18 июня 1939 года в СССР из эмиграции вернулась Марина Цветаева. С этого дня началась самая драматическая, хотя и короткая, часть «романа» поэтессы с родиной.

Нас родина не позовет!
Езжай, мой сын, домой — вперед —
В свой край, в свой век, в свой час, — от нас —
В Россию — вас, в Россию — масс,
В наш-час — страну! в сей-час — страну!
В на-Марс — страну! в без-нас — страну!
«Стихи к сыну», 1932 год

Весной 1937 года, исполненная надежд на будущее, из Парижа в Москву уехала дочь Марины Цветаевой, Ариадна, еще в шестнадцать лет принявшая советское гражданство. А осенью муж поэтессы, Сергей Эфрон, продолжавший свою деятельность в «Союзе возвращения на Родину» и сотрудничество с советской разведкой, оказался замешанным в не очень чистоплотной истории, получившей широкую огласку.


Марина Цветаева с мужем Сергеем Эфроном и детьми — Алей и Муром, 1925 год

В сентябре 1937 года швейцарская полиция обнаружила труп советского разведчика Игнатия Рейсса. Выяснилось, что Рейсс отправил письмо Иосифу Сталину и назвал его террористом. Спустя несколько недель «надежный источник» рассказал прессе, что организовал убийство разведчика агент НКВД Сергей Эфрон, которому пришлось в спешке покинуть Париж и тайно переправиться в СССР. Отъезд Марины Цветаевой был предрешен.

Поэтесса находилась в тяжелом душевном состоянии и более полугода ничего не писала, готовила к отправке свой архив. Из творческого молчания ее вывели сентябрьские события 1938 года. Нападение Германии на Чехословакию вызвало ее бурное негодование, вылившееся в цикле «Стихи к Чехии».

О мания! О мумия
Величия!
Сгоришь,
Германия!
Безумие,
Безумие
Творишь!
«Германии», 1939 год

Марина Цветаева и Георгий Эфрон, 1935 год

12 июня 1939 года Марина Цветаева с сыном Георгием («Муром») уехала в Москву. Радость от соединения семьи длилась недолго. В августе 1939 года арестовали и отправили в лагерь Алю, а в октябре — Сергея Яковлевича. Цветаева скиталась с часто болеющим Муром по чужим углам, стояла в очередях с передачами дочери и мужу. Чтобы прокормиться, она занималась переводами, с головой уходя в работу. «Я перевожу по слуху — и по духу (вещи). Это больше, чем смысл», — такой подход подразумевал поистине подвижнический труд. На свои стихи у Цветаевой времени не хватало. Среди переводческих тетрадей затерялось лишь несколько прекрасных стихотворений, отражавших ее душевное состояние:

Пора снимать янтарь,
Пора менять словарь,

Пора гасить фонарь
Наддверный…
«Пора снимать янтарь…», 1941 год

27 августа 1939 года Ариадна Эфрон в последний раз видела своих близких

Цветаеву пытались поддержать друзья — Борис Пастернак и Анатолий Тарасенков, осенью 1940 года была предпринята попытка издать небольшой сборник ее стихов. Поэтесса тщательно составляла его, но из-за отрицательной рецензии Корнелия Зелинского, объявившего стихи «формалистическими», хотя при личных встречах с Цветаевой он хвалил их, сборник не был издан.

Марина Цветаева. Москва, 1940 год

В апреле 1941 года Цветаеву приняли в профком литераторов при Гослитиздате, но силы ее были на исходе. Она говорила: «Я свое написала, могла бы еще, но свободно могу не…».
Цветаева: «Я свое написала, могла бы еще, но свободно могу не…».

Война прервала работу поэтессы над переводом Федерико Гарсиа Лорки, а журналам стало не до стихов. 8 августа, не выдержав бомбежек, Цветаева вместе с несколькими писателями эвакуировалась в Елабугу. По свидетельству ее друзей, вещи в дорогу собирал Борис Пастернак. Он подарил поэтессе веревку, сказав: «В дороге пригодится, такая прочная, хоть вешайся». Веревка действительно пригодилась…

Ариадна Эфрон. После ареста, 1939 год

Работы, даже самой черной, для нее не было. Она пыталась найти что-нибудь в Чистополе, где находилось большинство московских литераторов. 28 августа, обнадеженная, она вернулась в Елабугу, а 31 августа, пока в доме не было сына и хозяев, она повесилась, оставив три записки: товарищам, поэту Асееву и его семье с просьбами позаботится о сыне, и Муру: «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты, и объясни, что попала в тупик».
После смерти дочери Ариадны в 1975 году прямых потомков у Цветаевой не осталось

Борис Пастернак сказал о ее кончине: «Марина Цветаева всю жизнь заслонялась от повседневности работой, и когда ей показалось, что это непозволительная роскошь и ради сына она должна временно пожертвовать увлекательную страстью и взглянуть кругом трезво, она увидела хаос, не пропущенный сквозь творчество, неподвижный, непривычный, косный, и в испуге отшатнулась, и, не зная, куда деться от ужаса, впопыхах спряталась в смерть, сунула голову в петлю, как под подушку».
Однажды, будучи в эмиграции, Цветаева написала:

И к имени моему
Марина —
Прибавьте: мученица.

Самоубийц принято хоронить за церковной оградой, об отпевании не могло быть и речи. Но ради Цветаевой, ради просьб ее верующих почитателей, в том числе и диакона Андрея Кураева, в 1991 году было сделано исключение. Патриарх Алексий II дал благословение, и через 50 лет после ее смерти Марину Цветаеву отпели в московском храме Вознесения Господня у Никитских ворот.

Слева направо: М. Цветаева, Л. Либединская, А. Крученых, Г. Эфрон. Кусково, 1941 год

Точное месторасположение могилы Цветаевой в Елабуге на Петропавловском кладбище неизвестно. Но в той стороне кладбища, где находится ее затерявшаяся могила, на месте, где в 1960 году сестра поэтессы Анастасия Цветаева поставила крест, в 1970 году было установлено гранитное надгробие.

Кенотаф Марины Цветаевой

Муж поэтессы — Сергей Эфрон, был расстрелян 16 октября 1941 года. Мур, Георгий Эфрон, погиб в Великой Отечественной войне в 1944 году. Дочь Ариадна провела 8 лет в исправительно-трудовых лагерях и 6 лет в ссылке в Туруханском районе, в 1955 году была реабилитирована. После ее смерти в 1975 году прямых потомков у Марины Цветаевой не осталось.

http://diletant.ru/