, то не было и Ники как поэта, потому что Майя Анатольевна имела удивительный поэтический слух, она настолько чувствовала слово, что, казалось, дышала поэзией.
Сейчас, когда Ника с мамой встретились на небесах и в колумбарии, где соседствуют урны с их прахом, тяжелее всех её бабушке, пережившей внучку и дочь. Людмила Владимировна мне призналась: «Окунувшись в стихи Никуши, я страдала и мечтала, чтоб она их не писала, видя, как девочка умирает от этой беды, пришедшей в наш дом».
Под бедой подразумевались стихи, из-за которых Ника до двенадцати лет не спала. В своих записках она подтверждает слова бабушки: «Бабуля надеялась на чудеса. Постоянно причитала: “Господи, сделай так, чтоб Никушенька не писала стихи”. Сидела на кухне и плакала. А я ждала свой звук. Он пронзал меня от макушки до конца позвоночника, и силы мои удесятерялись: переполнялась мыслями, хотелось бегать и кричать…» Какой там сон?!
А для Ники страдание было счастьем, потому что, по её словам, «покой делает человека бегемотом». В отличие от Ники, которая прожила короткую жизнь, стихи её живут с нами по сей день и будут жить с нашими наследниками.
Когда-то, обращаясь к людям, Ника писала: «Шла к вашим сердцам и пока не дошла». Это было временно и не по её вине. Сегодня не перечесть людских сердец, которые она распахнула своими стихами. В них, писала она, «нет вычурности. Всё просто, как небо и земля». Ника верила: «Мои стихи многие услышат, поверьте…» Она мечтала об этом, хотя сознавалась: «Моей мечте некуда прислониться». Она считала, что «главное – после себя не оставить дорог предательства».
В новой книге, которая называется «Стала рисовать свою судьбу…», как и в предыдущей, я имел счастье быть не только составителем, но и редактором. Конечно же, редактировал стихи Ники Турбиной я с величайшей осторожностью, чтобы, не дай Бог, не нарушить живую поэтическую ткань, конечно же, старался не уйти от стиля автора в прозе.
Не могу не сказать самые сердечные слова об иллюстраторе этой книги, замечательной художнице и скульпторе Инге Буриной, коренной москвичке, проживающей с 1998 года в Испании. Инга по своей инициативе и безвозмездно изготовила мемориальную доску, установленную в память о Нике на здании школы №12 в Ялте, где училась Турбина. Открытие доски состоялось 17 декабря 2009 года, в день, когда Никуше исполнилось бы тридцать пять лет. Я счастлив, что открывал эту доску вместе с бабушкой Ники Людмилой Карповой.
Низкий поклон также гражданскому мужу Ники актёру Александру Миронову, чья финансовая поддержка позволила осуществить это издание. Ниже выборочно приведены не публиковавшиеся ранее дневниковые записки Ники Турбиной из её новой книги, вышедшей в феврале 2011 года в московском издательстве «Зебра Е».
Февраль-2011
Днепропетровск
Из дневников Ники
* * *
 У любого человека есть задумка. Не мечта, мечта – лирика. У меня задумка – взять пистолет и убить вора, который не даёт вздохнуть свободно.
Больно в этом признаться.
* * *
Страна, люблю тебя со всеми твоими неурядицами, глупостью в поступках, нерешительностью в действиях, постоянными проблемами; за твои сражения с ветряными мельницами, тайну терпения.
Собери мысли добра своего народа, посей над землёй, вырвав прежде сорняк.
Не бойся ничего. Ты победишь.
Я буду рядом.
* * *
Боль моя бежит рядом. Унеси её – я не подниму.
* * *
Я у тебя спросить хочу, зачем мне беды приписали? Хотели жизнь упрятать временем, чтобы стихи мои уснули вечным сном, рассудок не тревожа. Спешила спрятаться, сражаясь сама с собой. И выползала иногда, как рак, усталая, ненужная. Меня хватали, варили на медленном огне. Я цвет меняла. Тогда меня съедали. Цвет красный привлекал. Они, гурманы, смаковали беду мою.
* * *
Лепила я себя из глины. Прошли года – песчинки на руках.
* * *
Бежит время, как ребёнок, первый раз ступивший на землю. Так оно бежит и для меня: вот-вот упаду, делаю попытку устоять. А время подгоняет, испытывает, просто бросает в простор. Спорю с ним: дай ещё минутку, и докажу тебе, что многое могу, но не следи за мной – буду делать всё, что захочу.
Когда лечу, в небе чудеса происходят. Не спотыкаюсь. Устану – сяду на тучку, она напоит меня водицей, расскажет, где была. Попрошу – возьмёт с собой. А где взять крылья? Мои поломались. Когда взлетела, кто-то плечо поранил. Стараюсь думать, что был случайный выстрел. А тучка видит: «Это враг твой». Враг? Я никому не дарю печали. Они мои. Избавлюсь ли от них? «Улыбайся, от улыбок печали тают», – говорит она. Теперь легко, боль утихает, только спросить мне нужно: «Тому, кто выстрелил, тоже улыбаться?» Но тучка не появляется. Как быть?
* * *
Измена, Хитрость и Лукавство поспорили, кто лучше.
«Могу весь мир прибрать к рукам», – растянуло губы Лукавство.
«Моё искусство ты едва ли превзойдёшь. Могу перехитрить любого», – блеснув глазами, Хитрость изрекла.
«На результаты ваших дел потребуются годы, а мне лишь миг – земля провалится в тартарары», – сказала Измена.
* * *
В рамках висят на стенах прожитые годы.
* * *
В зеркало гляжу. Деваться некуда: я работала, а время трудилось.
* * *
Зимой стынут пальцы, когда покупаю цветы. Они не стыли бы, когда б цветы покупал мне ты.
* * *
Страдаю о русском народе… Он – как дитя. Не осознал свободу. Гордый и в то же время поникший от вечной нищеты. Жесток? Нет. Его жестокость скорее похожа на месть. Да и месть не от сердца. Умеет прощать и забывать обиды. Мелочен от вечной бедности. Услужлив, порой по-рабски покорен. Себе на уме, но, как правило, остаётся в дураках. Отчаянный, но замкнутый. Невежествен. Но душа у этого народа великая. Он победит. Может быть, пройдёт тысячелетие. Это так мало – будем ждать.
* * *
Я счастлива, как тысяча прекрасных сорванцов.
* * *
 Думаю о вас. Места не найду, тоскуя о встрече. Любовь моя достигла высоты, которая сливается с небесами. Мои родные, прошу вас, радуйтесь секунде жизни. Я облаком спущусь, прикоснусь улыбкой и любовью к сердцам горячим вашим.
Неужто навсегда нас разлучили – бабуля, мамочка и Машка, кошки и собаки, и я не смогу дотронуться до вас и вместе посмеяться от души над бедами, что душат нас кольцом? Стучат сердца в надежде, что вместе будем, но лукавая судьба идёт своим путем упрямо – не перехитрить.
Посмотрим, кто кого.
Когда я потихоньку отворяю дверь, вхожу на кухню и вижу: ты сидишь усталая и смотришь в потолок, хочу поставить на уста замок, чтоб лишнего не говорить. Не так мне ладно в этом мире – ты знаешь, но молчишь.
Душа моя дрожит от несуразицы земной. Смерти жду и к ней иду, хотя мечтаю о дороге жизни. Ступаю по земле, а думаю о мире неизвестном.
* * *
Люблю уставшие руки твои погладить. Накормить. Ласковые слова сказать. В постель с хрустящим бельём уложить. Включить музыку, звучащую построчно твоими стихами. Радость покоя с тобой оставить. И уйти. Мечтать, чтобы так встречали меня.
* * *
Жизнь научила мизерному счастью: собака встречает визгом, кошки клубочком уткнулись в шею. Какая радость просто жить! Нет, не хочу умирать!
* * *
Маленькой помню себя постоянно больной – воспаление лёгких, астма. Мы с мамочкой трудились над температурой и кашлем. Я старалась не капризничать, есть без уговоров. Бабуля летала как птичка – работала и подрабатывала. В доме часто бывали гости. Мама всех обязательно угощала – так принято у нас.
Бедные мои красивые, чуткие, добрые девочки, старались меня успокоить. Врачи, врачи, врачи… Мама сходила с ума. Бабуля надеялась на чудеса. Постоянно причитала: «Господи, сделай так, чтобы Никушенька не писала стихи». Сидела на кухне и плакала. А я ждала свой звук. Он пронзал меня от макушки до конца позвоночника, и силы мои удесятерялись: переполнялась мыслями, хотелось бегать, кричать…
Тогда я ещё не могла писать. Брала колготки и вязала узлы. Развязать их было невозможно – морские. Успокаивалась, рассказывала сплетённым косам свои мысли. Плету морские узлы, вдруг слышу: «Я с тобой, не плачь». Странно, но я уже знала всю свою жизнь. Это меня не пугало. Страшно было за родных. Безумно любила маму. Мне надо было постоянно к ней прикасаться. Мамочка, прости меня. Я была непредсказуема.
«Кто ты?»– спрашивала я у этого шёпота.
«Я Всевышний, значит Бог».
Бабуля постоянно решала проблемы государства – кто за, кто против. Дома все были патриотами.
Дедушку любила и люблю. Молодой хирург, он прямо с институтской скамьи оказался в самом пекле керченского сражения за Эльтиген. Сорок третий год. В этом десанте почти все погибли. Он так и назывался: «трагический, отвлекающий». Горжусь своим дедом. Его книга о десанте «Сорок дней, сорок ночей» – классика.
Человек должен защищать свою родину всю жизнь, не только на фронте. Родина – это твоя рука, нога, сердце. Но и она должна беречь тебя. Как важно, когда окружают тебя заботой – тогда ты горд и независим.
Я, безусловно, любила и люблю своих родных, до дрожи в теле. Когда думаю о них, хочется кричать от набегающей горячей волны.
* * *
Толпа оплакивать не будет. Беречь не станет имена, не представляя, кто убийцы, воры, гении… А вновь поднимет их на щит.
* * *
Куда девать года, которые я мнимо пронесла сквозь будничную жизнь? Запрятав чувства, желания в простой мешок, не ощутила радость жизни. Боялась дел любых. Казалось, все могу. Должны в меня поверить, а не смеяться над неумением одеваться, говорить, ходить и просто жить. Уверенности нет, что сберегут другую Нику, когда она придёт спустя столетья вновь. И будет меж людей страдать.
* * *
Страна тихонечко в хаос погружается без землетрясения и цунами.
Мечте моей прислониться некуда. Мечта, она хрупка, обидчива, недолговечна. Её сломать легко. Пытается она пробиться, но циники висят вокруг, без денег никуда не ступишь.
* * *
Впусти меня, день, улицы светом раздвинь, лица прохожих раскрой. Машины в шеренге идут – пробиться не могут. Ноги несут в зоопарк.
Мы обошли пространство зоопарка, в воздухе летала мысль: «Смотрите, мы хотим любви и мира, мы живём на другой планете. Есть сговор между нами: ваш злобный мир научить разумно жить.
Быть может, нам местами поменяться, мы вас научим. Спустя полгода мы придём. Пуст будет зоопарк. Съедите вы друг друга».
* * *
 Мы не видим знаки, которые посылает нам судьба. А всего-то надо остановиться и задуматься.
Не подала руки тому, кто помог когда-то. Пришла домой, в душе туман. Знаю, почему, но снять с себя худое чувство не могу: «Ах, все пройдёт». Но завтра вспомнишь, когда другой уступить не сможет тебе. Будет поздно, если к нему не бросишься и не исправишь невнимание своё. Казалось бы, мелочь, но это – знак: уважай другого и помни всё, что делают для тебя люди.
Всё это ясно, но порой запутываемся мы в простых человеческих отношениях: «Ах, ерунда».
Нет, это такое же главное, как если бы тебя спасли от смерти. Внимание к другому, к мелким поступкам своим.
Как хочется начать сначала жизнь и улыбаться тем, кто был со мною груб и бессердечен.
Не отвечать им тем же, многие ни в чём не виноваты. Щекотливая деталь – гордость, или желание показать, что ты умней (как это смешно), навеки разрушают связь с прекрасным человеком.
Я любила рожи корчить и позы принимать намеренно вызывающие: человек, посмотрев на меня, отвернётся, а ведь простое чудачество может обидеть на всю жизнь. Если я обидела кого-нибудь, – простите меня. Сейчас мне стыдно вспоминать об этом. Ах, как жаль, что я больше никогда не увижу этих людей.
Давайте договоримся – не будем обижать друг друга.
* * *
Стараюсь успокоить своё тщеславие. Оно держит меня за горло и вот-вот сожмёт артерию. Я сама себе киллер.
* * *
Руки устали от работы. К концу дня не могу их нести. Хорошо, что есть карманы.
* * *
Сижу под деревом.
«Ты отдыхаешь?» – спросил меня друг.
«Нет, работаю, разговариваю с деревом».
* * *
Он переплыл два моря и океан, чтоб узнать, как мы живём. Смотрели на него и думали: нам нечего показать.
«Возвращайся назад».
«Нет, останусь. У вас прекрасная земля. Я буду жалеть её, и скоро она подарит мне то, что вы не увидели».
* * *
Русская жизнь полна надежд на выживание.
Русская жизнь – не сгибайся. Не продавай душу. Рядом идущего береги. Землю охраняй, её немного, чтобы, как семечки, раздавать. Одежды не стесняйся, тебя народ имущий приодел. Страх победишь – ждёт свобода от рабства. Убеждения решать вместе с совестью. Главное – не предавать. Помни: превыше всего Родина.
* * *
Есть у людей высокие порывы. Они зовут свершать ради Родины поступки. Было это испокон веков. И хотя сейчас выражение «патриот родины» куда-то улетучилось, каждый про себя скорбит, что что-то большое утрачено. Возможно, даже смысл жизни…
Это чувство причастности к земле своей тлеет у каждого, мне кажется, даже у воришки.
Вера – возможность любить землю. Сейчас вроде неловко писать о патриотизме, а если бы люд сбросил с себя ложный стыд и поднялся во времени, сколько было бы написано прекрасного о своей земле. И не стали бы прятать головы от неловкости, что совершили.
Какое счастье – идти по земле, пусть израненной, но своей, исцеляя её любовью.
Я верю, люди придут к согласию. Не станет злато смыслом жизни, а расцветёт душа, успокоится народ. Будет мирно растить детей, любить близких и землю поливать живой водой.
* * *
Меня убили б всё равно. Увидеть, испытать самой надо было – и оглянуться.
Зло заполнило пространство. Усталый люд забыл, когда смеялся. Румяные слова хочу сказать. Куда мне обратиться, кто поможет создать словарь потешный? Откроешь – и найдёшь готовые цитаты из поэтов, политиков, святых… Выдумывать не надо.
Невмоготу дышать. Я остужу свой пыл, желанные слова сама найду.
* * *
 Меняется всё. Остается незыблемым одно: прощение и любовь спасают человека. Странно, что люди понимают это, а делают наоборот. И даже глубоко верующие делают то же самое. И мало живут, и даже перед смертью полны желания совершить зло. Не хотят задуматься, что ждёт их детей, внуков… Оставляя благополучный дом, решают, что они выполнили свою миссию. Оказывается, этого недостаточно. Главное – после себя не оставлять дорог предательства.
Жаль смотреть на человека, когда он, распираемый подлостью, пытается выглядеть порядочным, достойным. Плакать и смеяться охота.
Появился сейчас прикид – кажется, что он спасает. Ха-ха-ха, как скучно. Неужели человек сгниёт с червями? Что я пишу? Об этом уже сказано тысячи лет назад. Вот в этом-то и весь секрет.
Задумал ли Бог так человека? Конечно, нет. Разве Он миллионы лет совершенствовал кровопийц, мучителей? Это особый вид существ.
Я – за людей душевных и земных. Они задёрнут занавес и скажут: «Концерт окончен».
* * *
Дешево разменяла свою жизнь.
Хотелось всех любить, не тыкаясь в пространстве. Не могу понять мотив моей тоски.
Моё сопереживание превратилось в мудрость. Это неизбежно. Вроде злого соседа по лестничной площадке.
Открывая душу, превращаю суть её в живое явление.
* * *
Кости подъела, брошенные мне судьбой, – стало свободней в конуре моей.
* * *
Законы планет узнать. Прорваться в глубь земли. Раздвинуть космос. Увидеть, что цветок завял. Радоваться делам соседа твоего. Смеяться, проснувшись в объятиях любимого.
Счастливым быть, что жизнь несёшь в руках. Не забывай: ты – часть природы.
* * *
Соберемся и споем песенку «Жил-был у бабушки серенький козлик…» И станет ясно, кто из нас козлик, а кто – волк. Волк не будет петь, он сыт.
* * *
Стать бы мне молодцем. Вспахать поле. Дать земле подышать. Накосить сена. Обтесать колья. Посидеть у дома на лавке с дедом и бабкой. Пробежать по лесам, приласкать зверей, может, они меня не съедят, как это сделали люди.
Русь моя!.. Она мне видится толстой, тёплой, доброй. Крикнуть – и принесёт эхо: «Мы знаем тебя, Ника!»
* * *
Успела я костер разжечь в сердцах людей – они поймут когда-нибудь.
Часто знаки пропускала, ползла, не видя ничего, не слыша, разбивая ступни и уши, – совсем рассудок потеряла. Затем опять пришли стихи.
* * *
У людей так: войны, болезни, ненависть друг к другу, вроде и старость наступила, а возраст-то не велик. Жить хочется больше, чем в молодости, а надо умирать. Чуть-чуть начал жить – подошла черта.
Кто сказал, что приспел условный час? Если смерть не пришла, заставят умереть, будут хоронить при жизни, талдыча старикам, чтоб не болтались под ногами, напоминая постоянно, что надо на покой.
Судьба послала лишний год, а сердце бьётся и хохочет. Бегу закрыть ворота вашей смерти.
* * *
Росток, тянущийся веками, не спрашивает разрешенья. Не думает, что тысячу веков придётся шарить в темноте, судьбу построить, прочесть томов десятки, не разобравшись в смысле, и перед смертью белую страницу приоткрыть.
* * *
Всего боялась, и неуверенность в себе меня погубит. Поманят пальчиком – иду. Могу притворяться, делать умный вид, когда молчу. Уйти бы в скит иль секту, где, говорят, людей заботой окружают, не оставляют без помощи. Не вижу греха в себе. Каяться в том, что родилась? Верно ли это?
Казаться счастливой, бежать от своей беспомощности, когда полна энергией добра и безрассудства?
* * *
Ношу в себе и радуюсь, что он со мной – ребёнок вечный. Любовь к нему напоминает весёлые холсты картин. Тысячи лет прошли – они живут, закованные в рамки, где женщины с животами, похожими на зелёные шары.
Зачатье остаётся тайной. Моё чадо – тайна вселенной. Беременность – познание мира. Рождение в себе самой силы воли, когда хочется познать больше. Боишься зла к себе и от себя, и ничего не жаль отдать, и нет выше счастья.
Я люблю тебя, моя родная мамочка, ты меня родила.
* * *
 Когда любовь – невмоготу дышать. Думала, схожу с ума, оказалось – слышу зов радости и тоски в небе, в воздухе, на земле.
Мне хорошо сейчас. Но душе недостаточно покоя. Она должна метаться, новые искать пути для познания. Может быть, бесконечно. Страданье – это счастье. Покой делает человека бегемотом. Надо просто жить. И жить просто.
* * *
Благородство стоит святости и самозабвенья. Бросаю вызов тем, кто меня не принял и предал. Таланта нет выразить себя в подстрочном переводе на язык, окрепший временем, и отступают мысли взрывами событий и сравнений.
Пошловатой рифмой, пропетой многими, не буду удивлять. Действую в той недоступной выси пространства, где только мне легко и просто. Я говорю с богами о смысле жизни и теряюсь в рассуждениях, поскольку поняла: в том жизни смысл, что нет его.
Вчера я это написала, сегодня мыслю по-другому.
* * *
Мои стихи далеки от совершенства. Пишет душа, а сознание молчит. Душа не может молчать. Она говорит языком неба, добра, сопереживания. В моих стихах нет вычурности. Всё просто, как небо и земля. Лето – это цветы, зима – снег. Но в них плач по любви, искренности.
«Хочу добра», – кричала я маленькая. И вот, старая, а говорю то же самое.
Шла к вашим сердцам и пока не дошла.
* * *
Мои стихи многие услышат, поверьте… Смысл в гармонии… Тайна, которая меня мучила всегда.
Пересматриваю свою жизнь. Это даёт ощущение вечности.
* * *
Посмотри, как растут дети. Неужели мы так быстро стареем?
День рождения для меня – день страха. Я уже начала стареть, когда родилась… Уходи, а то я буду плакать.
Старость – гордость народа. Хочешь понять страну – посмотри на её стариков.
* * *
Радостно от того, что люблю. Расставляю по полочкам жизнь свою. Стремлюсь доказать себе, что многое могу. Невыносимо жаль всех. Они несчастны, потому что трупы через мгновения. Это принять сердце не может, а рассудок принимает… Подняться выше мелочей, сожалеть о них, несовершенных. Быть простой, спокойной и успокаивать других.
* * *
Я вечерами всех люблю. Радуюсь: как щедра природа. Огорчаюсь: как жалок человек. Теряюсь иногда в решениях простых. Мне кажется, ловушки, поставленные людям, постепенно совершенствуются.
Хочу забыть, но, возможно, долго буду носить в памяти газеты и лица, жёлтые от ненависти ко мне.
Боль прошла. Осталась лёгкая рассудочная горечь.
* * *
Когда уступаю чувству, рассудок отступает.
Колокола уже не собирают Русь. Кто защитит клочок земли? Россия: Русь моя!..
* * *
Велика русская женщина. В ней заложено божеское начало. Во многом может заменить мужчину. Семьи рушатся от импотенции. Импотенция – это больные мозги.
Своим чередом жизнь идёт, съедает «послед»… Ничего не могу понять в этом мире. Некуда деться.
* * *
Боюсь тебя полюбить. Висеть у твоего порога, как разорванный провод.
* * *
Была божественным созданьем. В просторы таинства природы мысли окунала.
Сегодня Новый год для вас, а для меня не миг, а лёгкое прикосновенье к моим когда-то радостным мечтам.
В себя уйти стараюсь. Мечта уставшая приляжет рядом.
* * *
Доверяю ему. Он это знает, хотя обманывает по мелочам. Иногда смешно, чаще грустно. Думаю, кому я нужна, – радуйся тому, что есть. Трудно представить, какую необъятную силу в себе ощущаю. Кажется, всё смогу, за что бы ни взялась.
И, опять-таки, к кому ни прикасаюсь, в глазах читаю чаще жалость – так жалеют неудачников. Оскорбительно сюсюкая.
Он иной, слышит меня как человека, а не как любопытное явление.
Играю в простушку-дурочку. Легче общаться. Он ближе всех мне пришёлся. Мы оба неприкаянные. Опереться на него не могу.
Мой мальчик, хочу оставить тебя своим мужем на земле, хотя ты и предаёшь меня, как все.
* * *
Все собрались на кухне. Каждый был поэтом. Хвалить друг друга никто не собирался. Молчал один, но выбрав пьедестал себе, утопал в подстрочном рассуждении, что плохо. Короче – критик. Устав от вычурных речей собратьев по перу, он по-английски удалился. Решать судьбу другого – ума не надо: имей лишь жало при себе.
Я проводила всех. А критик позже возвратился, вонзив в меня остаток яда.
* * *
«Буду тебя любить всю жизнь», – сказал он.
«А если умрешь?»
«Только от любви к тебе».
«А я буду любить тебя и после, рассказывая нашу тайну, отбросив думы, срезав жизнью облака, и опущусь где-то со своей судьбой».
* * *
Мелодия любовного романа
длится вечность…
Страсти утихали. Новой мелодикой питалась она. Звуки тосковали, улетали в небо, набирались сил. Собирали знаки, звёздам уподоблялись, уплотнялись чутче, утверждая радость бытия.
Вкрадчивые звуки в цвете растворялись, собирались в вихри и в просторах утешали гнев. А ночами холодело сердце от тоски по воле – за любовь сразиться. Может быть, родиться, может быть, погибнуть, жизнь начать сначала с молитвами души.
Длилась вечность звуков, раздвигая годы, уступая бесовским мечтам. Прорывались песни, о любви зовущие, собираясь в памяти веков.
* * *
 Стала рисовать свою судьбу. Она иная в красках. Света много вокруг. Звёзд днём не вижу, но чувствую их кожей. Лучи с небес освещают путь, по которому иду.
Где-то вдалеке пятна тёмные – оказалось, это кляксы, их закрасить надо цветом алым.
Любовь сразила все цвета глухие. Картина заиграла щемящее-радостным оттенком золотого восходящего солнечного блика. Сразил меня цвет золотой своим пространством.
Смеялись краски над судьбой моей.
Вот поле, где я люблю быть. Лошади тусуются вдали, фонари, костёр, где я горю и не сгораю. Ступени лестницы уходят в небо.
Тишина стоит. Спокойно и радостно вокруг. Краски, как звуки. Я здесь и нет меня.
Вокруг нет никого, возможно, появятся, но позже.
Разобраться в картине не могу. Где мои страданья?
Остался яркий свет от моей судьбы, казалось бы, такой трагичной.
А люди, люди где?
Завтра буду продолжать. Цвет надо подобрать моим страданьям. Краски сами всё решат, что должно на полотно ложиться.
* * *
Ищу пустые мысли, разбросанные повсюду. Для чего? Чтобы не отстать от века. Удобно устраиваюсь в машине и еду. Везут по улицам. Ступает народ по карнизам дня. Сутулые спины – не от тяжести корзин с продуктами, а от забот, наверное. «Шерше ля фам» – смотрю на молодых людей. Они не могут показать мужскую стать, поэтому кичатся тем, чего не имеют. Это рождает тревогу за жизнь вообще и, в частности, за неустроенность. И комплексы, комплексы. С каждым шагом – теряют благородство, нежность, уважение. Убивать хотят, кого не знают сами.
Но они хотят и любить, а для любви должна быть щедрость.
Женщина – это цветок, который зовётся женщиной. Цветы бывают разные: студёные и жаркие – их разнообразию нет конца. Восхищаюсь их возможностью быть независимыми. Их срывают, каждая борется, чтоб оставить след свой: запах, цвет, подлиннее стебелек, а главное – любовь, которая продолжает жизнь на земле. Дети. Рождение человечества на планете.
Оно, это человечество, оказывается неблагодарным этому явлению, имя которому женщина. Оно её убивает, унижает, бьёт, а она продолжает жить, приносить плоды.
Я сама женщина. Вот только не поняла, какой я цветок.
© Ника Турбина, 1990(?)–2002.
© 45-я параллель, 2011.
Иллюстрации из книги «Стала рисовать свою судьбу…»
Художник Инга Бурина
|
Про Поэта Марину Цветаеву написано так много, что в тысячный раз писать новую биографию было бы глупо. Зато при жизни слово в печати Марине Ивановне давали не так уж часто. Поэтому пусть на этой странице она расскажет о себе сама...
С начала революции по 1922 г. живу в Москве. В 1920 г. умирает в приюте моя вторая дочь, Ирина, трёх лет от роду. В 1922 г. уезжаю за границу, где остаюсь 17 лет, из которых 3 с половиной года в Чехии и 14 лет во Франции. В 1939 г. возвращаюсь в Советский Союз – вслед за семьей и чтобы дать сыну Георгию (родился в 1925 г.) родину.
Звоню, и через минуту меня приглашает войти маленькая, щупленькая, седоволосая женщина с очень приветливым лицом и добрыми глазами.
...Уже вернувшись домой, перечитывая стихотворения Марины Ивановны, нашёл произведение, созвучное воспоминаниям Анастасии Ивановны. Сёстры разговаривают – через 70 с лишним лет. И звучит, звучит вечный голос старшей. Это стихи – «Царю – на Пасху», написанные через месяц после событий, о которых говорила моя пожилая собеседница.
Анастасия Ивановна умолкает, а я думаю о том, что биография Волошина – это для нас история, а для Анастасии Ивановны – своя жизнь.
– Мои прадед и дед были священниками. Жена деда, моя бабушка, умерла в 30 лет, оставив ему четырёх сыновей. Старший тоже стал священником, второй сын – мой отец, третий работал на народном просвещении, а четвёртый, младший, как и отец, – профессор русской истории.
В 1992 году, 9 октября, Марине исполнится 100 лет…
– Анастасия Ивановна, даже в третьем издании «Воспоминаний» Вы пишете, что «лето 1943 года, в разгар войны, я была на Дальнем Востоке». И всё. А ведь там Вы были в ссылке.
– «Несмотря на жизнь», Вам удалось сохранить ту «высокую ноту», характерную для рода Цветаевых.
Анастасия Ивановна Цветаева (Ася), 1894–1993.
Марина и Ася были очень близки: все ранние годы они провели вместе, даже влюбились в одного молодого человека, и вместе же, в унисон, читали стихи Марины, произведя своим чтением фурор осенью 1911-го…
В 1922 году Марина Ивановна с дочерью Алей уехали за границу. В 1927-м Анастасии Ивановне удаётся съездить в Европу, и во Франции она в последний раз в жизни видится с сестрой. В сентябре 1937-го Анастасию Цветаеву арестовывают и отправляют на Дальний Восток. О смерти Марины она узнаёт только в 1943-м.
Журнал «The Iowa Review», № 4, 1978 год 
Россия, ты отрыдала? Или даже не вздрогнула? Златоустого блатаря – 
...Лютый якутский март. Порядковый номер года? 1976-й, насколько помню. На дворе было за минус 30 градусов, и ни о каком глобальном потеплении не могло быть и речи. Алмазный Мирный дышал морозным паром, по небосводу гуляло малиновое солнце, а дым из печных труб уходил строго вверх, создавая белесый занавес.
Неожиданно, в тот злющий март, появляется в Мирном в расцвете лет, сил, здоровья Андрей Вознесенский. Он выступает перед геологами, горняками, обогатителями – везде, где его о том просят. Дорогого гостя приняли по-якутски: на столы выставляли строганину из нельмы и муксуна, оленьи мозги, малосольного тугунка, карасика с душком… массу других экзотических блюд, о которых на западе России даже и не слышали. И город, конечно, показали, в карьер на трубку «Мир» свозили, на обогатительной фабрике дали возможность «живые» алмазы потрогать. Короче, всё показали, что хотел увидеть АВ, ничего не утаили.
– Когда Вы были в Мирном? Я вспоминал-вспоминал, не уточните ли? Ваше ощущение Севера? Встречались ли Вы Варфоломеем Тетериным хотя бы ещё разок?!
И тут я, Слава Лобачёв, обалдуй первостатейный, 
Из книги судеб. Арсений Александрович родился 25 июня 1907 года в Елисаветграде – уездном городе Херсонской губернии. В семье преклонялись перед литературой и театром, все домашние писали стихи и пьесы для «внутреннего употребления», а глава семьи, Александр Карлович, помимо занятий журналистикой (он сотрудничал в одесских и елисаветградских газетах), писал стихи, рассказы и переводил для себя Данте, Леопарди, Гюго и других поэтов.
Маленьким мальчиком Асик Тарковский вместе с отцом и братом посещает поэтические вечера столичных знаменитостей – И. Северянина, К. Бальмонта, Ф. Сологуба. По словам самого Тарковского, писать стихи он начал «с горшка». Всерьёз к его первым опытам относился из окружающих лишь друг отца доктор А.И. Михалевич, который познакомил Арсения с творчеством Григория Сковороды.
45: Каждый ли имеет право на воспоминания о великих? По совести, конечно же, не тот, кто знавал поэта или писателя мимолетно, и не тот, кто выпивал с ним, и даже не тот…
Тарковский был глубоко верующим человеком. Более того, я могу назвать его одним из крупных русских христианских поэтов. И не только послеоктябрьского периода.
– А ведь у нас тройной юбилей! У Арсения Александровича, у его сына (она имела в виду, – конечно, Андрея Арсеньевича, о котором говорила, что некоторые его фильмы отмечены печатью гения) и... у меня.
* Почему «тёмная» сторона Луны отличается от видимой с Земли? В среднем, обратная сторона на 6 км выше, на ней намного толще кора, больше кратеров, причем они шире и глубже.
* Можно ли верить компьютерным расчетам, показавшим, что грунт Луны состоит из никеля, вольфрама, берилия, а внутри находится полое пространство примерно в 70 миллионов кубических километров? Мог ли подобный сплав образоваться естественным путем?
Исследователи НАСА и Университета Британской Колумбии (Канада) пришли к выводу, что когда-то вокруг Земли вращалось несколько естественных спутников. Одна из гипотез связывает возникновение Луны со столкновением Земли и некоего объекта около трёх миллиардов лет назад.
Согласно 
Внутренний мир большинства двуногих на нашей планете умещается в рамках кухонь и офисов, клубов и пляжей, примитивных животных инстинктов и виртуальной ТВ-реальности.