Александр Иванович перешагнул порог квартиры, повесил на вешалку плащ и только тогда снял с переносицы датчик, показывающий, какой объем воздуха он потребил за время передвижения по Москве. Налог на воздух в России стали взимать уже давно, пять лет назад. Мотивировали тем, что на эти средства установят очистные сооружения. Александр Иванович снял шагомер — небольшие ножные кандалы, соединённые тонкой цепочкой, тоже снабжённой датчиком – за передвижение по улицам также брали налог, который, по уверениям чиновников, тратился на ремонт тротуаров.
Прошёл в комнату. Тёща, как обычно в это время, смотрела передачу «Новости Мавзолея», которые давали населению ощущение вечного покоя. На экране вокруг ленинского гроба расхаживал комментатор и вещал про стабильность во всех сферах. Жена варила макароны. Сын играл с рыжим котом, который ловил бумажный бантик.
— Саша, ты заплатил налог на кота? — Строго поинтересовалась тёща.
— Забыл.
— Опять! Как же так?
— Мама, Вы бы болтали поменьше, — зло заметил Александр Иванович. — Из-за Вас налог за разговор растёт. То ли дело папа.
Тесть кивнул и прожестикулировал что-то, пользуясь азбукой глухонемых. А потом отстучал тростью фразу азбукой Морзе.
— Старый матерщинник, — подумал Александр Иванович.
Налог на разговоры ввели, чтобы граждане не тратили время на обсуждение реформ, тогда как нам нужно догнать и перегнать Украину.
Вся квартира среднестатистического россиянина теперь мигала огоньками датчиков, фиксирующих речь, движения, траты услуг ЖКХ. Их поставляла государству семья олигархов Вротимгерб — друзья Того, Кого Нельзя Называть.
Александр Иванович зашёл в ванную. С отвращением бросил взгляд на мыльную воду в ванне, где уже помылась вся семья — налог на воду был слишком высок.
На унитазе тикал датчик налога на естественные отправления.
После макарон с кислым кетчупом «Седьмое ноября» Александр Иванович с женой отправились в спальню. На кровати мигал датчик, который подсчитывал время, потраченное на сон и соитие. Полноценный секс стоил дороже, поэтому многие граждане перешли на самоудовлетворение, которое датчик пока определять не мог. Сексом в других комнатах заниматься было нельзя — повсюду стояли ещё и видеокамеры.
Александр Иванович то и дело косился на датчик, потом нервно сказал:
— Я не могу в такой обстановке! Уж лучше, как в прошлый раз, на свалке. Там не следят.
— Летом мы бы могли поехать за город, — вздохнула жена. — Я же говорю: лучше купить дом в деревне! Вырыть колодец, топить печь дровами. Насколько дешевле! И шагомерами там не пользуются, потому что тротуаров нет.
– А где работать? — Александр Иванович откинулся на подушку и закрыл глаза. — Там почти все деньги уходят на налог за жильё. Люди хлеб с лебедой пекут.
— В наши магазины стали завозить ржаной с ягелем — «Магаданский» называется. И с еловой хвоей — «Соловецкий». Пишут, в нём витаминов много. Горький… - Жена обняла мужа. — Саша, может быть, нам на акцию пойти, оппозиционную? «Час без кандалов».
— Чтобы сняли с работы? — Буркнул муж. — Либералам-то Госдеп платит…
— Устройся в Госдеп, — оживилась жена. — Теперь разрешают официально оппозицией работать, чтобы другие страны видели — у нас демократия.
— А ты знаешь, какой договор с ними заключают? «Согласен подвергнуться дисциплинарному наказанию в любое время в любом месте от любого патриота России».
В дверь позвонили. Александр Иванович и его жена вскочили и стали поспешно одеваться. Оба побледнели, у жены тряслись руки, у мужа дёргалось веко.
Россияне жили в постоянном страхе, поскольку все писали друг на друга доносы. В своём гражданском рвении они даже утомили спецслужбы, которые ввели норму: не более одного доноса в месяц с человека.
— Саша, давай не будем открывать, — умоляюще прошептала жена.
Но тёща, исполнительная женщина советской закалки, уже распахнула дверь. На пороге стояли двое полицейских и хмурая дама из налоговой службы.
— Здравствуйте, у вас проживает кот Рыжик? — Произнесла она, сверившись с каким-то документом. — За него неуплата налога — десять тысяч. Мы обязаны изъять кота.
Она подошла к Рыжику, схватила его и отработанным движением сунула в переноску. Кот жалобно замяукал.
— Это ты виноват! — Тёща яростно обернулась к Александру Ивановичу. — Я же просила!
— Мама, у меня есть более важные дела, чем какой-то кот!
— Вы только послушайте его! — Тёща всплеснула руками. — Слушать радио «Свобода» в подвале! Вот твои дела! Стихи Быкова читать под одеялом! На это у него время есть! Ругает наших благодетелей Вротимгербов! И главное — не верит, что президент бессмертен!
Александр Иванович выудил из кармана плаща, висящего на вешалке, кошелёк, стал отсчитывать деньги, бормоча:
— Не слушайте её, ради Бога. Совсем ополоумела старуха… Вот десять тысяч. Верните котика!
Дама открыла клетку, испуганный Рыжик выскочил оттуда и нырнул под стол.
Когда Александра Ивановича уводили полицейские, он обернулся и с горечью сказал:
— Хорошо устроились, мама. И кот дома, и зять на нарах.
— Не зять ты мне, американский шпион!

Вид из ада чист и безупречен.


Один маленький шаг в него содержит в себе десятки и сотни ничего не значащих, одинаковых, будничных дней и ночей, когда кажется, что время застыло сладким кленовым сиропом, время остановилось, время сморщилось, время угасло, время осыпалось внутрь самого себя множеством тусклых, шершавых песчинок, которые иногда поскрипывают на зубах и оседают на ночниках возле кроватей.

Так живет сытый, благополучный мир, живет мир, который поголоднее и победнее, живут люди, пьющие тропические коктейли, живут уставшие менеджеры, живут заводские работяги, живут крепкие дальнобойщики, живут одинокие учителя, живут бродяги, сжимающие в грязных руках потертые сумки с пустыми бутылками, старым тряпьем, порванными газетами и разбитыми надеждами.

Когда-то так жил и Донецк.

Человек, живший в нем, не вершил судеб тысяч, не вертел миллионами, не ездил на «Бентли», он был маленьким человеком в огромном городе, его не узнавали, ему не бежали жать руку, о нем не писали в журналах, но у него было свое, тщательно оберегаемое счастье в виде небольшой, но уютной квартиры, непрестижной, но привычной работы, огромного, но скрываемого одиночества, верного старого кота и ледяного равнодушия.

Человеку было все равно. Человек оберегал только свои квадратные метры спокойствия, глаза человека не горели от возбуждения, палец бездумно переключал каналы на пульте, музыка не впивалась в нервные окончания, голос не срывался на футболе, написанное в книгах не будоражило воображение, политические потрясения не вызывали волнения, кленовый сироп невмешательства обволакивал пыльные окна первого этажа и человек был этим доволен.

Человек давным – давно выбрал безразличие, как гениальное изобретение своей жизненной позиции. Он не волновался за здоровье, за жизнь, у него не было детей, чтобы беспокоиться об их будущем, у него почти не было друзей, чтобы узнавать о состоянии их дел, у него очень редко звонил телефон, с такой же редкостью звонил кому-то и он сам, он отстраненно наблюдал, как мимо его окон сверкающим потоком проносится жизнь, как открываются и закрываются фестивали и концерты, как сияют огни магазинов и ресторанов, как идут непрерывным потоком автомобили, как течет пестрая, смеющаяся, ругающаяся, молчащая, кричащая, весёлая толпа рядом с его квартирой, вымазанной липким слоем безучастной апатии.

Человек не был бездушным роботом, несмотря на его выбор в пользу равнодушия к происходящему по ту сторону окон, в своем уютном мире человек был романтиком. Одна из немногих вещей, которые любил человек – мечтать. Он называл это «планирование», он был рационален, и мечтал о реальных вещах, которые, как он знал, обязательно сбудутся. Он мечтал о лете, он мечтал о ранней рыбалке, когда над водой еще стелятся хлопья густого тумана, он мечтал об огромном, за горизонт уходящем поле подсолнухов под набитым теплом небом, он мечтал бросить курить и он был уверен, что бросит, сигареты давно перестали манить его, превратившись в пресную силу привычки.

Человек высунулся в окно и закурил. Сырой ветер хлестнул по щекам, напомнив, что еще всего лишь ранняя весна. Человек поморщился и в этот момент вдалеке раздался какой-то невнятный еще гул голосов, который приближался. Человек неодобрительно взглянул в ту сторону и внезапно решил, что завтра обязательно посетит театр. Это решение несказанно его удивило, он никогда раньше не был в театрах, предпочитая находиться рядом с котом. «Импульс», — подумал человек, — «это импульс, ну хорошо, почему бы и нет».

Зазвонил телефон. Человек решил не отвечать. Зачем? Все равно, это неважно.

Он закрыл плотно окно, ныряя в такой родной кленовый сироп, не зная, что звонил по телефону один из его немногочисленных друзей, что это очень, очень важно, что собирают всех неравнодушных к судьбе Донецка, чтобы позвать на митинг за Украину, не зная, что этого друга сегодня убьют, не зная, что не будет больше рыбалок и театров, не будет привычного шума автомобилей за окном, не будет его непрестижной работы, не будет фейерверков на «Донбасс-Арене«, не будет гула садящихся и взлетающих самолетов, не будет веселых толп, не будет ничего из его прежней жизни, что в таком любимом им поле подсолнухов под летним солнцем будут стоять танки, что виною всему тот гул голосов, который он отсек из свой жизни, равнодушно закрыв окно.

Голосов, которые кричали: «Ро-сси-я! Ро-сси-я!»

Ян Осока

Не колышется в поле травиночка
В ясном небе ни облачка нет
Откручу я башку четвертиночке
Отхлебну и достану кисет
Заверну козью ножку потоньше я
И забью самосадный табак
Говорят, я подонок законченный
Говорят, что я полный дурак
А по мне, так я просто стыдобище
Не была мной природа щедра
Ночью сжег я колхозное стойбище
Где в ремонте стоят трактора
И пока там по воле Создателя
Распалялся оранжевый свет
Я спалил особняк председателя
Бухгалтерию и сельсовет
А когда уж в амбаре жёг хлебушко,
Постоянно я помнил о том
Как они раскулачили дедушку
В приснопамятном двадцать шестом
Прибежал я домой волком рыская
С сапогов стёр куриный помёт
И забросил в крапиву опрыскиватель
Переделанный под огнемёт
И спокойно сижу на завалинке
Молча грею цыгаркою нос
Пью четвёрку и жду дознователя
Чтоб ответить на главный вопрос
Я отвечу ему по приятельски:
,,Лично к вам не питаю вражду,
Вы ищите пока доказательства,
Я ещё отхлебну, подожду''.
__________________________________