Воспитательница в дет/садy помогает мальчику натянуть ботинки.Он
попросил помочь, и здесь было над чем повозиться:
ботинки застряли где-то на полпути, и ни туда, ни сюда... Когда
воспитательница, наконец, натянула второй ботинок, пот с неё лил градом.
Она готова была рыдать, когда этот мелкий выдал:
- А они не на той ноге!
Действительно, правый ботинок был на левой ноге, а левый на правой...
Снять ботинки было не легче, чем надеть... Воспиталка еле сдерживала себя,
натягивая правый ботинок теперь уже на правую ногу. И тут пацан объявляет:
- Это не мои ботинки!
Она с силой прикусила язык, чтобы не наорать ему в рожу "Что ты раньше
молчал-то???!!!" И снова она полчаса маялась, пытаясь стянуть эти ужасные
ботинки. Когда ей это всё же удалось, он сказал:
- Это ботинки моего брата. Мама заставила меня носить их.
Воспиталка уже не знала, смеяться ей или плакать. Собрав последние силы и
терпение, она всё же натянула ботинки снова и спросила:
- А где твои варежки?
На что мальчик ответил:
- Я запихал их в носки ботинок...
Суд над воспитательницей начнётся на следующей неделе.
Вспоминаю, как в бытность моей недолгой (всё-таки, надо было уметь ещё
петь) работы в хоре музыкального театра Станиславского и
Немировича-Данченко в 1994 году руководство театра решило провести т.н.
"валютный фестиваль", одной из фишек которого была а-капелльная программа для оперного хора.
Первое отделение состояло из шедевров русской духовной
музыки, второе - из академических обработок русских народных песен.
Параллельно с конферансье объявление номеров дублировалось двумя
переводчиками-синхронистами на английский и французский языки - полный
зал иностранцев, а вы как думали!
Картина маслом:
- Русская народная песня, - торжественно объявляет конферансье, - в
обработке Синенкова "Ох вы сени, мои сени"!
- Рашн фолк сонг, - бодренько так дублирует в микрофон первый синхронист,
- элаборэйшн бай Синенкуофф... - далее возникает небольшая
пауза, очевидно для осмысления перевода, после чего слегка дрогнувшим
голосом, - "О холл, май холл..."
Хор на сцене мелко-мелко затрясло - все пытались сдержать истерический
смех. Дирижёр выпучил глаза и странно покачнулся.
Французскому синхронисту было сложнее:
- Кансён алля рюс, - многообещающе начал он в микрофон за кулисами, -
элаборасьён дю Синенк-офф, - и тут впал в какой-то совершенно
неприличный ступор, продолжавшийся секунд двадцать. После чего обречённо
заявил: "Вестибюль... Мон вестибюль..."
Хор согнулся пополам от могучего русского хохота - бессмысленного и
беспощадного: с лошадинным ржанием басов, похрюкиванием теноров,
истеричным взвизгиванием сопран, и рыдающим "ой-бл#-не-могу!" альтовой
группы хора, сопровождаемой размазыванием косметики по лицу, у троих от
смеха упали папки с нотами - партитуры разлетелись по всей сцене,
чем вызвали новый приступ...
Иностранная публика была в восторге, ибо подумала, что теперь так и надо,
а вы бы что подумали. Французский синхронист горько плакал за кулисами, а
дирижёру вызывали скорую...
