Да, это больно...

Да, это больно. Да, это очень больно. Это костры французов в первопрестольной, это с церквей летящие колокольни, над Хиросимой – ядерная зима. Да, это страшно. Да, это очень страшно. Это сегодняшний день обогнал вчерашний, так в заключенных стреляет дозорный с башни, чтобы проверить, не сломан ли автомат. Да, это жутко. Да, это очень жутко. Так в остановку на скорости мчит маршрутка, это не черный юмор, а злая шутка, кем-то сто раз просчитанная в ночи. Это тяжелый, в спину летящий камень, как сопромат в обложке от Мураками, это как «no comment» и «no coming».
Это слова.
Пожалуйста, помолчи.
Просто сейчас я встану, вдохну три раза, /глаза б не смотрели, да чувствую третьим глазом/, я удалю все лишние сны и фразы, чтобы по жизни – весело, налегке. Дворцы и соборы сеткой опять закрою, а то, что разрушено – вылечим и отстроим, у нас – исторически – просто страна героев, нам не в новинку – замки да на песке.
Как на экзамене: ты провалился – выбыл, сам виноват – наделал, дурак, ошибок, да, а еще я хотела сказать спасибо за пресловутое «как закалялась сталь». Это цинично, неправильно, как обычно, это лисички над волнами держат спички, море горит – так странно и так привычно, что надоело…
Пожалуйста, перестань.

Кот Басе

Листья танцуют над первым льдом...

 

Листья танцуют над первым льдом, как потерявший реальность дервиш.

Не убеждай себя в том, во что ты и сама до конца не веришь, не замечай в себе острых, злых колких иголочек искушенья…

Мы столько лет приручали их, как приручают стрелу мишени, мы столько отдали этим снам, не воплотившимся и на четверть, что не заметили, как ясна правда, которую осень чертит, как непрерывно идущий дождь делает быстрой рекой дорогу, как отпечатки твоих подошв знают изгиб моего порога, как совпаденья случайных фраз стали единым законом смысла…

Небо в уме умножает нас, как звездочет умножает числа новых галактик, открытых до эры, когда родилась наука.

Листья танцуют над первым льдом под бесконечный напев дудука....

 

/ Кот Басё
 

Без заголовка

Да, это осень. Да, это очень осень. В самой последней, в самой критичной дозе. Это опять копает меня бульдозер, в поисках клада скаля зубатый ковш. Да, это глупо. Да, это очень глупо. Это стрела к лягушке летит из лука, что – хоть убей – навряд ли ее заслуга. Просто Иван-царевич из дураков. Да, это рано. Да, это очень рано. Сколько пустых надежд утекло из крана, чтобы с житейской мудростью стать на равных и, наконец, фиксировать все ходы. Да, это тонко, да, это очень тонко. Может, опять заносит меня и только. Но без надежд на премию по итогам я тишину зачитываю до дыр. Да, это сильно. Да, это очень сильно. Это почти как шею сроднить с осиной. Как перекрасить утро тревожно-синим, диким оттенком готовой настать зимы. Да, это хрупко. Да, это очень хрупко. Как прошептать: "Мой милый…" – и бросить трубку. Как распустить сомнений родную труппу, а голубому клоуну дать взаймы. Да, это правда. Да, это слишком правда. Дьявол играет в шашки и носит Prada. Я открываю небо и буду рада каждому междустрочию потакать. Время свершиться, время наклеить марки. Время растить идеи с приставкой "архи", чтобы чуть-чуть-поэты и ой-ли-гархи шли на три буквы, взятые с потолка.

sterva (с)

Гениально и честно. Далеко не только про Москву. Александр Щербина.


















Люблю Москву в начале мая,
Когда с серёжками в ушах
Летит, полнеба обнимая,
Её гулящая душа.
Люблю, когда в парадном лоске
Звенит кабацкая тоска,
Даёт дрозда – по-маяковски
Агитплакатная Москва.
Вокруг какая-никакая
Культура прёт из всех углов,
Витрины книжных завлекают
Не хуже модных бутиков...
Всё так пестрó, свежо и ало:
Горят рекламные поля,
Обложки глянцевых журналов
В оборках нижнего белья
Плодят мечты о дольче вита,
Меняя тыквы на балы,
Творя кумиров и пиитов
Постмодернисткой кабалы.

С кем вы, отцы литературы,
О чём печётесь под конец?
Хватило ль вам на всех халтуры?
Гламурный в пору ли венец?..
Я не виню – с какой бы стати?
Я знаю – ваш удел иной,
Чем на чахоточной кровати,
Брюзжа классической слюной,
Нудеть о том, что плоть груба,
Что труд возвышенней, чем праздность,
И что выдавливать раба
По капле трудно, но прекрасно...

Слова!.. Что может быть глупей -
Кричать слепцам «король-то-голый»?
Глаголом жечь сердца людей -
Нужны и люди, и глаголы.

Ау, герои метростроя!
Ату, творцы передовиц!
Не так ли хочется порою
Проснуться там под пенье птиц,
Где утро красит нежным светом
Булыжник древнего Кремля,
Где, под магнитные кассеты
Цепными маршами гремя,
Шагаешь – сам себе конвойный,
Пугаясь собственных шагов,
Уже заранее виновен,
Уже на всё «Всегда готов!»
И не захочешь – а услышишь,
И не прикажут – а смолчишь.
Пройдёт парад – привет Мальчишу!
Пройдёт слушок – прощай, Мальчиш!

Всё в прошлом! –
Все ушли на фронт,
В ремонт, в товаропотребленье...
Как завещал в седьмом колене
Прижатый ГОСТом Генофонд:
Паши, пацак! Твой номер – шесть
Заветных соток в огороде.
С дурной овцы – дурная шерсть,
С родной страны – любовь к природе,
Набор харчей под Новый год,
Законных двадцать дней на море,
Ликёро-водочный завод,
Охранник-лох, дыра в заборе,
Муж у соседки мореход,
В пяти шагах ларёк табачный...
Какой в дупло «культурный код»?
Какая там, к чертям собачьим,
Ещё эпоха ЭВМ?
Какие новостные ленты?
Кто был никем – не станет всем,
Не те, имхо, ингредиенты...

Таланта нет – спасут понты.
И это справедливо где-то:
Когда по Первому «Менты» –
Стране уже не до балета.

Момент ушёл, от дырки бублик!
Как спел бы здесь любимец муз:
Друзья, прекрасен наш Союз
Советских некогда республик!..

Я сам из тех, кто вышел вон,
Не преуспев в большой делёжке,
Кому что «АBBА», что Кобзон,
Что кукла Барби, что матрёшки,
Что Голубковы с МММ,
Что новый джип, что меч Джедая…
Незнанье жизни, между тем,
От жизни не освобождает.
Как не задраивай окно
В преддверьи Сциллы и Харибды,
Моя страна давным-давно
Играет в собственные игры:
В оффшоры, в займы, в казино,
В политкорректные затеи…

Мне не понятно лишь одно:
Зачем здесь нужен я?

Затем ли,
Чтобы, от Господа тайком,
В одну из следующих жизней
Родиться полным мудаком
На радость собственной Отчизне?
Гордясь, что сердцем не угас,
Что гады всех не перестроят,
Что жив ещё у братских касс
Внебрачный класс времён застоя;
К восьми набравшись в дуголя,
В плечо друзей упёршись рогом,
Скандировать: «Даёшь угля
Стране – хоть мелкого, но много!»
И точно знать, что счастье есть,
И пить, конечно, тоже счастье,
И что таких, как ты, не счесть,
И в этом тоже честь – отчасти;
И в час Последнего Суда
(И не в каком-нибудь домкоме,
Где б мог ещё туда-сюда
Отделаться рублём, – а в коме),
Согнав со лба холодный пот,
Под си-бемольный марш Шопена
Сойти в подземное депо
Иного метрополитена,
Где всю вину вложить в одну
Секунду позднего похмелья…
И кое-что понять, шагнув
На встречный свет –
В конце тоннеля.

(С) А. Щербина, 2008

Иллюстрация к книге - Александр Гуткин.

Александр Щербина

Сдаюсь. Столица не по мне.
Я верю в древнее преданье,
Что вздрогнет всадник на коне
С простёртой пред собою дланью,
И с пеной каменной у рта,
Сметая полчища ОМОНа,
Прибьёт на Красные врата
Рекламный щит: «Сдаю хоромы»...
Не скоро придет судный день.
Пока же с самого рожденья
Я верю в праздничную лень,
В любовь до головокруженья,
В неопалимую нужду,
В холодный жар гостеприимства,
В народов дружную вражду,
В мирскую благодать мздоимства.
Москва! Во дни чумного пира,
Скорбя неведомо о ком,
Я мог бы стать твоим кумиром,
Однако, с «Птичьим молоком»
Впитав иммунитет к обману,
Куда как часто гукал там,
Где быть звездой – не по карману,
А быть собой – не по зубам.
Назад! – В деревню, в глушь, в Саратов,
В Урюпинск, к чёрту на рога,
От парфюмерных суррогатов
От дармового пирога,
Рвануть в бега, реветь белугой,
Забиться с головы до пят
В какой-нибудь медвежий угол,
Где много пьют и мало спят,
Где куры падают с насестов,
Объевшись пьяного зерна,
Где даже в винном пахнет детством,
Где дверь в домах отворена
Любому, кто сумел добраться,
Где шкет с коронкой под металл
Слывёт певцом блатного братства,
Бренча «Владимирский централ»,
Где ночь морозна – аж до хруста,
Где скуден утренний удой,
Где в милом сердцу захолустье
Я примирюсь с моей судьбой, –
За то любя свою берлогу,
Что, греясь между двух огней,
Не извращенец, слава Богу,
И, слава женщинам, не гей,
Не перепевщик модных блюзов,
Не теле-радио герой,
Не член каких-нибудь союзов,
Не Блок, не Байрон, не другой
Какой трагический поэт,
Познавший рок в младые лета,
Не тот, кто метит в высший свет,
Не тот, кто рвётся на край света,
Не конокрад, чей путь недолог,
Не коновал, чей труд тернист,
Не культурист, не культуролог,
Не мега-энциклопедист,
Не иноверец, не попович,
Не принц воинственных датчан,
Не Робин Гуд, не Робин-ович,
Не шах иранский, не шаман,
Не шамаханская царица,
Не мальчик с дудочкой в руках,
Не раздобревшая синица
И не журавль на бобах,
Не раб заветных трёх желаний,
Не Крузенштерн семи морей,
Не постамент для обожаний
Капризной родины моей…
Не изваян в угоду камню
Ни старцем, ни богатырём,
Ни всадником с простёртой дланью,
Ни (на худой конец) конём,
Благословляю свой удел,
За то, что, не беря за смелость,
Я был собою – как умел.
И был другим – когда хотелось…

Маша летит по небу... Александр Щербина

Медный всадник
Когда ты устанешь меня не любить
Классический сюжет
Марта
Простая песня
Мадьярка
Скорый поезд
Возвращение в 60-е
Пятый день не ночую дома
Безумная Маша
Если плешь тебе проели
Сам себя ещё не зная...
Я ненавижу пьяных женщин

                                                                                          Александр Щербина 

 Живёт, работает, пишет в Москве. Существует в диапозоне от балладного рока до романса. Одинаково лелеет современный язык и русскую классику. Ироничен в серьёзных песнях и задумчив в смешных. Вынуждено общителен, при случае спокойно переносит одиночество. С друзьями предпочитает оставаться самим собой. Помимо концертов группы/трио/дуэта "Адриан и Александр" даёт творческие вечера (песни, стихи, проза)... Остальное - в  БЛОГЕ  на Офсайт, Проза  и на сайте группы  «Адриан и Александр»  

*

даже если ты скажешь что_то и я тебя не пойму
даже если осенью будет что_то кроме слепых дождей
этот мир обращённый лицом к нему
будет также перебирать можжевеловые чётки дней

сохранить изменения? нет изменения лучше не сохранять
ночью возле стенки снятся всё те же сны
одеяло покрывает плечи пробуя их обнять
и объятья эти словно земля тесны

в общем правильно надеваешь свитер вязаные носки
выключаешь свет смотришь с любого места фильм или сериал
а на полке книга с которой некогда были близки
где через запятую те которых он потерял

http://ctalker.livejournal.com/2326440.html

как-то так

http://takaya-shtuka.livejournal.com/359024.html

Тимофей Скоренко "Ад"

Не лекарь время, а просто так, эскулап-любитель, убогий травник, купивший практику и диплом. Оно исправит все последствия мордобитий, тобой полученных, что естественно, поделом. Оно исправит твои порезы и переломы, добавит крови и пятна с совести ототрёт, поставит крышу на мнемонические колонны, перевернёт тебя на изнанку, наоборот. Оно нагреет тебе водички и трав душистых насыплет в ванну, мол, погружайся и сладко спи, оно окажется офигительным массажистом, натёршим руки на миллионах согбенных спин. Оно позволит тебе расслабиться и рассесться в уютном кресле среди любимых твоих систем, но будь уверен: оно не сможет исправить сердце, а это значит, оно не излечит тебя совсем.

Два года кряду я был игрушкой в руках Венеры, пустой лодчонкой с запасом бубликов на борту, меня бросало к морскому дну и в земные недра, мне придавало мужскую жёсткую красоту. Меня влюбляло и вылюбляло (прости, филолог!), меня швыряло по паутине стандартных дней, меня кормило пирамидоном и корвалолом, меня штормило, и я всё время мечтал о ней. Она мне снилась в различных позах и интерьерах, в старинных замках и в современных узлах квартир, она вставала моей рассветной звездой Венерой, она ложилась, во тьму обрушивая мой мир. Три встречи за год, слова что ветер, забыты утром, еда в пельменной, прогулки в парке, "привет" в сети. Она сказала: "Не стоит свеч", – и сказала мудро. Но вот другой такой, скорей всего, не найти.

Прости за каждый мой шаг не в тему, за лунный вымпел, по глупой прихоти мной оставленный на Земле. Я просто выпал, как снег весенний, на слякоть выпал, теперь я таю, и я растаю за пару лет. Возможно, блажью безбожно пахнет моя стихира, возможно, время – отличный лекарь для всех мужчин, и только я продолжаю ныть и ругаться с миром, поскольку я, вот такая участь, неизлечим. Неисправимы мои наигранные ужимки, мои замашки, мои придуманные слова, я вечно в детстве, я неподвластен тискам режима, и сердце в тысячу раз сильнее, чем голова. Она могла бы случиться лучшей моей наградой, крестом мальтийским, медалью имени Помпиду.

Меня, священник, давно не пугает угроза ада. Уже два года я перманентно живу в аду.

(с)

Человек в футляре

Я человек в футляре по размеру, я сам себе и червь, и царь, и бог, не склонный принимать ничто на веру без превентивной пробы на зубок. Всерьез грущу, а усмехаюсь вяло, для бытия землицы выгрыз пядь, а вас здесь совершенно не стояло, и я прошу за мной не занимать. Я плачу в цирке. Веселюсь на тризне. Во мне живут простак и эрудит. Я человек в футляре по харизме: и верх его мне темя холодит. Я сквозь забрало вижу снег и лужи, я сквозь бойницы вижу солнца луч... Судьба футляр мой заперла снаружи и, ухмыльнувшись, выбросила ключ. И я достался будням и рутинам, бредя, как сивый мерин в поводу... А ключ - в яйце (Кощеевом? Утином? - неважно. Всё равно же не найду).

Порой сижу, вдыхая запах ветра, в раздумьях коротаю вечера, а дух парит (на высоте полметра, чтоб не упасть, когда придет пора). Невидяще в газетку взором вперясь, ища комфорт в игре огня и льда, я пью напиток мене текел херес и кое-что покрепче иногда. А мысли вновь чадят угрюмым дымом, в мигреневый преобразуясь смог: ведь я, любя и будучи любимым, цепей футляра разомкнуть не смог. И вроде бы по нужным кликал темам и ввысь порой взлетал, как монгольфьер, но прожил жизнь в скафандре с гермошлемом в метрической системе полумер. В моем строю ни пеших нет, ни конных, владенье словом "нет" сошло на "да". В артериях - и сонных, и бессонных - бормочет чуть нагретая вода.

А если кто придет по зову сердца (я слышал, есть горячие сердца) и не сочтет меня за иноверца, за чужака, за фрика, за глупца, найдет набор отменного металла (отвертки, плоскогубцы, молотки) - футляр мой, уступив руке вандала, с боями распадется на куски, не выдержит искусного удара, тем более что это не броня...

И все увидят, что внутри футляра,
среди его обломков
нет меня.

http://rhyme-addict.livejournal.com/202936.html

Без заголовка

Лето течет и течет сквозь пальцы, прочь разлетается, словно птицы. Солнце надело лучи на пяльцы – август так плавится и дымится, вроде прощается – напоследок жарит асфальт, даже ночью душно, тлеющий воздух безбожно едок. Мир – наконец-то – такой, как нужно.

Вещими снами набил оскому; встав, перестал я ходить в веригах. Я научился за год такому, что не читал и в трехтомных книгах. Был когда мудр, когда – юродив, много искал – и нашел немало. Где-то стал крепче, а где – напротив, жизнь размолола и поломала. В небе летал, в море плавал кролем, были находки, дары, пропажи. Как бы там ни было, я доволен – год был хороший, отличный даже. Год был бессовестно интересен – путь, полный ребусов, ям, подсказок…
Я вам желаю таких же песен, неба и моря таких же сказок. Год был хороший, отличный даже… Время, ты дальше бежать изволишь? Я и не думал о том, куда же можно зайти, сделав шаг всего лишь. В волосы ветер – восточный? Южный? Нас уже ждут, понимаешь, где-то?
Мир в моем сердце, такой, как нужно – яркий, горячий. Живой, как лето.

© Kladbische, 15/16.08.2010

http://kladbische.livejournal.com/742892.html

Без заголовка

Мы будем жить в других городах, где ты меня не любила, Офелия – настоящая женщина-оборотень, классический персонаж, я готов целовать твои улицы и растворяться мило угольком в полноводие, острое просто смажь. Я как раз говорил о тебе сам с собой, убеждал, что должно случиться, но чего только ни приснится в вишневом саду зимой, а ты надела зеленое, сказала – сегодня птица, и будешь клевать по зернышку до полночи, ангел мой. Мы будем жить в других городах, где ты мне почти невеста, сойдутся время и место, и много пустой трухи, пару обычных любезностей, сельди по ценам треста, опять нас в чужое прошлое отправили за грехи. Густое и шоколадное, просторное и смешное (но впредь избегай прилагательных – в стихах они нам вредят), ты будешь искать себя, оставишь себя в покое на двадцать минут, до первого, как горький миндальный яд. Она заставляет миндальничать, светиться и резать гланды, рассказывать незнакомцу о смерти в чужом метро, но все-таки полагалась напрасно на этот план ты, и кто-то родной, как имя, скрывает твое нутро. Мы будем жить в других городах, где просто другие святцы, иноверцы и тунеядцы, любить друг друга взаймы, ты меня научил ничего не бояться, и будем сниматься в рекламе сотовой связи уже не мы. Что я готов целовать твои улицы ради удачного кадра, потом угадывать осенью, как было тогда тепло, и дальше, как мы искали в начале марта сухие места, но с крыш все равно текло. Ты тоже не спишь, и девушка на картине с чашкою шоколада сметает пыль, так будет всегда, ты просто в плену отныне на сотню страниц, на двести случайных миль. Она улыбнется – и пар закрывает веки, еще страницу спешно приподними, нам нужно бежать куда-то из этой Мекки, но к нотам глухи, всё сводится только к ми. Мы будем жить в других городах у моря, в лесу, в пустыне, в провинциальной заводи тихой у трех китов, ты будешь заучивать роль наизусть отныне и повторять про себя, что обед готов. Гости съезжаются утром смеясь на дачу, предвосхищая вопросы о детях и консоме. Ты же не знал, что я никогда не плачу, слёзы мои замерзают всегда к зиме. Вот наш исход – в ладони сжимать ледышки, холод сжигающий медленно разделять, я выхожу искать, как читать по книжке, и повторять “je t’aime” как всегда на пять. Ты же не знал, что я никогда не плачу, карта метро заучена наизусть, в этих делах опасно ловить удачу – вечно пребудет соль и под кожей грусть. Мы будем жить в других городах – разница потенциалов, истории из детства вождя революции, всем ребятам пример, нужно сгореть дотла и подумать, что это мало, никаких усеченных реплик и полумер. А ты правда будешь любить меня вечно – ну как же еще иначе, пока пребудет соль и под кожей смешная грусть, и всё – полотно, и гости сидят на даче, и мир говорят по прописи наизусть.

http://reine-claude.livejournal.com/36480.html

-8209-


Сюжет.

смотришь и думаешь: боже мой, боже мой, что ж они, в самом деле,
как они смотрят, и дышат, и топчут земную твердь!
их карамельная пастораль, не доходящая до постели, -
невыносимая пошлость; и пошлость крепка, как смерть.

вот они держатся за руки, свесили ноги с обрыва,
не разберешь, кто смеется, кто плачет, чьи губы и чье лицо,
а под обрывом ни бездны, ни пропасти - старая высохшая крапива,
серая лебеда, лопухи, голубой туман, голубиный сон.

сплавятся в поцелуе и не увидят, как позади пылает,
рушится и скрежещет; они застынут, не разнимая рук.
пусть улыбаются, смотрят друг другу в глаза и безнадежно знают,
что воздух отравлен, и завтра они умрут.
завтра придет как обычно, они его встретят врозь,
в разных палатах в окраинном госпитале на чисто вымытом этаже,
чуть живыми руками хватая чужие руки, сухими губами воздух, светясь насквозь.
пошлость умрет чуть раньше. это будет хороший сюжет.

смотришь и думаешь: мы-то иначе, мы-то большие, у нас всерьез,
мы умираем каждую ночь, остальное ложь;
мы - идеальный кадр: не поймешь, кто к кому прирос -
кто в кого врос бесконечно и прочно - без кожи не оторвешь.
мы - идеальный сюжет, мы ждем, что кто-нибудь скажет: свет,
мотор; мы выходим набело с первого дубля, и потому у нас
никакой карамели нет; ничего, кроме кофе и сигарет,
черного с белым, отточенных жестов, многозначительных темных глаз.

мы не выносим пошлости, вечно серьезны и в меру жестоки,
пусть черти в аду завидуют, как мы умеем друг друга мучить.
а господь окунает в красную краску кисть и ведет по небу с востока,
будто предупреждает.
на всякий случай.
(с) _raido

Без заголовка

http://mumla-lennon.livejournal.com/393966.html

Без заголовка

За то, кем я была, и кем ещё побуду,
пока, как клейкий лист, не развернётся жизнь,
простите все,
кто, может быть, отсюда
посмотрит в черноту мою, и даль, и синь…
В нарядную меня – тростиночку, трёхлетку –
в хрустящее бумажное бессмертие моё,
где я под Новый год стою на табуретке,
и хохочу над тем,
как бабушка поёт...

Когда я отступлю – на шаг, на два – от края,
и встанут предо мной
мой дед, отец и брат,
которых больше нет (а я стою живая),
то, думается мне, сильнее во сто крат
я полюблю вас всех – и тех, кого не знаю,
и тех, кого забыла, забуду навсегда,
и тех, кого сейчас
бесследно забываю,
(ты спросишь «и меня?», и я отвечу «да»)…

Осыплемся мы все, как маковое семя,
из всех своих пустых бесчисленных сердец.
Но алые цветы пока цветут всё время,
пока ещё цветут
и зреют, наконец,
и истекают вглубь – то молоком, то мёдом,
и оплетают вдаль – то светом, то огнём,
и если не мешать, то прорастают сходу
сквозь ель,
сквозь табурет,
сквозь девочку на нём.

Я с вами заодно (не хуже и не лучше),
но мир стоит в дверях, как вечный Новый год,
и выведет нас всех, по одному, за ручку,
туда, где смерти нет,
где бабушка поёт,
где все уже равны и ростом, и любовью,
где не о чем роптать... лишь грустно от того,
что каждому из нас положат к изголовью
прощенья и конфет,
и больше ничего.

http://pristalnaya.livejournal.com/309304.html

*

я жизнь ловлю полузасохшим ртом
как будто долго мучалась от жажды
оставив смерть с разлукой на потом
поскольку жизнь случается однажды

где сад бессмертника где ты наверно есть
среди ветров среди других названий
там всё равно – возмездие и месть
земные встречи – с тенью расставаний

творенья миг застигнутый врасплох
где внятен лист но неразборчив ветер
там вероятно отражённый бог
но как его застать на этом свете

чтоб сердце сжалось комом от тоски
и в руки словно яблоко упало
как светом разрывает на куски
и всё равно – мне света мало мало


Читать далее

http://ctalker.livejournal.com/2306996.html

Без заголовка

Нет, я не люблю тебя больше, в предместьях осталось споров на двадцать минут, а дальше отключат речь, а я – твоя мастерица таких виноватых взоров, и нет никаких узоров на эту покатость плеч. Нет, я не люблю тебя больше, оставим себя в покое, не будем ходить по двое, просто оставим счет, разбитое существо, отчаянное и злое, свою половину пьет, и всё ведь вокруг течет, а я этих плеч держательница, и всё тяжелей, чем небо, и думаю – просто мне бы тебя увидать хоть раз, мы просто скучаем в булочной, берем две буханки хлеба и смотрим друг в друга долго, на всё не хватает глаз. Нет, я не люблю тебя больше, какие уж там уловки, мы ищем в пыли подковки, цепляем на дверь и ждем, а я твоя небылица, и как мы сейчас неловки, и небо свои обновки прольет золотым дождем. Нет, я не люблю тебя больше, какие уж там стропила, какие уж там подпорки, забавные qui pro quod, а все говорят, нужно быть счастливым – ведь это было, включить достижение в список на Новый год. А можно, я все же буду любить тебя, хотя бы по воскресеньям, испытывать голод пеньем, избыточным веществом, разгадывать иногда кроссворд, барахлить сцепленьем, ты будешь ласкать мне слух, дарить предпоследний том. А можно, я буду любить тебя тихонько, никто не знает, как сердце в жару растает и будет сироп внутри, как дерево пустоты из мусора вырастает, и ластиком бесконечным всё это в себе сотри. А можно, мы будем любить друг друга в каком-нибудь мире плоском, двухмерном и обесточенном, размеренном и пустом, всё это определят по брошенным в землю сноскам, не зря ведь ты мне дарил во сне предпоследний том. Нет, я не люблю тебя больше, какие там к черту плечи, избавить себя от речи и выбросить до нуля, искать пароход задраенный и без течи, об айсберге новом Бога опять моля. А разве руки твои забуду когда-нибудь, их вот так целуя, перебирая в памяти, разбрасывая во сне, думать, что я проснулась от поцелуя, и рассмотреть тебя удалось вполне.

http://reine-claude.livejournal.com/32265.html

Тоска по дому

Расскажи мне о море, моряк, ответь, правда ли то, что говорят о нем.
Расскажи мне о море, моряк, ведь из моего она его не увидеть...
Вольный перевод с кэнналийского

Среди бескрайних просторов, среди дубрав и предгорий
Я молча слушаю грозы, пьянея от молний и грома.
Ты знаешь, мне снится море. Под утро мне снится море...
Быть может, тоска по морю - это тоска по дому?

В старинной каменной башне, где древностью дышат стены,
Я снова ломаю пяльца, слова в горле стынут комом.
В окне - вересковая пустошь. Она, как закат, неизменна.
Но, может, тоска по морю - это тоска по дому?..

Я вру зеркалам и близким. Читаю сонеты и драмы.
Пью горькие старые вина... Я не могу - по-другому.
Сорвать бы с дверей засовы, сломать оконные рамы,
Сбежать: ведь тоска по морю - это тоска по дому.

Я, в общем, уже решилась. Рассвет я встречу в дороге.
Собью со следа погоню, за пазуху - флягу с ромом...
Я стану ведьмою горной - как весело шутят боги!
...Но мы-то с тобою знаем, что это - тоска по дому. (с)