Блуждая коридорами всевластья,
Россия заплутала средь веков.
Не отыскав народного согласья,
Бредет впотьмах под бряцанье оков.

Александр Асмолов
Неровной, нервной линией отрыва
Слова в судьбу внезапно ворвались.
И балансируя у края черного обрыва,
От напряженья мои мысли запеклись.

Вся жизнь как пуля сплющилась о камень.
В какой-то узкой трещине застряв.
И белый свет закрыл тяжёлый ставень,
Я в одиночество упал, опору потеряв.

Из темной бездны голоса звучали,
И в зазеркалье мне мерещились глаза.
Они настойчиво меня с собою звали.
Спасенья не нашёл, упав под образа.

Душа металась раненной орлицей,
Уткнувшись в безразличья острые края.
Я сам себе казался глупой птицей,
Попавшей в клетки плен небытия.

Лишь шёпот милой моё сердце успокоил,
Он был сильнее шторма и могил.
В тот миг отчаянья дорогого стоил,
Он тихим счастьем мою душу напоил.

Я помню, дед в соломенном сомбреро
В ковбойке выцветшей на сухеньких плечах
До старости хранил любовь и веру,
Душою светлой в девяносто не зачах.
Рассвет встречал в саду на старой даче,
Где предков дух сопутствовал удаче,
Средь яблонь рой пчелиный караул держал…
Фамильное гнездо. Начало всех начал.
Здесь бури оставались за оградой,
И беды таяли, как рыхлый снег весной,
В тиши все становилось сказкою лесной…
Здесь просто быть, казалось всем наградой.
И дед царил по праву в этом мире.
Он даже в холода не жил в квартире.

Шутил отец - здесь был фамильный замок,
И дед, как рыцарь, охранял его покой,
Беседуя с портретами без рамок…
Он был такой немногословный и смешной.
Читал романы одного Ремарка,
И всякий знал, что лучшего подарка,
Чем Кальвадос, для деда вряд ли б кто сыскал.
Он с детства был влюблен в тот край Нормандских скал,
А Пэт и Рут его не покидали,
И три товарища всегда были в друзьях.
В бистро у Триумфальной арки и в боях
Делили поровну свои печали.
Я помню запах меда от его рубах,
И сладкий привкус Кальвадоса на губах.