Просто совершенно непонятно было, для чего ткал Маленький Паучок свою паутину! Другие пауки ловили в сети бестолковых мух, а этот Маленький Паучок никого не ловил. И паутина его не была похожа на сеть. А была она похожа на лёгкую кружевную салфетку – особенно когда в тот угол сарая, где жил Маленький Паучок, на минуту заходило Солнце. Вся­кий раз оно делало вид, что зашло совершенно случайно, но нас-то с вами не проведёшь! Солнцу, конечно же, нравилось смотреть на лёгкую кружевную салфетку: Солнце, скажу вам по секрету, от лёгких кружевных салфеток просто без ума.





Но Старый Паук ворчал:
– Ты даром тратишь время. Зачем ты плетёшь паутину с большими дыра­ми? Любая, даже самая слабая муха, вырвется из таких пут!
– Видите ли, – отвечал Маленький Паучок, – я ведь ничего не плету. Тем более – пут. Я тку. И то, что я тку, называется лёгкая кружевная салфетка. А то, что Вам кажется дыра­ми, – это, на самом деле, часть рисунка, без которого узор не будет таким красивым.
Старый Паук только пожимал плечиками: у него не хватало слов. Сам он в своей жизни сплёл уже множество паутин – ремесло это было знакомо ему в деталях. А не далее как вчера в его новую сеть попалась на редкость жирная муха: кровь её была изумительно вкусной… – и Старый Паук просто не понимал, как этим можно пренебрегать.
Смотреть на работу Маленького Паучка прибегал и Чёрный Таракан. Он жил здесь же, за старой книжной полкой, выброшенной в сарай. На полке когда-то стояли книги по эстетике, а эстетика – это наука обо всём прекрасном, так что Чёрный Таракан насквозь пропитался эстетикой, но – увы… В сарае не было вообще ничего прекрасного – и Чёрному Таракану приходи­лось довольствоваться паутиной.
– Конечно, – жаловался он одному своему рыжему приятелю, – я никогда бы и смотреть не стал на эту паутину: её ведь делают из пыли… Но – приходится: здесь, в сарае, так мало впечатлений!..
Так что Чёрный Таракан считал своим долгом по несколько раз в день наведываться в дальний угол сарая и давать Маленькому Паучку разные наставления. Например, такие:
– Ты абсолютно прав, что тянешься к искусству! Конечно, пыль – не тот материал, из которого создаются подлинные шедевры, – и всё-таки…
– Видите ли, – возражал тогда Маленький Паучок, не прекращая работать, – я ведь не создаю подлинного шедевра. То, что делаю я, называется лёгкая кружевная салфетка – не больше.
– Да ты только посмотри на себя! – не выдерживал Старый Паук, очень жалевший Маленького Паучка: слишком уж много, по его мнению, тот работал. – Ты стал похож на тень. Вон какие крепкие и здоровые твои братья – и потому лишь, что они давно раскинули по всем углам прочные свои сети и каждый день лакомятся кровью мух! Далась тебе эта лёгкая кружевная салфетка... Брось ты её!
– Вы не правы! – взбудораживался Чёрный Таракан. – Когда живое существо тянется к искусству, это очень трогательно. Особенно если произведению искусства отдают столько сил...
– А вот на Вашем месте, – грубо обрывал его Старый Паук, – я бы помалкивал. Сами-то Вы довольно упитанный. – И Старый Паук неприязненно смотрел на Чёрного Таракана: он вспоминал, что те немногие художники, которых он в жизни видел, были худыми и тщедушными, в то время как большинство известных ему критиков – толстыми и крепкими.
Настал день, когда Маленький Паучок совсем уже с трудом шевелил лапками – так сильно он устал. Но лёгкая кружевная салфетка была почти закончена: осталось выткать по краю самый последний орнамент.
– Вот, – закряхтел вдруг рядом с ним Старый Паук, тяжело отдуваясь. – Я принес тебе свежую муху: она утром попалась в мои сети. Это хорошая добыча. На-ка, попей крови.
Маленький Паучок покачал головой:
– Большое спасибо. Но мне нельзя пить кровь – я тогда не смогу ткать лёгкую кружевную салфетку.
– Почему? – изумился Старый Паук.
– Видите ли… мне кажется, – осторожно приступил к объяснениям Маленький Паучок, – мне кажется, что тот, кто хочет выткать лёгкую кружевную салфетку, – не должен пить кровь. Это как-то… как-то несовместимо.
А к следующему утру лёгкая кружевная салфетка была совершенно готова. Когда в сарай бочком проскользнуло Солнце, как всегда, делая вид, что оно тут случайно, один из его лучей упал на прекрасный узор.
– О! – только и сказало Солнце, просияв от восторга. И подарило Маленькому Паучку самый нежный свой луч.
Вокруг лёгкой кружевной салфетки собралось всё общество пауков. Пауки долго любовались узором, забыв о мухах и обо всём на свете. Опоздав к на­чалу торжества, прибежал и запыхавшийся Чёрный Таракан.
– Так, – деловито произнес он, не успев даже взглянуть на лёгкую кружевную салфетку как следует. – В общем, это недурно. Но на мой взгляд, – и тут он побежал по салфетке, разрывая паутинки и стремительно сокрушая узор, – по моему убеждению, вот тут вот ряд петель лишний, а вот тут вот дырочки следует увеличить… – Паутинки под его лапами трещали и лопались – и в один миг лёгкая кружевная салфетка растаяла у всех на глазах, словно облачко в летнем небе.
Не успев вмешаться, Старый Паук обернулся к Маленькому Паучку. Тот лежал на спине и не двигался.
Пауки молча смотрели на Чёрного Таракана.
– Почему… почему он умер? – про­шептал тот. – Я же хотел как лучше, а она… – Чёрный Таракан взглянул туда, где мгновение назад была лёгкая кружевная салфетка, а теперь ничего не было, – она такая непрочная! Из чего он её сделал?
– Из сердца, – сказал Старый Паук, глядя в пол.
– Неужели? – поразился Чёрный Таракан. – А мне казалось, из пыли...
Он и в самом деле был искренне удивлен.