Медведев напомнил, что общество, построенное на националистических ценностях, непрочно. И только противники России могут пожелать ей такой судьбы.

Подробнее: http://news.mail.ru/politics/7391777/?frommail=1

16 просмотров

4 просмотров

9 просмотров

«Зверская Безнаказанность» 986.5 Кб (199 сек.)

 

Продолжение. Начало здесь. Предыдущее здесь.

 умер Альберт Хофманн, который не только первым синтезировал ЛСД, но первым попробовал на себе его действие (этот трип вошел в историю под названием велосипедной прогулки). Осьминог, разумеется, знал, что Хофман скоро умрет (еще бы не знать – человеку было больше ста лет). И к последнему трипу великого химика (путешествию на тот свет) мы подгадали публикацию «Кислотные штаты Америки». Сегодня продолжим. Маленький фрагмент из книги Джея Стивенса «Штурмуя небеса». Это о том, как психоделиками занимались профаны из ЦРУ. Смешно. А о серьезных агентах Осьминога мы еще поговорим.

В то время как Хёд и Хаксли искали вещество, которое откроет Дверь, ведущую к более высоким уровням сознания, Центральное разведывательное управление занималось поисками препаратов, с помощью которых этим сознанием можно было управлять. Как ни забавно, и те и другие работали в одной и той же сфере, ища ответ в одном и том же классе наркотиков, которые Осмонд назвал психоделиками.

Чтобы понять, зачем ЦРУ нужны были вещества для “мозгового контроля”, необходимо сделать небольшое отступление. Во время Второй мировой войны медицинское отделение немецких воздушных сил занималось в Дахау любопытными экспериментами с мескалином. Как позже сообщалось в отчете американской Военно-морской технической миссии, нацисты искали препарат, который мог “подчинять желания испытуемых”. По протекции гауптштурмфюрера СС доктора Плоттнера (позже профессора в Лейпцигском университете) пациентам подмешивали мескалин в кофе или ликер и затем допрашивали. Согласно нацистским отчетам, хотя подчинить волю испытуемых не удалось, врачи смогли получить от них большое количество информации очень личного свойства.

Хотя нацистские эксперименты с мескалином занимали всего несколько абзацев в трехсотстраничном отчете (в основном там сообщалось об экспериментах с ледяной водой и прочих пытках, поданных под видом науки) — эти абзацы вызвали большой резонанс в Управлении стратегических служб по той простой причине, что там тоже искали “наркотик правды”. Под руководством Уинифред Оверхользер, директора “Сент-Элизабет”, известной психиатрической больницы в Вашингтоне, проходили полевые эксперименты с множеством различных препаратов, включая мескалин и скополамин. Самым удачным был опыт с концентрированной вытяжкой из марихуаны, которую исследователи добавляли в сигареты.

Поначалу они пользовались этим методом, чтобы заставить заговорить Августа дель Грацио, именовавшегося в протоколах как “печально известный нью-йоркский гангстер”. Самым же серьезным опытом была программа, разработанная для чистки вооруженных сил от лиц, подозреваемых в сочувствии коммунистам. Группа врачей под руководством Оверхользер приходила на допрос с пакетом обработанных сигарет и большим кувшином ледяной воды (интенсивная жажда — основной признак, что марихуана сработала). Исключая одного некурящего, они раскололи всех допрашиваемых солдат.

Когда в 1947 году возникло ЦРУ, оно продолжало опыты своих предшественников с “наркотиками правды” вроде скополамина и вытяжки из марихуаны. Также оно всячески поддерживало исследования новых наркотиков, которые могли бы эффективнее воздействовать на сознание. В рамках Службы технического обеспечения, являвшейся одним из отделений ЦРУ, существовало небольшое полусекретное подразделение, известное как “Химическое отделение”. “Химическое отделение” возглавлял выпускник Калифорнийского технологического института химик Сид Готтлиб, кривоногий поклонник кадрили, поднимавшийся до рассвета, чтобы подоить своих любимых коз, перед тем как отправиться на службу — в суматоху рабочего дня, заполненного работой над методами управления сознанием и бактериологическим оружием. Готтлиб слегка заикался. Его патроном в высших эшелонах Управления был Ричард Хелмс.

Именно Хелмс, зачарованный возможностями химической войны на уровне психики, убедил Аллена Даллеса, тогдашнего директора ЦРУ, разрешить исследования разнообразных “биологических и химических веществ”. 13 апреля 1953 года, как раз когда Хаксли впервые написал Осмонду насчет мескалина, ЦРУ официально одобрило проект “МК-УЛЬТРА” и выделило триста тысяч долларов на его дальнейшие исследования. Хотя под эгидой “МК-УЛЬТРА” шли исследования разнообразных наркотиков, включая кокаин и никотин, но основная сфера его интересов касалась ЛСД. ЦРУ возлагало на ЛСД настолько большие надежды, что в апреле 1953 года двое агентов были посланы в “Сандоз” (Швейцарская фармацевтическая фирма, в которой работал Хофман, — С. Е.) с огромной суммой денег для приобретения десяти килограммов этого вещества.

Количество в десять килограммов появилось в результате ошибочных расчетов. Когда агенты прибыли в Базель, имея при себе сумму в 240 тысяч долларов, они узнали, что “Сандоз” начиная с 1943 года выработал в общей сложности чуть больше сорока граммов. Но сделка состоялась. Швейцарцы согласились не только обеспечивать ЦРУ ста граммами ЛСД в неделю, но и информировать их о том, кто еще будет запрашивать наркотик.

Однако зависимость от нейтральных швейцарцев была неудобна для ЦРУ, и они тайно начали оказывать через частные каналы давление на американскую химическую компанию “Эли Лилли”, чтобы там разработали конкурентоспособное синтетическое вещество.

Одной из причин, по которым ЛСД оставался столь дорогим и редким, было то, что его изготовление зависело от поставок грибка спорыньи, печально известного тем, что его крайне сложно разводить. Очевидным решением был бы синтетический аналог, полученный из химических реагентов, что сделало бы получение ЛСД полностью независимым от поставок спорыньи. В октябре 1954-го “Эли Лилли” объявила, что они преуспели в создании химического аналога ЛСД. Помимо снабжения ЦРУ, открытие американской компанией синтеза означало то, что теперь, в случае необходимости, станет возможно производить ЛСД в неограниченных количествах. А это, вкупе с упоминавшейся выше докладной запиской Аллену Даллесу, означало, что ЛСД можно было наконец всерьез воспринимать как боевое химическое оружие.

Поскольку ЦРУ не хватало кадров, чтобы осуществлять столько сложных поведенческих и физиологических экспериментов, Готтлиб предложил сотрудничать с психологами, особенно с теми исследователями “лабораторного сумасшествия”, которые уже занимались исследованиями взаимосвязи между действием ЛСД и душевными заболеваниями. Многие из них были готовы сотрудничать — ЦРУ хорошо платило. Они шли на это без колебаний: если ЦРУ хочется финансировать исследования в области, которую игнорируют традиционные организации вроде Национального института психического здоровья — ну так что ж, в чем проблема?

Под прикрытием двух уважаемых организаций, Фонда Джозии Мэйси и Фонда медицинских исследований “Гешиктер”, ЦРУ начало вкладывать средства в исследования ЛСД в Соединенных Штатах, параллельные работам окружения Хаксли и Хёда. Вскоре они вышли на Ринкеля и Хайда из Центра психического здоровья. Хайду при первой же встрече было предложено за исследования ЛСД 40 тысяч долларов в год. Подобные же предложения были сделаны Хэролду Абрамсону в Нью-Йорке, Карлу Пфайферу из университета штата Иллинойс и Хэролду Ходжу из Рочестерского университета. Деньги в основном выделялись на исследования таких областей, которые, не будь “холодной войны”, большинство ученых сочли бы сомнительными.

Не все исследования проводились на стороне. В самом ЦРУ Готтлиб с коллегами сами регулярно принимали ЛСД — в офисе и на вечеринках — и сравнивали собственные впечатления. Стоило только отвернуться и какой-нибудь умник быстро сыпал несколько микрограммов вам в кофе. Люди играли с сознанием. Иногда результаты были необычными. Крепкие агенты начинали плакать или бормотать о том, что “все люди братья”. Раз или два дела пошли совсем скверно: впавшие в паранойю секретные агенты сбегали и терялись в городской суматохе Вашингтона, а их встревоженные коллеги шли по горячим следам. Один раз после захватывающего преследования они обнаружили беглеца в Вирджинии. Сидя у фонтана, он бормотало “страшных монстрах со странными глазами”, преследовавших его в Вашингтоне. Действительно, каждый встречный автомобиль заставлял его содрогаться от страха.

Это было вполне в духе группы Готтлиба, когда они пригласили ничего не подозревающих специалистов из Армейского химического корпуса на трехдневный праздник в ноябре 1953 года. Естественно, предлагался алкоголь и часть коктейлей была действительно просто со спиртным. Хотя Готтлиба инструктировали не использовать ЛСД на своих коллегах, вероятно, он решил, что армейские ученые не подпадают под это определение. Они были скучными людьми, а испытания наркотика, контролирующего сознание, — полезным делом. Можно было бы считать, что праздник удался, если бы на второй день один из армейских ученых, доктор Фрэнк Олсон, не покончил жизнь самоубийством. Решив, что он сошел с ума, доктор Олсон выпрыгнул из окна нью-йоркского гостиничного номера. Паника, поднявшаяся вокруг этого события, чуть не погубила проект “МК-УЛЬТРА”.

ЦРУ обладал разветвленной структурой. В то время, как “МК-УЛЬТРА” занимался изучением возможностей ЛСД, в рамках другой программы, “АРТИШОК”, агенты ЦРУ обыскивали земной шар в поисках психотропных растений. В 1952 году финансируемый ЦРУ ученый был послан в Мексику привезти образцы психотропных растений, в частности семена кустарника пиуле. Он возвратился с огромным количеством полевого материала и информацией о том, что глубоко в Мексиканских горах существует культ психотропных грибов, восходящий еще к ацтекам. Следующим летом — практически в тот же самый день, когда Гордон и Валентина Уоссон отправились в экспедицию, — ученый из ЦРУ прибыл в Мексику с подобной же задачей: расположить к себе членов грибной секты и приобрести образцы.

К чести спецслужб, надо отметить, что они почти сразу же узнали об открытии Уоссона . Мексиканский “ботаник” телеграфировал детали через несколько дней после того, как Уоссон возвратился из Уаутла де Хименес. Узнав, что Уоссон планирует вернуться на следующее лето с группой, в которой будет известный французский миколог Роже Эм, ЦРУ решило ввести в экспедицию своего человека. Им оказался Джеймс Мур, химик, работавший по контракту в программе “АРТИШОК”. Чтобы подсластить пилюлю, они использовали средства “Фонда Гешиктер”. Начальство в Лэнгли не интересовало, как Мур провел эти мучительные недели в Мексике: для них было важным, что он привез образцы грибов. И если бы он смог выделить психоактивный элемент, то “полне возможно, — вспоминал Сид Готтлиб, — что новый наркотик остался бы тайной ЦРУ”. Но еще раз ЦРУ опередили все те же швейцарские химики; та же самая швейцарская компания, которая в свое время контролировала мировые поставки ЛСД. ЦРУ пришлось обратиться к “Сандоз” вновь — на этот раз с просьбой о поставках псилоцибина.

Одной из проблем, с которыми столкнулось ЦРУ в поисках изменяющих сознание наркотиков, были полевые эксперименты над различными людьми. Можно было проводить эксперименты на заключенных в тюрьму наркоманах и на безденежных студентах, но это в принципе не решало вопроса, можно ли с помощью наркотика расколоть потенциального двойного агента или коммуниста из КГБ. Решая эту проблему, ЦРУ превратило одно из своих зданий в Сан-Франциско в лабораторию для исследования поведенческих реакций. Дом, расположенный на Телеграф-Авеню, переоборудовали в бордель, украшенный двусторонними зеркалами. Здесь работала команда проституток под наблюдением бывшего агента, специалиста по наркотикам Джорджа Уайта. Уайт был знаменит тем, что еще в дни, когда существовало Управление стратегических служб, расколол Августа дель Грацио с помощью вытяжки из марихуаны. Замысел состоял в том, что проститутки привлекут в бордель бизнесменов, а там они уже попробуют ЛСД, или псилоцибин, или любой другой наркотик, изменяющий сознание. С бюджетной точки зрения бордель был гениальной идеей. Проект со школьным юмором окрестили “Операция Полночный оргазм”.

Мы можем только предполагать, на что это было похоже, — посетить Иной Мир под патронажем ЦРУ. Однако первым, что привлекало внимание распутных бизнесменов, вероятно, была обстановка. В ЦРУ так и не решили, должна ли быть обстановка возвратом к декадентству или шиком в духе своего времени. Образчики африканских тканей соседствовали здесь с репродукциями девушек, танцующих канкан, работы Тулуз-Лотрека. Столы были накрыты черным бархатом. В спальнях висели красные занавески, в коридоре — в шотландскую клетку, в кухне — полосатые. Наркотики обычно подсыпали в спиртные напитки, но не всегда. В ряде экспериментов ЛСД распылялся в ванной непосредственно перед тем, как туда входил несчастный клиент.

Именно “Операцию Полночный оргазм” и сходные с ней действия имел в виду ревизор ЦРУ, когда в 1963 году поднял вопрос об этичности проекта “МК-УЛЬТРА”. Ревизора тревожило не столько то, что правая рука американского правительства испытывает наркотики на ничего не подозревающих американских гражданах, сколько то, что случится, если ничего не подозревающие граждане обнаружат это. Секретность “МК-УЛЬТРА” жизненно необходима не только для сохранения репутации ЦРУ предупреждал он, но и для сохранения репутации сотрудничающих с ним лиц. Заметив, что исследования манипулирования человеческим поведением рассматриваются многими авторитетами в медицине и других, близких с ней областях как “профессионально неэтичные”, он предупреждал, что малейшая просочившаяся информация может поставить под угрозу репутацию множества ученых, работавших на ЦРУ по контрактам.

К тому времени, когда ревизор поднял эти этические проблемы, ЦРУ, вероятно, уже потеряло интерес к ЛСД, хотя все еще проверяло другие наркотики, воздействующие на сознание, большинство из которых впоследствии всплывет в психоделическом андеграунде 1970-х годов. Активный же интерес ЦРУ к ЛСД угас около 1958 года, хотя Управление продолжало выделять средства на исследования.

 

Народные названия: сонная одурь, волчья ягода, черешня сумасшедших.

Многолетнее травянистое растение семейства пасленовых (Solonaceae), высотой до 2 м. Корневище цилиндрическое, толстое, до 8 см в диаметре, многоглавое, с многочисленными массивными ветвистыми корнями. Стебель прямой, ветвящийся, зеленый, иногда с фиолетовым оттенком, в верхней части железисто-опушенный. Листья яйцевидные, заостренные, голые, цельнокрайние, темно-зеленые. Верхние листья значительно мельче нижних, расположены попарно, нижние очередные. Цветки крупные (2-3 см) с буро-фиолетовым или грязно-пурпурным венчиком (изнутри буроватым или желтым с фиолетовыми жилками), одиночные, пониклые, выходящие из пазух листьев. Плод - слегка приплюснутая, двухгнездная, многосеменная, черная, блестящая, сочная ягода, размером и формой напоминающая вишню, подпертая зеленой чашечкой, сладкая на вкус. Сок ягод - темно-фиолетовый. Семена до 2 мм длины, почковидные или слегка угловатые, округлые, плоские или с ямчатой поверхностью, многочисленные, черные. Цветет на первом году вегетации с августа, в последующие годы - с мая и до конца вегетационного периода, плоды созревают в июле - сентябре. Распространена в диком виде в горах в Крыму, на Кавказе, в Карпатах. Также произрастает в Западной Европе, Средней и Малой Азии, Северной Африке, Афганистане, Пакистане, Гималаях, США, Южной Америке. Растет единичными экземплярами или небольшими зарослями на лесных опушках, полянах, по окраинам дорог, вдоль речек на высоте 200-1000 м и более. Предпочитает влажные, рыхлые, перегнойные почвы. Белладонна включена в Красную книгу РСФСР.

Белладонна относится к сильно ядовитым растениям (ядовито: все растение и особенно плоды)! Имеет место отравление человека медом, выработанным из пыльцы и нектарников красавки.

Родовое название растению было дано по имени древнегреческой богини судьбы Atropos - одной из трех богинь-сестер мойр, живущих на Олимпе. Одни только мойры знают веления рока. Клото прядет нить человеческой жизни, определяя при этом ее срок. мойра Лахесис вынимает, не глядя, жребий, который выпадает человеку в жизни. Третья мойра - Атропос - все, что назначили в жизни человеку ее сестры, заносит в длинный свиток, а что занесено в свиток судьбы, то неизбежно. Никто, ни смертные, ни боги, не в силах изменить определенной мойрами судьбы. Неумолимы великие богини, но самая страшная Атропос. В Древнем Риме считали, что именно она перерезает нить человеческой жизни. Такой изобразил ее французкий скульптор Дебэ: увенчанная плодами, держит веретено и нить человеческой жизни богиня Клото, а богиня Атропос в кипарисовом венке собирается перерезать эту нить.

На Востоке это растение применяли 2500 лет назад. В средние века пользовалась известностью “мазь ведьм”, которая вызывала у людей галлюцинации.

Белладонна издавна известна на Руси и в связи с ее косметическим применением называлась красавка, или красавица. Современное название употребляется с 30-х годов XIX века; в форме “бель-дам” или “беладона” впервые зафиксировано в словаре 1788 года. Оба слова означают в переводе “прекрасная дама” (первое заимствовано из французского, второе - из итальянского).

В начале нынешнего столетия был широко известен болгарский способ лечения паркинсонизма, или дрожательного паралича. Владел методом лечения только один человек - болгарский крестьянин Иван Раев. Секрет лечения он не разглашал, но всем желающим высылал коробочку, в которой лежали какие-то корни, черный порошок, пилюли и рецепт их применения. Итальянская королева Елена выкупила у Раева секрет его лекарства за 4 млн. лир. Состав его оказался несложным: основным компонентом был корень белладонны, кроме того, корневище аира, животный уголь и пилюли из теста, ароматизированные мускатным орехом. Королева Елена учредила в Италии и немецком городе Касселе госпитали для лечения этим средством.
СБОР И СУШКА СЫРЬЯ
Лекарственным сырьем служат листья, трава, иногда корни.

Траву и листья собирают в июне - июле. Листья обрывают руками, вначале - нижние, спустя 2-3 недели - подросшие листья с ветвей, затем растения скашивают и обрывают облиственные верхние части растений. После укоса листья с появившейся молодой поросли и достигшие стандартных размеров также подлежат заготовке. Скошенную траву режут на части до 4 см длины. Сушат сразу же под навесом или в сушилке при температуре 40°C, раскладывая тонким слоем, так как при медленной сушке разрушаются биологически активные вещества. Корни выкапывают осенью или ранней весной, отряхивают от земли, моют, режут, подвяливают при температуре 50°C и сушат при 40°C. Срок годности сырья 2 года.

До первой мировой войны лист белладонны импортировался, получали его главным образом из Германии. Лишь в 1915-1916 годах начались разработки и заготовки лекарственного сырья в Крыму и на Кавказе.
ФАРМАКОЛОГИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА
Фармакологические свойства растения определяются атропином. Он обладает выраженными нейрогенными и спазмолитическими свойствами. Под его влиянием снижается тонус гладкомышечных органов - кишечника, желчных путей, желчного и мочевого пузыря, бронхов, матки. Вследствие блокирования м-холинорецепторов круговой мышцы радужной оболочки глаза расширяется зрачок (мидриатический эффект). Атропин угнетает функцию железистых органов - уменьшается слюно- и потоотделение, снижается образование желудочного сока и сока поджелудочной железы. Из-за уменьшения тормозящего действия на сердце блуждающего нерва заметно учащаются сердечные сокращения. Атропин обладает также и некоторыми центральными холинолитическими эффектами, которые наиболее выражены в корковых отделах и в ретикулярных холинореактивных структурах мозга.
ПРИМЕНЕНИЕ В МЕДИЦИНЕ
Сумма алкалоидов входит в состав комплексного препарата “Беллазон” холинолитического и адренопозитивного действия, применяемого при паркинсонизме и болезни Паркинсона. Препараты атропина включены в Международную фармакопею в качестве парасимпатолитического и спазмолитического средства - при язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки, пилороспазме, холецистите, желчно-каменной болезни, спазмах кишечника и мочеполовых путей, бронхиальной астме, брадикардии, атриовентрикулярной блокаде, инфаркте миокарда, в глазной и анестезиологической практике. Атропин входит в состав препарата “Келлатрин” спазмолитического и холинолитического действия, применяемого при спазмах кровеносных сосудов и органов брюшной полости, бронхиальной астме. В гомеопатии экстракт - при спазмах кровеносных сосудов и мышц; при мастите, рожистых воспалениях, скарлатине, ангине, головной боли, невритах лица, судорогах, отите, конъюнктивите, ревматическом склерите, ирите, иридоциклите, дакриоцистите, невритах зрительного и тройничного нервов, ретините, гинекологических заболеваниях, нефрите, хорее, эпилепсии, заболеваниях мочевыводящих путей, респираторных инфекциях, ларингите, дизентерии. В народной медицине настойка - при импотенции, параличе, ревматизме, бешенстве, сифилисе. Во Франции - при мигрени, неврозах, лицевой невралгии, болезненном тике, запорах, гастралгиях, кишечных, печеночных и почечных коликах, эпилепсии, истерии, хорее, столбняке.

Корни. Официнальны в СНГ и в ряде других стран мира. Алкалоиды входят в состав препаратов: Корбелла - при болезни Паркинсона и паркинсонизме на почве энцефалита и атеросклероза, при интоксикациях; Беллоид - при вегетативной дистонии, повышенной раздражительности, бессоннице, синдроме Меньера, неврогенных расстройствах, связанных с дисменореей, гипертиреозе; Солутан - при бронхиальной астме и бронхитах, как бронхолитическое и отхаркивающее средство для ингаляций. В Болгарии (экстракт) - для лечения трипаносомоза африканского. В народной медицине отвар - болеутоляющее, при подагре, ревматизме, невралгиях.

Корни, листья. Экстракты входят в состав противоастматических сборов и препаратов (сигареты “Астматол”), желудочных таблеток и комлексных препаратов - “Бекарбон”, “Бесалол”, “Уробесалол”, “Бепасал”, “Беллалгин”, “Белластезин” - в качестве спазмолитического, холинолитического, аналгезирующего, антисептического средства, при гастралгиях, колитах, энтероколитах, сопровождаемых спазмами и болями, при циститах, пиелитах, пиелонефритах; в состав свечей “Бетил”, “Анузол” - при геморрое и трещинах ануса; препаратов “Беллатаминал” и “Белласпон”, содержащих сумму алкалоидов, - при повышенной раздражительности, бессоннице, нейродермитах, вегетативных дистониях.

Надземная часть. Официнальна в Нидерландах и Венесуэле. В народной медицине - при бешенстве, депрессии, истерии, коклюше, скарлатине, параличе с потерей речи, артритах, радикулите, психических, кожных, венерических заболеваниях, желтухе, моче- и желчно-каменной болезни, бронхиальной астме, туберкулезе легких, ожирении, заболеваниях органов желудочно-кишечного тракта, коликах, гастралгиях.

Листья (Folium Belladonnae). Официнальны в СНГ и большинстве стран мира. Препараты - экстракт, настойка, таблетки в качестве спазмолитического и болеутоляющего средства - при язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки, спазмах гладкой мускулатуры, желчно-каменной болезни, брадикардии. Порошок входит в состав противоастматических сборов и препаратов, применяемых при бронхиальной астме и бронхитах; настойка - в состав “Капель Зеленина” и других комбинированных форм. В народной медицине - при диарее, коликах, бессоннице; настой, экстракт - при спазмофилии, параличах, депрессии, эпилепсии, при невралгиях, судорогах, туберкулезе легких, бешенстве, саливации; наружно (аппликации, припарки) - при раке молочной железы, опухолях, инфильтратах.

Плоды. Применяются в гомеопатии. В народной медицине настойка - при дизентерии.

Семена. Применяются в гомеопатии.
ЛЕКАРСТВЕННЫЕ ФОРМЫ, СПОСОБ ПРИМЕНЕНИЯ И ДОЗЫ
Атропина сульфат (Atropini sulfas) - белый кристаллический или зернистый порошок без запаха. Легко растворим в воде и спирте. Растворы имеют нейтральную реакцию; для стабилизации инъекционных растворов добавляют раствор хлористоводородной кислоты до рН 3,0-4,5, стерилизуют при 100°C в течение 30 мин. Назначают атропин внутрь, парентерально и местно (в виде глазных капель). Внутрь назначают взрослым в порошках, таблетках и растворах (0,1%) по 0,00025-0,0005-0,001 г на прием 1-2 раза в день. Под кожу, внутримышечно и внутривенно вводят по 0,00025-0,0005-0,001 г. Детям назначают в зависимости от возраста 0,00005-0,0005 г на прием. Высшие дозы для взрослых внутрь и под кожу: разовая - 0,001 г, суточная - 0,003 г. Атропин выпускается в виде порошка, ампул и шприцтюбиков по 1 мл 0,1% раствора; таблетки по 0,0005 г; 1% глазная мазь и глазные пленки в пластмассовых пеналах по 30 шт. с содержанием в каждой пленке по 1,6 мг атропина сульфата.

Настойка белладонны (Tinctura Belladonnae) - прозрачная жидкость зеленоватого или красно-бурого цвета со своеобразным запахом и горьковатым вкусом. Готовят из листьев красавки (1:10) на 40° этаноле, содержит 0,027-0,033% алкалоидов. Назначают внутрь: взрослым по 5-10 капель на прием, детям по 1-5 капель на прием в зависимости от возраста и массы тела (1 капля на 7-10 кг массы). Высшие дозы для взрослых: разовая - 0,5 мл (23 капли), суточная - 1,5 мл (70 капель). Выпускается во флаконах по 10 мл. Настойка белладонны входит в состав капель Зеленина и других комбинированных лекарственных форм.

Экстракт белладонны густой (Extractum Belladonnae spissum) - густая масса темно-бурого цвета, своеобразного запаха. Содержит от 1,4 до 1,6% алкалоидов. Входит в состав комбинированных препаратов. Разовые дозы - 0,01-0,015-0,02 г. Высшие дозы для взрослых внутрь: разовая - 0,05 г, суточная - 0,15 г.

Экстракт белладонны сухой (Extractum Belladonnae siccum) - порошок бурого или светло-бурого цвета со слабым запахом, своеобразным вкусом, гигроскопичен. Содержит 0,7-0,8% алкалоидов. При изготовлении лекарственных форм сухой экстракт применяют в двойном количестве по отношению к густому экстракту в связи с меньшим содержанием алкалоидов. Высшие дозы для взрослых внутрь: разовая 0,1 г, суточная 0,3 г.

Сбор противоастматический (Species antiasthmaticae) - см. Дурман обыкновенный.

Солутан (Solutan) - комплексный препарат, содержащий в 1 мл: экстракта белладонны жидкого 0,01 г, экстракта дурмана жидкого 0,016, экстракта примулы жидкого 0,017, эфедрина гидрохлорида 0,017, натрия йодида 0,1, новокаина 0,004 г, глицерина и водного спирта до 1 мл. Препарат оказывает бронхолитическое и отхаркивающее действие. Применяют при бронхиальной астме и бронхитах. Назначают внутрь по 10-30 капель 3 раза в день после еды. При астматических припадках назначают по 60 капель на прием. Применяют также для ингаляций. При передозировке препарата возможны побочные явления, свойственные препаратам группы белладонны (сухость во рту, расширение зрачков и др.). Солутан ПРОТИВОПОКАЗАН при глаукоме.

Таблетки “Беллатаминал” (Tabulettae Bellataminalum). Таблетки, покрытые оболочкой, содержащие фенобарбитала 0,02 г, эрготамина тартрата 0,0003 г, суммы алкалоидов белладонны 0,0001 г. По составу и действию аналогичен препарату “Белласпон”. Препарат оказывает успокаивающее действие на центральную нервную систему, уменьшает возбудимость центральных и периферических адренергических и холинэргических систем организма. Применяют при повышенной раздражительности, бессоннице, климактерических неврозах, нейродермитах, вегетативной дистонии. Назначают по 1-2 таблетки 2-3 раза в день. Беллатаминал в связи с содержанием эрготамина, который может вызвать сокращение матки и сосудов, ПРОТИВОПОКАЗАН при беременности и во время родов, при спазмах сосудов сердца и периферических сосудов, в далеко зашедших случаях атеросклероза.

Таблетки “Бекарбон” (Tabulettae Becarbonum) содержат экстракта белладонны 0,01 г, гидрокарбоната натрия 0,3 г. Принимают по 1 таблетке 2-3 раза в день при спазмах кишечника, повышенной кислотности желудочного сока.

Таблетки “Бесалол” (Tabulettae Besalolum) содержат экстракта белладонны 0,01 г, фенилсалицилата 0,3 г. Назначают при заболеваниях желудочно-кишечного тракта по 1 таблетке 2-3 раза в день.

Таблетки “Бепасал” (Tabulettae Bepasalum) содержат фенилсалицилата 0,3 г, папаверина гидрохлорида 0,03 г, экстракта красавки 0,012 г. Спазмолитическое, холинолитическое и антисептическое средство. Принимают по 1 таблетке 2-3 раза в день при заболеваниях желудочно-кишечного тракта.

Таблетки “Беллалгин” (Tabulettae Bellalginum) содержат анальгина и анестезина по 0,25 г, экстракта красавки 0,015 г, натрия гидрокарбоната 0,1 г. Спазмолитическое, антацидное и анальгезирующее средство. Назначают по 1 таблетке 2-3 раза в день преимущественно при заболеваниях желудочно-кишечного тракта, сопровождающихся повышенной кислотностью, спазмами мускулатуры, болями.

Таблетки “Белластезин” (Tabulettae Bellastesinum) - комплексный препарат, содержащий 0,015 г экстракта красавки. Принимают по 1 таблетке 2-3 раза в день при спазмах желудка и кишечника.

Таблетки желудочные с экстрактом белладонны (Tabulettae Stomachicae cum extracto Belladonnae) содержат экстракта белладонны 0,01 г, экстракта полыни 0,012 г, экстракта валерианы 0,015 г. Принимают по 1 таблетке 2-3 раза в день.

Имеются также таблетки следующего состава: а) экстракта красавки 0,015 г, гексаметилентетрамина 0,25 г; б) экстракта белладонны 0,015 г, натрия гидрокарбоната и фенилсалицилата по 0,25 г; в) экстракта белладонны 0,015 г, фенилсалицилата и висмута нитрата по 0,25 г; д) экстракта белладонны 0,015 г и фенилсалицилата 0,25 г (или 0,5 г).

Таблетки “Корбелла” (Tabulettae Corbella) содержат сухой экстракт корня белладонны. Каждая таблетка содержит 0,001 г алкалоидов корня белладонны в пересчете на атропин. Обладает холинолитическим действием и способностью ослаблять дрожание и уменьшать тонус подкорковых узлов. Применяют при паркинсонизме (в том числе на почве хронического эпидемического энцефалита и на почве атеросклероза), хронического отравления марганцем и других интоксикациях. Курс лечения начинают с принятия 1 таблетки в день перед сном и, постепенно повышая дозу, доводят ее до наиболее эффективной для данного больного. Для получения стойкого эффекта рекомендуется длительно назначать наивысшие дозы, хорошо переносимые больными. Таблетки выпускаются в упаковке по 50 шт. Таблетки “Корбелла” ПРОТИВОПОКАЗАНЫ при общем истощении, заболеваниях почек, декомпенсации сердечной деятельности, выраженном туберкулезе, глаукоме. При лечении препаратом возможны сухость во рту, парез аккомодации, головокружение и другие осложнения, связанные с атропиноподобным действием препарата. При плохой переносимости дозу препарата уменьшают.

Свечи “Бетиол” (Suppositoria Bethiolum) содержат экстракта белладонны 0,015 г, ихтиола 0,2 г, основы для свечей 1,185 г. Применяют при геморрое и трещинах заднего прохода. Выпускаются в упаковке по 10 шт.

Свечи “Анузол” (Suppositoria Anusolum) содержат экстракта белладонны 0,02 г, ксероформа 0,1, цинка сульфата 0,05, глицерина 0,12, основы для свечей 2 г. Применяют при геморрое и трещинах заднего прохода. Выпускаются в упаковке по 10 шт.

Выпускают также свечи, содержащие экстракт белладонны по 0,015 г.

Отвар корней красавки, Болгарский настой. Готовят следующим образом: 5 г крупноизмельченного сырья помещают в стеклянную посуду, заливают 100 мл белого столового нетерпкого вина (8-10°) и добавляют 0,09 г животного угля, нагревают, кипятят не более 10 мин, полученный отвар охлаждают в течение 2 ч, фильтруют через бумажный фильтр. Винный отвар заготавливают не более чем на 15 дней. Принимают по 1 чайной ложке, постепенно доводя дозу до 2 столовых ложек на прием. Хранят в темном прохладном месте. Применяют отвар при болезни Паркинсона и паркинсонизме различной этиологии.

ПРОТИВОПОКАЗАНИЯ И ВОЗМОЖНЫЕ ПОБОЧНЫЕ ЭФФЕКТЫ: препараты белладонны противопоказаны при глаукоме и резких органических изменениях со стороны сердечно-сосудистой системы. Отравление белладонной наступает чаще всего при поедании ее ягод (особенно детьми). При работе на плантациях и сборе дикорастущего сырья токсическое действие растения может проявляться от прикосновения руками к лицу, глазам и т. п. Опасным является медосбор вблизи плантаций красавки, охотно посещаемой пчелами, которые сами не отравляются.

Признаки отравления: сухость во рту и носовой полости, расширение зрачков, неясность зрения, покраснение лица, распространяющееся на туловище, напоминающее сыпь при скарлатине, головная боль, бред, галлюцинации, затрудненное глотание, охриплость голоса, рвота, понос, расстройство мочеиспускания. Пульс и дыхание сначала урежаются, а затем быстро учащаются. Первая помощь: промывание желудка слабым раствором перманганата калия и взвесью карболена. 1 мл 1% раствора хлористо-водородного пилокарпина под кожу через 15 мин до исчезновения сухости во рту. Салицилово-кислого физостигмина 0,5-1,0 мл 0,1% раствора под кожу. В глаза закапывают 0,5% раствор физостигмина салицилово-кислого. Вводят также хлоралгидрат (2 г) в клизме.

* Чувствительны к белладонне лошади, крупный рогатый скот, домашняя птица. При поедании лошадьми 120-180 г травы, а коровами 60-100 г листьев или 30-50 г корня у них может наступить острое отравление. Отравление красавкой наблюдается у овец, свиней. Для кроликов белладонна почти безопасна.
ПРИМЕНЕНИЕ В ДРУГИХ ОБЛАСТЯХ
В ветеринарии - как болеутоляющее. Экстракты обладают апеллентными свойствами для блох. Из растения можно получить красную и синюю краски. Может возделываться по всей европейской части СНГ, но лучшее сырье дает Украина и Краснодарский край. Урожайность листьев - 0,8-1,0 т/га, надземной массы - 1,2-1,5, семян - 0,1-0,2 т/га. Возделывается почти во всех странах Европы, в Пакистане, США, Южной Америке.
ЭЛЕМЕНТЫ АГРОТЕХНИКИ ВОЗДЕЛЫВАНИЯ
Размножается посевом семян на глубину 1,5-3 см в рядки. Масса 1000 семян - 0,6-1,3 г. Норма высева семян - 8 кг/га, ширина междурядий - 60-70 см.

 

Продолжение. Начало здесь. 

В прошлый раз мы наткнулись на странного человека по имени Майкл Холлингшед, который познакомил Тимоти Лири и его коллег по псилоцибиновому проекту с ЛСД. С этого момента в их жизни многое изменилось. Сейчас мы продолжим вникать в историю этих перемен. Вот что написано о Майкле Холлингшеде в книге Джея Стивенса «Штурмуя небеса»:

Холлингшед был англичанином лет примерно тридцати пяти. Он конечно же был высок, с необычными шрамами на лбу и звучным аристократическим произношением. Он выразительно и живо описывал свое обучение в частной школе и свое общение с Анной Фрейд. Лири прозвал его «божественным мошенником» и был очарован его «остроумными рассказами». Однако большинство окружающих считало его просто психопатом. Кто-то заметил: «То, что Тим связался с Холлингшедом, — самая большая ошибка в его жизни».

В первом телефонном разговоре с Лири Майкл Холлингшед Представился как протеже английского философа Д. И. Мура. Он приехал в Бостон, сообщил Холлингшед, поскольку Олдос Хаксли говорил ему о Тиме как о человеке, который понимает толк в психоделиках.

Лири пригласил Майкла на ланч в Гарвардский факультетский клуб, где ему большую часть времени пришлось провести, слушая планы Холлингшеда относительно его будущего романа. Он также похвалялся тем, что принял ЛСД больше, чем кто-либо другой во всем мире. Тим вежливо выслушал его болтовню, пожелал ему удачи во всех начинаниях, расплатился за обед и вернулся в свой офис.

Зазвонил телефон. Это вновь был Холлингшед: он нуждается в помощи, он на грани самоубийства, ему негде переночевать. Лири отвез его в свой дом в Ньютоне и позвонил в Нью-Йорк знакомым, чтобы разузнать, что представляет из себя его новый квартирант. Держись подальше от него, сказали ему, это подстава. Подстава или нет, но Холлингшед привез с собой целую майонезную банку с ЛСД.

Способ, которым он добыл эту банку, является хорошей иллюстрацией к тому, насколько быстро распространялись в то время психоделики. Холлингшед приехал в Нью-Йорк в 1953 году и на протяжении десяти лет был связан с организацией, называвшейся «Англо-американский институт по культурному обмену», который, как предполагалось, способствовал установлению дружественных связей между Англией и Америкой. В дирекцию института входил Хантингтон Хартфорд, а также поэт У. X. Оден. Среди знакомых Холлингшеда был еще один эмигрант из Англии — Майкл Бересфорд. А Бересфорд, будучи поклонником книги «Двери восприятия», входил в небольшой психоделический кружок, собиравшийся в темном магазинчике в Гринвич-Виллидж, где продавались любые виды корней и растений — пейотль, хармалин, вьюнок пурпурный, мескалин, — причем все совершенно легально. Холлингшед вместе с Бересфордом участвовал во многих интересных экспериментах с наркотиками. Вершиной их начинаний была совместная покупка нескольких граммов ЛСД, из которых Холингсхеду достался один грамм (стоивший около 285 долларов) — объем, который соответствует примерно пяти тысячам доз.

Вернувшись в свое жилище в Гринвич-Виллидж, Холлингшед принялся химичить: растворил доставшийся ему ЛСД в дистиллированной воде, поместил полученную смесь в жестянку из-под сахара, а затем, небрежно взболтав, перелил в пустую майонезную банку, перемешал все и непроизвольно облизал ложку. Теперь если вы вспомните, что нормальной дозой ЛСД является 250 не тысячных, а миллионных частей грамма, то можете себе представить, что произошло с Холлингшедом после того, как он облизнул эту ложку.

Он буквально рухнул в Иной Мир, с ним стряслось именно то, что хотя и редко, но все же случается — он не смог целиком вернуться обратно. Он будто затерялся где-то на пути между этим и иным миром, подобно тому, как (утверждают некоторые) душа может затеряться между мирами, если не будут соблюдены похоронные обряды. Холлингшед написал письмо Хаксли, который интересовался проблемой возвращения из Иного Мира. Олдос в ответном послании сообщил Холлингшеду адрес Лири, присовокупив, что тот «отличный парень».

Несмотря на предупреждения, полученные из Нью-Йорка, Лири пригласил Холлингшеда погостить в своем доме в Ньютоне в качестве неофициального бэби-ситтера при его детях — Сьюзен и Джеке. Мецнер считал, что Холлингшед справлялся с обязанностями совсем неплохо, «учитывая то, в каком состоянии он постоянно находился». Его день начинался с принятия дозы ЛСД, затем он выпивал, потом смотрел телевизор. Холлингшед называл ЛСД своим ежедневным витамином.

Все это, конечно, очень забавно, но только это – легенда прикрытия, которую рассказывает о себе агент Осьминога, чтобы запудрить мозги лохам психоделической революции. И те ведутся, пересказывают эту чушь. Потом она попадает в книге историков. Так создаются мифы. Но подлинного исследователя Осьминога не проведешь на такой мякине. Он сразу обратит внимание на темное прошлое придуривающегося Майкла. И в этом свете станут подозрительны и вещи казалось бы безобидные. И работа в обществе Англо-Американской дружбы (такого рода организации, как бы они ни назывались, по всему миру создаются именно для прикрытия секретной деятельности), и нарочито педалируемые связи со всякими известными людьми, служащие и рекомендацией и прикрытием. Тут виден «специалист по общению с людьми» (как называет себя Путин). Человек, умеющий втереться в доверие, быть полезным, что нужно достать. Точнее – предложить то, что нужно (в таких случаях это обычно совпадает с тем, что нужно ему самому). И еще обратите внимание на эту навязчивость: ему, вроде, сказали, что все – поговорили и хватит. И он вроде уже с этим согласился: что ж, до свидания. Но – надо внедряться – и вот он уже звонит: «он на грани самоубийства, ему негде переночевать». И становится бэби-ситтером. Осьминог и в дальнейшем будет манипулировать Тимом через детей (см. случай ареста).

Самое смешное то, что Тим, и другие участники его проекта все-таки чувствуют, что это засланный казачек. Лири долго сопротивляется искушению попробовать ЛСД. И вот, чтобы показать, что ничего особенно в этом нет, Холлингшед постоянно жрет его и запивает спиртным. Да жрет ли на самом деле? Или только делает вид? Ралф Метцнер говорит: «Описания Майклом его психоделических опытов всегда казались мне абсолютным сумбуром. Я не мог понять, что он описывает. Его рассказы совершенно не соответствовали сложившимся у нас представлениям. То, что описывал Майкл, не имело никакого отношения к открытости, доверию, участию и уверенности, знакомым нам по нашим опытам».

Ну, что ж, это естественно, если знать, что Холлингшед агент Осьминога. Давайте посмотрим, как он все-таки сломал Тимоти Лири и его друзей. Вновь цитирую книгу «Штурмуя небеса»:

Лири поначалу отказывался пробовать ЛСД. Он был слишком занят и озабочен трудностями с программой псилоцибина, его беспокоило все возраставшее критическое отношение к нему на факультете. Несмотря на настойчивые уверения Холлингшеда, что сравнивать псилоцибин с ЛСД, это все равно, что сравнивать домашнего котенка со львом, Тим оставался в уверенности, что нет особой разницы между тем и другим. И только когда в гости к нему нагрянули Фло Фергюсон и Мэйнард и согласились попробовать ЛСД вместе с Холлингшедом, Лири удалось уговорить. «Ты должен это попробовать», — прошептала Фло. И он согласился. То, что последовало затем, было самым сильным переживанием в его жизни.

Мецнер забежал к нему на следующий день и был потрясен. Он едва узнал Тима. Тот имел «бледный взор, какой бывает у тех, кто видел слишком много» и все время бормотал что-то о «пластиковом кукольном мире» и о «полной смерти эго». Тим следовал как тень за Холлингшедом, напоминая гусят после импринтинга, описываемых Конрадом Лоренцом.

«Мы теряем Тимоти, — предостерег всех Альперт. — ЛСД лучше не трогать». Однако Лири вскоре сумел вернуться в норму. «Ого!» — сказал он.

Если псилоцибин приводил к вселенской любви, то ЛСД приводил к смерти и перерождению, и это быстро изменило дружелюбный настрой, который сплачивал прежде членов программы изучения псилоцибина. Все начали принимать крутые дозы и уходить в индивидуальные путешествия, которые другие не могли с ними разделить. Разрушилось чувство общности.

«Мы стали высокомерными, мы свысока смотрели вокруг, мы присутствовали и отсутствовали, — вспоминал Кан. — Мы начали смотреть на людей, которые не имеют “опыта” так, будто они были низшими существами по сравнению с нами. На всех вечеринках, куда мы ходили, были “те, кто попробовал ЛСД” и “те, кто не попробовал”. И мы собирались в свои отдельные группки, где обменивались шутками насчет пребывания “там” и не принимали в свой круг других, кто пытался к нам присоединиться».

Альперт, в частности, совершенно не приветствовал вторжения ЛСД. С псилоцибином все было ясно, после почти года работы они уже были способны создать достаточно четкую, хорошо работающую модель того, что происходит в этих путешествиях, путешествия «за пределы» стали почти обыденным делом. Но ЛСД спутал все карты. ЛСД вновь возвращал все к первоначальному хаосу. Это было слишком! Не было никакой возможности втиснуть то, что происходило после приемов ЛСД, в уже наработанные модели с псилоцибином.

Все это заставляло его нервничать. Конечно, не исключено — это часто бывает с психологами, — что подсознательно Альперт подозревал, что если он сам соблазнится на ЛСД, то прощай Гарвард, прощай Нобелевская премия и, возможно, прощай и сам Дик Альперт.

Однако Тим сумел его уговорить. «Какие новые горизонты, — увлеченно восклицал он, — самый замечательный способ прочистить подкорку!»

На самом деле, если кто и символизировал результат действия ЛСД, так это был Майкл Холлингшед. За несколько недель Холлингшед приобрел в доме Тима почти такой же статус, как Альперт. Мецнер же чувствовал, что его присутствие действует разрушающе на их сплоченную группу, так как Холлингшед имел привычку подшучивать над духовностью. Вести сеанс с Холлингшедом было опасно — он любил воздействовать на ситуацию. Наблюдая за Холлингшедом, Мецнер впервые осознал, что психоделики не обязательно превращают людей в святых или мудрецов. Когда же он пытался протестовать против ухваток Холлингшеда, тот отвечал со столь обезоруживающей дружелюбной усмешкой, что ему невозможно было противостоять. Холлингшед пользовался полным доверием со стороны Лири, поскольку тот, пережив совершенно потрясший его опыт, решил, что Холлингшед является посланником высших сил и был послан на землю с тем, чтобы вывести его, Тима, на истинный путь.

Ну, конечно, он был посланником, кем же еще. И он наставил Лири (и прочих) на истинный путь. А потом вдруг слинял. Майкл Холлингшед покинул Соединенные Штаты незадолго до того, как Лири отправился в Мексику, чтобы, как помним, быть арестованным на ее границе. А путь Холлингшеда лежал в Англию, где он намеревался открыть «Мировой психоделический центр». Масштабный человек. Я вовсе не хочу сказать, что он работал на Английскую разведку (даже Галковский после того, как Рыков перестал финансировать «Утиную правду», уже не обвиняет во всех мировых кознях Англию). Я утверждаю лишь, что Майкл работал на Осьминога. Это самое простое и естественное объяснение тех провокаций, о которых речь шла выше. Ведь общеизвестно, что многие путешествующие под воздействием психоделиков за грань сознания, возвращаются оттуда совсем другими людьми. Людьми с измененным сознанием. Некоторые из них рассказывают о встречах в Ином мире - с кем-то. Не обязательно – с самим Осьминогом. Но то, что при этих встречах происходит, вполне подпадает под категорию вербовки.

Нет, Майкл Холлингшед мог, конечно, выполнять и задания неких конкретных (и даже официальных) организаций. Но поскольку никаких материальных улик, обличающих его связь со спецслужбами, мы не имеем, давайте считать, что он все-таки выполнял задание Осьминога, который завербовал его во время первого трипа под ЛСД. Вспомните, этот трип был настолько глубок, что агент Холлингшед все никак не мог из него вернуться. Конечно, вешал лапшу на уши, но – сделаем вид, что верим ему. Лучше прослыть доверчивым фантастом, чем недоверчивым клеветником, не так ли? Так или иначе, а Майкл изменил направление исследований психоделиков и отношение к ним в обществе. Изменил, воздействуя на Лири, Альперта, Мецнера и других. И мы будем это иметь в виду, когда снова вернемся к исследованию кислотной революции в Америке.

А пока прервемся. Дадим возможность Ллойду де Мозу (о нем на Осьминоге здесь) рассказать о том, что происходило в коллективном бессознательном американского народа, пока ученые изменяли свое сознание. И как Осьминог в это время воздействовал на американский истеблишмент.

 

продолжение следует......

Теренс Маккена

В предыдущей части я прозрачно намекнул на то, что жена Тимоти Лири, Розмари, была агентом Осьминога. Что это значит? Да все, что угодно. Она могла быть агентом КГБ, ЦРУ, ФБР, английской, израильской и даже кенийской разведки. У меня нет никаких доказательств того, что она была агентом какой-то конкретной спецслужбы. Да они и не нужны, поскольку быть агентом Осьминога – это вовсе не означает работать на профанов из КГБ или ЦРУ. Тому, как ЦРУ работало с ЛСД, я, пожалуй, посвящу специальный пост, это очень смешно. А сейчас поговорим о том, как Осьминог, которого, приняв психоделик, можно встретить в глубинах подсознания, вербует путешественников по фантастическим мирам.

Впрочем, об этом мы начнем говорить только ближе к концу этого поста (и продолжим в следующем). А для начала послушаем специалиста по психоделикам, который перепробовал все и прекрасно знает, кого именно можно встретить в глубинах подсознания. И хорошо понимает, что разные препараты могут привести к встречам с разными существами. Теренс Маккена – один из самых достойных деятелей психоделического движения. Писатель и исследователь, который последние двадцать пять лет изучал онтологические предпосылки шаманизма и этнофармакологию духовной трансформации. Он много путешествовал по азиатским и южноамериканским тропикам, став специалистом в области шаманизма и этномедицины Амазонского бассейна. Теренс является автором книг “Псилоцибин. Руководство для выращивающих магические грибы” (в соавторстве с Деннисом Маккеной), “Пища богов”, “Архаическое возрождение”, “Истинные галлюцинации”. Это интервью, как и предыдущие, извлечено из книги Роберта Форте «Тимоти Лири: Искушение будущим» и радикально сокращено. Даже жалко. В разговоре участвует Нина Граба.

Роберт Форте: Давай поговорим о тех переменах, которым способствовал Тим в шестидесятые, имея в виду демократизацию наркотиков и перенос обсуждения их свойств из исследовательских лабораторий на общественную сцену. Это повлекло за собой некоторые немаловажные последствия.

Теренс Маккена: Я думаю, что, конечно, это было бы большой ошибкой, если бы ЛСД осталось только в руках психологов-бихевиористов и швейцарских фармакологических компаний. Мне трудно представить, что кто-нибудь будет оспаривать тот факт, что основной общественный тон того десятилетия формировался под влиянием ЛСД. То, что случилось в шестидесятые, когда ЛСД оказалось доступно для огромного количества людей в течение короткого периода времени, не имеет аналогов в человеческой истории. Если бы Тим оказался более консервативным, более ориентированным на карьеру человеком, этого могло и не произойти. Плюс к тому еще, ЛСД является продуктом, который можно производить в миллионах доз. Это невозможно было бы сделать ни с одним из веществ, дозы которого измеряются миллиграммной шкалой. Например, для того чтобы произвести миллион доз псилоцибина, потребовались бы объединенные усилия нескольких фармацевтических компаний. Так что я думаю, Лири оказался нужным человеком в нужный момент истории. Я не понимаю людей, которые критикуют его роль. Я думаю, с течением времени он, как и многие в шестидесятые, сделал какие-то новые выводы и занял позицию, которая не охватывает полной картины событий. Я помню… Не знаю, где я был тогда, когда он сделал это заявление из Алжира, что ЛСД и динамит это одно и то же, я, однако, и тогда не разделял, и сейчас не разделяю этого мнения. Мы объясняем одни и те же вещи разными терминами.

Р. Ф.: Есть что-то и весьма прагматичное в его философии, как вам кажется?

Т. М.: Это бихевиоризм. Он с него начинал.

Нина Граба: Но, знаешь, когда он первый раз попробовал грибы, он сказал после этого: “Это было самое сильное религиозное переживание в моей жизни”. И он ходил после этого и говорил о себе, что он “Богом опьяненный”. Когда я первый раз встретила его в шестидесятых, он был в этих белых одеждах и сказал: “Я - Богом опьяненный”.

Т. М.: Это поднимает интересную тему, которая имеет некоторое отношение к вопросу, о котором я уже упоминал ранее, - ЛСД стало выбором шестидесятых потому, что это вещество можно было производить со скоростью, достаточной для совершения социальных перемен. Не было никакой возможности сделать псилоцибин доступным для десятков миллионов людей. И Майкл Холлингшед, сыгравший очень темную роль во всем этом, переключил их интерес с религиозного, по сути, эксперимента с грибами, в котором они участвовали, на менее холистический, но более социально и политически эффективный эксперимент с ЛСД. И это интересное перепутье в истории психоделиков, Я думаю, предпочтение было отдано ЛСД из-за его физических возможностей. Сыграла свою роль его транспортабельность, факт, что микрограммы - это более удобные дозы и т.д.

Р. Ф.: Что ты имеешь в виду, когда говоришь о холистических аспектах псилоцибина? Ты имеешь в виду, что поскольку он содержится в грибе, то идет из самой земли и ближе к природе? Или речь о самом опыте?

Т. М.: Нет, скорее об опыте. Однажды у меня была возможность обсудить это с Альбертом Хофманном, и я сказал ему: “Вы открыли ЛСД. Вы описали псилоцибин. Вы принимали и то и другое. Что вам больше понравилось?” И он сказал: “О, конечно я предпочитаю ЛСД”. И я спросил: “Почему?” И он ответил: “Потому что он не такой одушевленный”. Я спросил: “Вы имеете в виду, что когда вы принимаете псилоцибин, в нем есть кто-то еще?” И он ответил: “Да, и это выбивает меня из колеи”. И вот как я сам все это всегда видел. Если вы никогда раньше не принимали психоделики, то ЛСД окажется для вас чем-то, что вы примерно ожидали: внезапное осознание вашего прошлого, растворяющиеся образы, трансформация объектов, внезапное осознание какой-то сложной ситуации, психоделика, одним словом. Псилоцибин, с другой стороны, имеет другие измерения, которые перекрывают сенсорные и информационные трансформации, и дает вам ощущение, что вы общаетесь с чем-то, что присутствует и имеет сознание. И здесь мы встаем перед вопросом, что же это такое и что оно делает. Я слышал, некоторые люди говорят, что ЛСД имеет в себе пустоту, которую ты заполняешь своим собственным содержанием, что, практически, это как линза, через которую ты заполняешь своим собственным существованием разные уровни, но что в псилоцибине есть система, что-то вроде программного обеспечения, которое готово быть вам полезным. И глядя на вещи в историческом плане, наверное… это хорошо, что ЛСД появился раньше псилоцибина. За исключением нескольких привилегированных исследователей, о псилоцибине никто не знал до семидесятых. Он стал широко известен, только когда стало возможным выращивание грибов в домашних условиях.

Р. Ф.: Ты поддерживал теорию, разработанную Уоссоном, что псилоцибин и другие психоделические грибы были чем-то вроде недостающего звена в эволюции. Считаешь ли ты, что шестидесятые были своего рода восполнением этого провала? Что это был эволюционный скачок?

Т. М.: Да, пожалуй, можно сказать, что шестидесятые были чем-то вроде архаического возрождения. Я писал об этом феномене. Когда культура в смятении, она хочет вернуться в те времена, когда ей было более комфортно. И в шестидесятых, ты знаешь, сексуальная вседозволенность, тяжелый рок-н-ролл, опьянения психоделическими наркотиками, все эти явления связаны с другими импульсами в двадцатом столетии, такими, как джаз и абстрактный экспрессионизм, сюрреализм и дадаизм. Я вижу это все как ностальгию по архаике. И это возникло после того, как на сцене появились психоделики, которые оказались эффективным инструментом для того, чтобы сделать ощущение архаической цельности реально достижимым для людей. А такими пугающими их сделало сообщество хиппи. Любые сообщества пугающи для истеблишмента. Коммуны, коммунизм, все это очень и очень пугающе. Аналогичная ситуация в наше время – расцвет Интернета и Всемирной паутины, что создает громадные возможности прежде всего для маргинальных сообществ. Это не было революцией для корпоративной элиты. У нее была суперсвязь, всегда была самая лучшая связь. А вот для маргинальных социальных групп, гомосексуалистов, энтузиастов психоделических наркотиков, борцов за охрану природы - всех, кто придерживается точки зрения меньшинства, - это была настоящая революция. И так же, как с ЛСД, я не верю, что эта технология возникла, чтобы затеряться, уже успев стать такой доступной для обычных людей и по разумным ценам. Интересно, что значительная часть этой технологии создана теми людьми, которые сформировались в шестидесятые годы. Я имею в виду тех людей, которые пишут программы, проектируют машины, организуют эти системы, собирают их и управляют ими.

Р. Ф.: Но технология зависит от инфраструктуры, которая контролируется корпоративной элитой. Все в руках телефонной компании - захочет и отключит телефон.

Т. М.: Да, но это важно для них, а не для нас - иными словами, они заинтересованы в том, чтобы подключать телефоны, а не отключать их. Вот как я вижу все это: сейчас, в девяностые, после падения Советского Союза возникли два властных блока - национальные правительства и мировое корпоративное государство. Национальные правительства привыкли к игре, в которой информация оберегается, засекречивается и контролируется. Технология тоже строго оберегается, засекречивается и контролируется. Но игра, в которую играют корпорации, это совершенно другая игра. Строго охраняемые технологии бесполезны. Там, наоборот, стремятся к тому, чтобы самые передовые технологии как можно скорее попали на потребительский рынок. И информация - это живая кровь мирового корпоративного государства. И оно создает и поддерживает эти всемирные сети, не консультируясь особо по этому поводу с национальными правительствами. Это транснациональный феномен. Телекоммуникационная компания AT&T собирается создать систему спутников, которая подключит каждую точку планеты к Интернету со скоростью выделенной линии. И это нельзя назвать хорошей новостью для национальных правительств, а для местных политических фракций и подавно. На удивление странное совпадение - для двух групп, для мирового капитализма и для маргинализированного андеграунда - это хорошо. Мы видим трансформацию культурного ландшафта под воздействием технологии. И я не за корпорации и не за национальные правительства. Но в том, что происходит, национальные правительства во многом не у дел. Они хотят, чтобы им разрешили оставить за собой хотя бы уборку мусора, контроль за школами и больницами, но все, где замешаны деньги, является сферой интересов мирового корпоративного государства. И куда это приведет, я не знаю, потому что, хотя в данный момент мировое корпоративное государство располагает огромной властью, но она основана на полностью ложных посылках: уверенности в неисчерпаемости ресурсов и уверенности в постоянной доступности дешевой рабочей силы. Когда эти лимиты будут в конце концов исчерпаны, мировое корпоративное государство претерпит что-то вроде катастрофического сокращения.

Согласитесь, очень толковое описание Осьминога. Причем, получается, что психоделики имеют самое непосредственное отношение к его быстрому росту. Но при этом псилоцибин, оказывается, гораздо более одушевлен, чем ЛСД. И тут я попросил бы обратить особое внимание на слова, сказанные Маккеной как бы мимоходом о шестидесятниках: «И Майкл Холлингшед, сыгравший очень темную роль во всем этом, переключил их интерес с религиозного, по сути, эксперимента с грибами, в котором они участвовали, на менее холистический, но более социально и политически эффективный эксперимент с ЛСД». Что это за человек, который перевел стрелки часов? Вот что рассказывает о нем Ралф Метцнер, доктор философии, психотерапевт и профессор психологии в Калифорнийском институте интегральных исследований, один из пионеров в области исследования необычных состояний сознания:

«С ЛСД нас познакомил Майкл Холлингшед, эксцентрический англичанин, у которого была какая-то загадочная, туманная работа в области англо-американского “культурного обмена” в Нью-Йорке. В один прекрасный день он объявился в офисе Гарвардского проекта, находясь при этом в полном безденежье и суицидальной депрессии. Несмотря на это, его не оставляло свойственное ему замечательное чувство юмора, он был непревзойденный рассказчик и добрейший по натуре человек. Вопросы о его профессии и занятиях всегда получали весьма уклончивые ответы и порождали абсолютно невероятные, гомерически смешные истории. Мы навели о нем некоторые справки и узнали, что какие-то криминальные элементы в Нью-Йорке считают его мошенником, которого надо изо всех сил остерегаться. Сам он постоянно твердил о том, что боится, что его изобьют или даже убьют гангстеры. Через своего друга, доктора-терапевта Джона Бересфорда, он смог получить ЛСД от Sandoz для изучения его действия на разные формы бактерий».

«Бактерий», значит. Весьма интересно. Кто же такой на самом деле был этот Майкл Холлингшед?

Теперь начнем говорить еще об одном периоде активизации этого монстра – шестидесятых годах 20-го столетия. Политические перемены, которые произошли в это время, теснейшим образом связаны с открытием ЛСД. 19 апреля 1943 года, в день начала восстания евреев в Варшавском гетто, Альберт Хофманн, швейцарский фармаколог, только что синтезировавший ЛСД, попробовал некоторое количество этого препарата и улетел. Точнее совершил свое знаменитое путешествие на велосипеде, которое и стало первым в истории психоделическим трипом.

 

Наркоманы еврейской национальности обычно подчеркивают символичность совпадения времени восстания в Варшаве и перехода Хофманна в иное измерение реальности. Исследователь Осьминога, конечно, не может не согласиться с тем, что это совпадение символическое и отнюдь не случайное. Просто потому, что в деяниях Осьминога не может быть ничего случайного. Если уж он где-то (и для чего-то) провоцирует восстание, то великое открытие, спровоцированное им в другом месте, как-нибудь да связано с этим восстанием. Но дело не в этом. Дело в том, что уже через десять лет некоторые спецслужбы начнут интенсивно исследовать ЛСД – на предмет, нельзя ли его использовать, например, для провоцирования или подавления всякого рода восстаний. А через двадцать лет великий Тимоти Лири начнет кормить этим препаратом всех без разбору. И мир начнет меняться. Но вскоре Тимоти Лири будет посажен в тюрьму, а ЛСД запрещен.

И тут возникает много вопросов. Не являлся ли этот Тимоти провокатором (хотя бы и невольным), закрывшим возможность изучения ЛСД? Продолжились ли исследования ЛСД после запрета (и, если да, то к чему они привели)? Насколько изменился мир после подавленной властями психоделической революции? Изменился-то точно, но в чем суть этих изменений? Ведь не только же в том, что американское общество стало менее тоталитарным. На эти (и многие другие) вопросы так сразу и не ответишь. Но попробовать подобраться к ответам на них можно. Для начала – несколько интервью, людей имевших отношение к ЛСД. Эти интервью взяты из книги Роберта Форте «Тимоти Лири: Искушение будущим». Тексты радикально сокращены (так что вздохов по Лири в них почти не осталось, зато проявилась ментальность людей, участвовавших в психоделическом движении, и отчасти обнажилась его суть). А на следующей неделе посмотрим на социальный и политический фон перемен, вызванных манипуляцими Осьминога с ЛСД.

Для начала – интервью Филиппа Слейтера – автора бестселлера «Поиски одиночества» (1970). После окончания Гарварда с 1950 по 1952 год был невольным участником исследовательской ЛСД-программы, проводившейся ЦРУ, которое финансировало тайные исследований в Гарварде и в некоторых других местах в США. В этих экспериментах студенты Гарварда и другие добровольцы принимали ЛСД. Целью экспериментов было вызвать у них временное помешательство. «Цель заключалась в том, чтобы сделать людей безумными, – рассказывал Филлипп Слейтер. – Несмотря на неприятный характер и концепцию эксперимента, большинство из нас оценили трансцендентальный опыт, полученный в его результате, как полезный». Правительство США инициировало много подобных исследований, целью которых было раскрыть возможности применения психоделиков для контроля над сознанием и его изменения, что, по их мнению, можно было бы использовать для создания химического оружия и в шпионских целях. Эти эксперименты описаны в книге Мартина Ли и Брюса Шлэйна (Martin Lee Bruce Shlain, Acid Dreams).

Роберт Форте: Давай для начала поговорим о твоей работе с ЛСД в Гарварде, которую спонсировало ЦРУ.

Филипп Слейтер: О’кей. Я проводил кое-какие исследования в больнице, которая теперь называется Массачусетский центр умственного здоровья. Тогда она называлась Бостонская психиатрическая больница. Я узнал, что они получили грант от какого-то фонда для проведения исследований наркотика, о котором никто раньше не слышал. Наркотик воспроизводил что-то вроде временного психоза, сроком на один день, приняв наркотик, вы могли бы понять, каким был бы ваш психоз, если бы вы действительно им страдали. Это был не то чтобы официальный взгляд на этот наркотик, но все вокруг примерно так говорили о нем – все, кто был вовлечен в этот проект и кто позже принимал наркотик. Сплетни об этом ходили по всей больнице. Там была группа людей, которые встречались каждый день в отделении профессиональной терапии. Она состояла из директора, заместителя директора, медсестры, психиатра, рентгенолога, и прочих разных людей попеременно. Мы болтали, иногда выпивали вместе и т. д. И все интересовались этой темой, включая и пару гарвардских выпускников, одним из которых был я. Когда я впервые услышал об этом наркотике, он меня очень заинтересовал и я захотел принять участие в этом проекте. Участники проекта первыми должны были принимать это снадобье, чтобы определить, что это за штука.

Р. Ф.: Тим Лири явился через несколько лет и пошел шум и гам, появилось и стало приобретать форму движение. Ты все еще был в Гарварде, изменилось ли что-то в 1958-1959 годах, по сравнению с 1952-м?

Ф. С: Я думаю, он создал культуру. Он поймал в ЛСД другую сторону. Наша небольшая группа следовала психомиметическому определению наркотика, и все наши эксперименты не выходили за эти рамки. Некоторые люди становились ближе друг другу после этого, но я не думаю, что мы придавали этому какое бы то ни было духовное значение.

Р. Ф.: А само определение «духовное значение» было в кембриджском словаре к началу пятидесятых?

Ф. С.: Да нет, пожалуй. Все определялось строго клинической терминологией. В мой первый трип я провел пару часов в буйной палате, среди диких воплей умалишенных. Я занимался исследованиями и т. д. Я чувствовал себя вполне комфортно, я знал всех пациентов и все было в порядке вещей. Такой у нас был подход, полностью клинический.

Р. Ф.: Вам было разрешено принимать ЛСД за пределами клиники?

Ф. С: Ну мы делали это без разрешения, но это было не просто. Вещество было заперто в сейфе, но иногда бывали возможности кое-что откроить.

Р. Ф.: А вы знали в то время, что эти исследования финансировались ЦРУ?

Ф. С.: Нет, мы не знали об этом. Там было два исследования. Первое финансировалось Фондом Гешиктера – он был во главе, а второе – Обществом изучения экологии человека. Я ни разу не видел никого из Фонда Гешиктера, но я помню кое-каких людей из Экологии человека. Это была странная группа.

Р. Ф.: Какова была твоя реакция на развитие психоделического движения и выход его за пределы Гарварда в начале шестидесятых?

Ф. С: Ну что ж, я мог понять это. Я понимал, что происходит. Еще я предчувствовал, что Тима Лири ждут неприятности. Это было очевидно. Слишком много слухов ходило вокруг.

Р. Ф.: Считаешь ли ты, что он был беспечным или безответственным в своем поведении? Или ты считаешь, что все было правильно, смело, исторически оправданно то, как он пытался раздвинуть пределы дозволенного?

Ф. С.: Трудно сказать, потому что сам я не имею близкого отношения ко всему этому, но я думаю, что он сильно рисковал и вовсе не заботился о собственной безопасности. Я видел, что он вызывает огонь на себя. Вы можете отличаться от академических ученых эмоциональностью, духовностью и популярностью, но не стоит это афишировать. Можно все это делать, но при это сохранять видимость, что играете по их правилам. Я не говорю, что он делал что-то дурное. Я просто имею виду, что было очевидно, что должно что-то случиться.

Р. Ф.: И теперь вот уже без малого тридцать лет идет эта «война с наркотиками», огонь которой был зажжен тогда. Считаешь ли ты, что, если бы Тим был более осмотрителен и осторожен, мы могли бы избежать такого результата?

Ф. С: Я не думаю. Конечно, он способствовал этому, но если бы не он, то на его месте был бы кто-то другой. Пятидесятые были репрессивны во всех смыслах, это был такой убогий, тупой, нечестный период истории, когда все пытались изображать из себя какую-то норму, которой не существует в природе, на все был наложены запреты. Был особый запрет на сексуальность, и на самом деле на любой вид деятельности, который не касался зарабатывания денег и содержания семьи; а женщина должна была сидеть дома и быть опорой своему мужу. И вдруг открыть глаза на все это, показать, что открывается новый мир – если бы не Лири, на его месте был бы кто-нибудь другой. Было слишком много прессинга в обществе.

Р. Ф.: Разве этого прессинга было меньше, когда вы проводили свои первые эксперименты?

Ф. С: Конечно не меньше, но Лири вынес этот предмет на обозрение. Наши эксперименты оставались академических, научных, психологических рамках. К тому же это касалось только нашей группы, мы больше никого в наши дела не посвящали. Шестидесятые принесли много изменений в отношении к действительности. Было много разных перемен. Если вспомнить, сколько всего разного случилось в то время, то глупо обвинять или, если угодно, восхвалять одного Лири за все шестидесятые. Мне представляется, что все это было неизбежно, все, что произошло, должно было случиться. Тим был парень с большим эго, который просто поставил себя в центр всего этого и поднял шум вокруг. Такой человек всегда находится, и если не Тим, то это был бы кто-нибудь другой.

Р. Ф.: Когда я был в пятом классе, в 1967-м, мо учитель сказал мне, что LSD расшифровывется как Let’ Save Democracy (Давай спасем демократию). Конечно, это пролетело мимо ушей одиннадцатилетнего мальчишки, каким я был тогда, но через несколько лет это наконец дошло до меня. Если мы посмотрим на политический спектр, от авторитаризма до демократии, то увидим, что авторитаризм ориентируется на непробужденные массы, в то время как демократия опирается на народ, состоящий из сознательных, самоопределяющихся личностей. Таким образом, ЛСД, которое активирует пробуждение сознания анафема авторитаризму. Тим понял это и вынес свое открытия на всеобщее обозрение.

Ф. С.: Да, я думаю, это так, и хочу еще добавить, что он способствовал демократическому процессу, хоть это и дорого ему обошлось и вызвало сильную реакцию. Но всегда так бывает. Этого всегда следует ожидать, вне зависимости от того, кто является виновником начала процесса. И вы можете сказать: «Боже, он сделал еще хуже, чем было раньше». Я всегда говорил, что авторитаризм тоже работает с психологией индивидуума и, когда это авторитарно, оно просто не допускает в мозг лишней информации. Это как репрессивный диктатор, и оно ведет себя как деспот. Как нет различия между деспотом и нацией, так же нет разницы между эго и индивидуальностью. Что хорошо для меня, то хорошо для страны. Что хорошо для эго, то хорошо для организма. Разумеется, это неправда, но послания, приходящие с периферии, игнорируются, гонца казнят. Все эти вещи совершенно эквивалентны по сути. ЛСД – мощная сила в демократизации организма, так сказать, потому что то, что было внутри, становится снаружи, и вы не можете отличить одно от другого. Получив одно, вы получаете и другое.

Р. Ф.: Думаешь ли ты, что власти опасались именно этого и потому немедленно последовала репрессивная реакция? У меня есть подозрение, не знаю, может, это моя персональная параноидальная теория заговоров, что правительство уже давно получило от ЦРУ информацию о возможностях ЛСД, и… хотя, может быть, я переоцениваю умственные способности властей…

Ф. С.: Полагаю, что да.

Р. Ф.: Но они могли начать опасаться того, что большие дозы ЛСД, принятые в определенных обстоятельствах, могут привести к контакту не только с вашим глубоким подсознанием, но и с другими измерениям реальности, скрытыми за горизонтом основной парадигмы – с внеземным интеллектом, коллективным разумом, интеллектуальным единством жизни, живым Богом, с вещами, которые они не понимают и не могут контролировать, и поэтому не могут допустить, чтоб они оказались на свободе и гуляли сами по себе. И в ход пошла репрессивная реакция. Гарвард думал, что он избавился от Лири, а на самом деле он только дал его карьере наилучшее направление для развития.

Ф. С.: Да, конечно, у тебя правильный ход мыслей, но, на самом деле, я не думаю, чтобы они так глубоко копали. Просто они хотели оградить молодежь от схождения с проторенной тропы, хотели, чтобы она делала то, что ей положено делать, а не занималась невесть чем. Подобному страху не требуется интеллектуальное содержание. То же самое с академиками, когда кто-то делается чересчур популярен. Знаешь, меня пугает, как это обычно происходит. Мне это не нравится. И я могу назвать по меньшей мере двадцать причин, почему это плохо. Я думаю, с правительством было то же самое. Был просто страх. Это были наркотики, и это было зло, и это было то, что развращает молодежь. Я не думаю, что они заходили так далеко в своем анализе, до предметов столь мудреных, о которых ты говоришь.

Р. Ф.: Как ты полагаешь, шестидесятые принесли пользу? Я имею в виду, было движение, гуманитарное и экологическое движение против потребительства, против милитаризма, было пробуждение космического и экологического сознания, необходимых для выживания человечества. Считаешь ли ты, что это способствовало прогрессу гуманности в обществе?

Ф. С: О, разумеется, да. В шестидесятые произошли огромные перемены. Прежде всего, сексуальная революция; это была громадная перемена. Основная идея, которая господствовала в пятидесятые, это что женщина не интересуется сексом, что, несомненно является старой авторитарной традицией, подавлением женской сексуальности, потому что мужская сексуальность никогда никем особо не подавлялась. Теперь все давно позади. И наряду с этим произошло еще много всяких других вещей. Отношение к войне переменилось полностью. Раньше люди воспринимали войну как стихийное бедствие, как ураган, считали, что это чуть ли не действие самого Бога. А теперь они уверены, что войны можно предотвратить, что ее нельзя допускать. Если где-то кто-то сражается друг с другом, мы должны сделать что-то, чтобы остановить это. Это абсолютно новая идея. Раньше ее просто не было.

Открытия не очень большие, но все же Филипп Слейтер рассказал кое-что. Что-то скажут другие?

 

Кислотные Штаты Америки – 2. Эндрю Вейль

 

Продолжаем следить за тем, как Осьминог совершал в шестидесятых психоделическую революцию в США. Сегодня я очищаю от лишних букв еще одно интервью из книги Роберта Форте «Тимоти Лири: Искушение будущим». Оно взято у Эндрю Вейля, доктора медицины, одного из ведущих врачей современности (как утверждает Форте). Среди книг, написанных Вейлем «Естественное сознание», «Бракосочетание солнца и луны», «От шоколада к морфину», а также - ставшая бестселлером книга «Спонтанное лечение».

В том, что ниже рассказывает Вейль, есть одна деталь, на которую исследователь Осьминога должен обратить самое пристальное внимание. Представьте: человек с гордостью рассказывает, что это именно он помог раздуть в Гарварде скандал вокруг вокруг деятельности Тимоти Лири и Ричарда Алперта (его интервью завтра). Помог не только раздуть скандал, но и уволить из университета последнего. При этом Вейль объясняет, что сделал это из своих личных шкурных интересов. Конечно, нам, живущим в России, это кажется абсолютной подлостью, но даже и в Америке такое поведение редко является предметом особенной гордости. При этом объяснения Вейля все-таки какие-то неубедительные и натянутые. Тут, пожалуй, дело не только в шкурничестве. Чем же тогда гордится провокатор? Почитайте интервью, а потом мы это обсудим.

Роберт Форте: Почему психоделики вне закона?

Эндрю Вейль: Я думаю, они нелегальны из-за того, что власти чувствуют, что в них есть сила, способная преображать людей и заставлять их ставить под вопрос множество ограничивающих верований, которые превалируют в нашем обществе.

Р. Ф.: Это более весомая причина, чем их биологическая или психологическая опасность?

Э. В.: Их биологическая опасность ничтожна. Физилогически они самые безопасные из всех наркотиков. Психологическая опасность, я думаю, более реальна.

Р. Ф.: Вы были в Гарварде во время увольнения оттуда Тима и играли в этой истории какую-то роль.

Э. В.: Я думаю, скорее, у меня была какая-то роль в случае Дика Алперта. Тим ушел сам. Это одно из заблуждений, укоренившихся в истории, что Лири был уволен из Гарварда. Никто его не увольнял. Он ушел по своей воле. Ричард Алперт действительно был уволен, и репортерское расследование, которое я опубликовал в студенческой газете, несомненно сыграло в этом свою роль. Это увольнение и публикации в прессе о нем и о Лири привлекли внимание и слились воедино в сознании среднего класса. Эти новости были на первой полосе NewYork Times, и это было первый раз, когда многие американцы впервые услышали об этих наркотиках. Это было главное событие в моей жизни, так же как в жизнях Алперта и Лири.

Р. Ф.: Какое событие?

Э. В: Газета старшекурсников The Harward Crimson опубликовала историю. Университет хотел избавиться от Лири и Алперта по множеству причин, и, я думаю, на каком-то уровне они и сами не очень-то хотели там оставаться под гнетом жесткой позиции его администрации. Университетская газета предложила администрации провести и опубликовать журналистское расследование. Газета заключила сделку с администрацией, что если они опубликуют какую-то информацию, которая поможет университету избавиться от них, и если это будет сделано, то газета получит право на эксклюзивные новости. На базе этого все и произошло.

Р. Ф.: Администрация обратилась к вам?

Э. В.: Нет, The Harward Crimson был инициатором. Мы предложили это университету, и университет сказал: «Прекрасно, это то, что надо». Потому что они чувствовали, что не могут ничего сделать; у них не было оснований, чтобы уволить их.

Р. Ф.: Вы инициировали программу, призванную выставить их. Зачем вы это делали? Что вы сами чувствовали по этому поводу?

Э. В.: Я думал, что в том, чем они занимались, было много сомнительного. Много всякой дичи имело место вокруг них, неважно, были ли они сами конкретно вовлечены в нее или нет. Я думаю, существование в университете такого явления создавало прецедент. Была группа лиц, которые вели себя так, будто они владеют чем-то таким, чего ни у кого нет, чем-то вроде тайного знания. Лири особенно любил говорить об академической «игре» и что они некоторым образом вне ее, и это действовало на многих людей. Так что, думаю, просто пришло им время избавиться от университета; это все равно произошло бы, тем или иным образом.

Р. Ф.: Имело ли ЦРУ какое-то отношение к этому?

Э. В.: Мне об этом ничего неизвестно. Когда я впервые прочел книги «Штурмуя небеса» и «Кислотные сны», большая часть этого была новостью для меня. Я знал что-то в общих чертах, но не знал деталей.

Р. Ф.: Известно, что ЦРУ занималось исследованиями ЛСД, и именно в Гарварде. Первая опубликованная научная работа по ЛСД в нашей стране была сделана в Гарварде, Робертом Хайдом. Эта работа была оплачена Фондом экологии человека – прикрытием ЦРУ. Как ты думаешь, почему это всe было свернуто?

Э. В.: Я думаю, это должно было случиться! Ты знаешь, это был ключевой момент и моей жизни тоже. Во-первых, думаю, я не смог бы получить разрешение на мои исследования марихуаны, которыми я занимался на старших курсах медицинской школы, если бы не было этой истории… Кроме того, пару лет спустя после того, как я покинул Гарвард, обнаружил, что нахожусь в положении, похожем на то, в котором раньше был Алперт, когда я оказался в фокусе административной паранойи и почувствовал параллели с его историей. Я решил связаться с ними обоими и обсудить, что случилось.

Р. Ф.: Ты говорил, что психоделики уже были частью гарвардского андеграунда. Ты сам принимал там мескалин.

Э. В.: Да, были, но не очень. По крайней мере, в моем кругу это было достаточно необычно, чтобы кто-то употреблял их. Я не знал больше никого на старших курсах, кто имел бы возможность независимого доступа к психоделикам.

Р. Ф.: Так что в то время ты думал, что делаешь доброе дело, проливая свет на внеучебные занятия Алперта?

С. В.: Да. Один из уроков, который я выучил, был, что надо что-то делать, чтобы пробиться в этом мире. Значительной частью моих успехов в Гарварде я обязан этому.

Р. Ф.: Трудно представить, чтобы гарвардская администрация была столь наивна, чтобы не видеть, что их действия будут контрпродуктивны по отношению к целям. Это был поворотный пункт. Начало гонений и запретов. Психоделические наркотики становились запрещенными и доступными только вне закона. Интересно, если бы они смогли предложить обществу какой-то другой, – «легитимный» путь, что могло бы произойти?

Э. В.: Я не думаю, что они ожидали чего-то подобного. Я не думаю, что они вообще понимали, что происходит.

Р. Ф.: Как вы думаете, в какой мере вся эта кампания против наркотиков и наркотической зависимости инспирирована страхом перед трансформативным потенциалом ЛСД, о котором мы узнали в шестидесятые?

Э. В.: Несомненно, этот фактор играет роль, но, кроме того, отчасти люди делают это бессознательно. Я думаю, это глубокие подсознательные мотивации. ЛСД и сходные с ним вещества воспринимаются большинством американцев так же, как героин, так же относится к этому и закон. Это настолько иррационально, что объяснение этому можно найти только в подсознании.

Р. Ф.: Более эффективная политика по отношению к наркотикам подразумевает выделение психоделиков из ряда обычных наркотиков. Психоделики могут быть чрезвычайно полезны для общества, но об этом мало известно. Ралф Абрахам, например, предполагает, что они могут быть полезны для развития теории хаоса в математике и физике, а также в компьютерной революции. А что вы можете сказать о своей области? Как психоделики могут применяться в развивающейся альтернативной, или, как вы говорите, «интегративной» медицине?

Э. В.: Многие известные мне люди, работающие в этом направлении, имеют в прошлом психоделический опыт, кто-то продолжает употреблять их, кто-то нет. Эти опыты, как я думаю, сыграли свою роль в их трансформации, в результате которой они пришли к сегодняшнему видению реальности. Я думаю, что это можно сказать о многих людях моего поколения. Многие из этих людей больше не употребляют психоделики и, может быть, уже довольно давно; тем не менее их роль была очень важной.

Р. Ф.: Кажется, Олдос Хаксли сказал, что если двадцатый век вообще будут помнить в истории, то в первую очередь как век, в который были заново открыты психоделические наркотики.

Э. В.: Я думаю, что это мощные трансформативные инструменты и что исключение – как его ни называть, исключение, отлучение – Лири и Алперта из Гарварда было центральным событием, которое способствовало их распространению в американской культуре.

Р. Ф.: Когда вам пришла в голову идея рассказать о Лири и Альперте?

Э. В.: Это было позже. Я познакомился с ними осенью 1960-го. Я принимал мескалин несколько раз, в 60-м и 61-м. Газетная кампания началась в конце 1962-го.

Р. Ф.: Ну да, те статьи.

Э. В.: Было много разных статей. Был еще журнал, который я издавал, он назывался Harward Review. Это был новый политический журнал, главным редактором которого я был в течение года, и я посвятил один номер психоделикам. В нем были напечатаны манифест Алперта и Лири и статьи Ралфа Метцнера и других ключевых фигур.

Р. Ф.: Теперь у меня складывается несколько иная картина. С одной стороны, вы организовали репортаж-расследование, чтобы выставить их на всеобщее обозрение и выгнать из университета, потому что вам не нравилась их деятельность в его стенах. С другой стороны, вы испытывали энтузиазм по поводу их манифеста, достаточный для того, чтобы напечатать его в вашем журнале.

Э. В.: Я думаю, это отражает мое собственное раздвоение, больше, чем что-либо еще. Я был единственный в газете, кто пробовал что-то из этих наркотиков, так что, я думаю, это отражало мои собственные противоречия, которые разрешились, думаю, не раньше, чем через лет десять после тех событий.

Р. Ф.: Были ли у вас сожаления по поводу своего участия в тех событиях?

Э. В.: Нет, совсем нет. Я думаю, все было так, как должно было быть, и это было частью моей трансформации, и я уже говорил, что со временем я сам пришел к такому пункту в своей жизни, когда оказался в положении, очень близком к тогдашнему положению Алперта, что немало меня изумило. Я даже рад, что так случилось, потому что чувствую, что он был – неким странным образом – моим учителем. Мы не так много общались непосредственно, но он стал для меня примером.

Р. Ф.: Если я правильно понимаю – Алперт был проводником восточного мистицизма в западную психологию, а вы были за интеграцию западной медицины с открытиями, которые вы сделали во время ваших транскультурных путешествий.

Э. В.: Верно. Кроме того, в течение всего того времени я был студентом Ричарда Шультеса. Это было, когда я изучал ботанику, с 60-го до 64-го, вплоть до моей дипломной работы. Он очень недолюбливал Лири и Алперта.

Р. Ф.: Он очень консервативен во всех вопросах. Он сказал мне, что, по его мнению, Американская революция была ошибкой.

Э. В.: Точно. И при этом он сам пробовал все.

Р. Ф.: Он пробовал все, но он интересовался ими только в «научном» аспекте, возможности трансформации его не интересовали. Уоссон относился к психоделикам так же, его интерес лежал в исторической, научной плоскости, хотя незадолго до смерти он отмечал, что, возможно, это было ошибкой; что, если бы он подошел к ним по-другому, «это могло бы зажечь революцию на Уолл-стрите».

Э. В.: Из них троих, я думаю, пожалуй, Альберт Хофманн был наиболее открыт и наиболее лично готов для этого опыта.

Р. Ф.: Да, но он настаивает на том, что наилучшая стратегия – это распространять психоделики через психиатров.

Э. В.: Я думаю, это будет чревато. Психиатрия – это наиболее авторитарная ветвь медицины. Знаете, официальные психиатры – это все равно что ментальная полиция, в некотором роде. Когда я проходил психиатрическую практику, я сцепился с этими людьми на тему существования множественных реальностей. Это было что-то. Они утверждали, что есть только одна реальность, и, если ты в этом сомневаешься, значит, с тобой дело плохо и ты должен вернуться к ним в качестве пациента.

Так чем же гордится Эндрю Вейль? Очевидно, тем, что он (может, и не желая того, а просто по юношеской глупости) сыграл роль агента Осьминога. Теперь, судя по интервью, он это отчасти понимает. Но, будучи глубоко укоренен в убожестве американской культуры, не отдает себе никакого отчета в том, что Осьминог разыграл его втемную.

 

Кислотные Штаты Америки – 3. Рам Дасс

 

 

Все еще следим за перипетиями психоделической революции в Америке. Все еще опираемся на книгу Роберта Форте «Тимоти Лири: Искушение будущим». Может быть, кому-то уже надоели эти детские искушения, но материал для исследователя Осьминога интересный. Рам Дасс (тот самый Ричард Алперт, о котором говорилось в предыдущем посте) – автор многочисленных книг, наиболее известные из которых «Психоделический опыт» (в соавторстве в Тимоти Лири и Ралфом Метцнедом), «Будь здесь», «Это только танец», «Зерно на мельницу». В 1960-1963 годах, будучи приглашенным преподавателем педагогического факультета Гарвардского университета, стал одним из основателей Международной федерации внутренней свободы и Лиги духовных открытий. Интервью Рам Дасса, взято Робертом Форте при участи Нины Грабы.

Нина Граба: Почему Тимоти Лири так провокационно эпатировал истеблишмент?

Рам Дасс: Ну, это особая история. Тим – ирландский бунтарь против англичан. Он был подпольным борцом с истеблишментом. Это один из главных мифов его жизни. Если вы дружили с властью, то вы не могли подружиться с Тимоти. Я постоянно должен был беспокоиться о сглаживании углов в его отношениях с властью. Мне не всегда это удавалось, но тем не менее я пытался, а Тимоти постоянно смешивал мне все карты.

Роберт Форте: Я помню, я один раз задал тебе какой-то вопрос о нем и ты сказал: «Тимоти, конечно, великий человек, но у него проблемы с властями». И я подумал, что это как раз то, что в первую очередь делает его великим, потому что авторитаризм – это большая проблема.

Р. Д . Вне всяких сомнений, мозаика его личности включала и роли, которые он играл в обществе. Все это было необходимо. Именно поэтому антиавторитарная часть его личности ставила под большой вопрос то, что психиатры говорили об ЛСД, в то время как мне – выходцу из благополучной еврейской семьи – и в голову не приходило ставить мнение психиатров под сомнение. Тимоти открыл мне глаза на то, что мнение представителей официоза не обязательно является истиной. Я был воспитан не ставить их под сомнение.

Р. Ф.: Это еще одна из его мистических ролей.

Р. Д.: Да, роль, а с другой стороны, но какой властью он обладал! Он был единственным в те времена, кто позволял себе вести себя подобным образом. Фрэнк Бэррон тоже мог бы многое сказать, но он не был готов протрубить об этом всему свету. Тимоти боролся за свободу совести, а это была, прежде всего, общественная, политическая позиция.

Р. Ф.: Свобода совести? Что именно ты под этим подразумеваешь?

Р. Д.: Свобода от внешнего контроля над тобой со стороны социальной системы. Другими словами, мы имеем право сами свободно распоряжаться своим сознанием. И он чувствовал, что это одна из наших главных свобод.

Р. Ф.: Ты имеешь в виду, что это что-то выходящее за пределы просто законодательства о наркотиках. Существует бессознательная манипуляция нашим сознанием со стороны истеблишмента, и мы имеем право бороться за свободу от нее.

Р. Д.: Вот именно. Сознание не обязано быть частью истеблишмента. Это истеблишмент может быть частью сознания. Есть что-то вроде заговора, целью которого является определение реальности в одном допустимом ключе, и мы должны от него освободиться, и вот именно об этом говорит буддизм, о необходимости освобождения из этих ловушек сознания. Итак, мы говорим о чем-то очень глубоком, мы говорим о свободе человеческого сознания. Тим видел отношения, существующие между духовным или измененным состоянием сознания и общественно-политической ситуацией, он хотел свободы для изменения сознания, а не просто свободы для сознания, а это неизбежно ведет к постановке вопроса о том, кто контролирует метод.

Р. Ф.: А это как раз разговор, которого ты всегда старался избежать. Ты не хотел обсуждать политику.

Р. Д.: Ну, прежде всего, в те дни Тимоти был политически гораздо более искушен, чем я, гораздо больше. Я был психодинамичен, поэтому после моего псилоцибинового опыта я начал работать с ним на двух уровнях: во-первых, я хотел открыть мистическую сторону псилоцибина, а во-вторых, дать новое определение понятия психодинамики личности. Это меня завораживало и казалось тем путем, по которому стоит идти. Тимоти же более интересовали социально-политические аспекты. Я этого не избегал. Я вспоминаю, что когда я находился в Индии, получил эти вырезки от Аллена Гинзберга, который был на Демократическом съезде, где его избили и всякое такое (имеется в виду жестокий разгон демонстрации молодежи во время съезда Демократической партии в Чикаго). Это был 1968 год. А я сидел в храме, смотрел на эти вырезки и думал: «Он на линии фронта, он говорит: “Я в это верю”, и он борется за свои взгляды. А что делаю я? Я убежал от жизни, я прячусь здесь, в этом храме». Но потом я подумал: «Но что я на самом деле делаю в этом храме? Я провожу 15 часов в день, изучая свою собственную душу, может, это тоже передний край?»

Р. Ф.: Как ты думаешь, то, что Тимоти отождествлял наркотики с контркультурой, привело это к тому, что мистические цели, с научной точки зрения, стали более трудно достижимыми? Профессиональные исследователи психоделиков сегодня считают, что его поведение создало много проблем, потому что он создал антагонизм в обществе, поляризовал его, и в результате наркотики были запрещены.

Р. Д.: Ну, в любом случае другого пути не было. В то время мы все здорово загуливали; Кен Кизи принимал участие в экспериментах с кислотой в Сан-Хосе, ЛосАнджелесе и в других местах. Газета San Jose News напечатала на первой полосе статью под названием «Наркотические оргии в Сан-Хосе». Было очевидно, что это должно было стать темой горячей политической дискуссии в самое короткое время. Все развивалось слишком стремительно. Если бы у нас были лишние полгода или год для того, чтобы подготовить общество к более лояльному принятию наших исследований. Несомненно, мы должны были быть более политкорректны и уравновешенны. Олдос досадовал на Тима за это, и многие другие тоже. Но мне кажется, Тим был в любом случае слишком далек от приемлемых экспериментальных моделей. Он был увлечен собиранием данных об экспериментах с музыкантами, художниками, писателями, у него была теория естественных медиумов. Было не так просто проводить натуралистические исследования в бихевиористском обществе. Я думаю, мы могли бы продолжать играть в эту игру с университетом еще долго, потому что в университетских кругах была сильна тенденция дать полную академическую свободу ученым, но мы перегнули палку и напугали их.

Р. Ф.: Как вы отнеслись к тому, что вас выгнали из Гарварда?

Р. Д.: Сейчас я понимаю, что это было для меня неоценимым подарком. Самое главное, что со мной случилось в тот момент, когда я занимался грибами, это то, что, наверное, в первый раз с тех пор, как мне было два года, я слышал самого себя изнутри; я использовал свой внутренний критерий для оценки моего существования больше, чем внешний критерий.

Р. Ф.: То время было ренессансом для многих людей.

Р. Д.: Да, пожалуй… Однажды преодолев страх потери контроля, я впервые смог увидеть вещи такими, какие они есть на самом деле, и испытать восторг на самом краю хаоса, и примерно такой же процесс трансформации происходил и со всем обществом. Это было по-настоящему страшно, потому что иногда казалось, что ситуация выходит из-под контроля.

Р. Ф.: Страх потери контроля?

Р. Д.: Страх чего бы то ни было, что взрывает общество. Большой страх, что психоделическая революция или эволюция отбросит общество назад к тупости и равнодушию.

Р. Ф.: Повлиял ли как-то Тим на твое решение ехать на Восток?

Р. Д.: Ну, до меня там уже побывали и Аллен Гинзберг, и сам Тим, и Ралф, и было совершенно ясно, что поехать туда необходимо, потому что руководство к пониманию того, какого же черта мы все делаем, могло прийти только с Востока. Тим предвосхитил события.

Р. Ф.: Тим говорил, что одна из вещей, о которых он сожалеет, это то, что он расчистил пути для проникновения различных гуру с Востока.

Р. Д : Ну, это отдельная история. Я думаю, восточные люди не были готовы к тем искушениям, которые они встретили на Западе. Многие из них, считая себя свободными, выдавали желаемое за действительное. Я думаю, Тим имел это в виду. Они привезли с собой очень глубокую истину, но при этом было вовсе не обязательно, что они сами являлись ее представителями, и проблема была в том, что обучение было не просто работой. Другими словами, это не просто передача. Они могли донести информацию, но были не в состоянии осуществить полную передачу. Но среди них было несколько по-настоящему замечательных людей.

Р. Ф.: Давай взглянем на харизму Тимоти. Было ли в ней что-либо негативное?

Р. Д.: Я так не думаю. Это неповторимо, это как астральная сила. Вот что это такое, как я думаю. Это действительно свет, но это разновидность астрального света. Это не духовно свободный свет; его суть – это, знаешь, когда ты говоришь о ком-то «блестящий человек», и ты словно одалживаешь у него часть его блеска. Но это не так в случае с духовным озарением. Это скорее как звезды, а не как солнце. Тим как комета, которая прошла по небу. Многие из нас очень ему признательны. Очень многие ему обязаны.

Р. Ф.: И все равно есть какой-то элемент трюкачества в игре Тимоти…

Р. Д.: В духовных традициях было много плутов, много таких, кто использовал разные трюки для освобождения людей. …Вопрос заключается в том, человек создает ситуацию или ситуация человека? Тимоти играл свою роль не в вакууме. Он был в одной команде с Аланом Уоттсом, Олдосом Хаксли, Фрэнком Бэрроном и со многими другими неординарными людьми. Хьюстон Смит, Уолтер Кларк. Это была великая сцена; это была целая сеть, которая поддерживала процесс. Я смотрю на культурное изобилие, на век информации, социальную мобильность, психоделики, пробуждение этнического и политического сознания. Был момент, когда много всего случалось одновременно. И просто взять и сказать, что причиной всему были психоделики, или век информации, или постиндустриальное сознание, это значит слишком все упрощать. Я просто вижу, что много разных факторов словно нарочно собрались вместе, когда назрел момент, чтобы сдвинуть всю сцену. 60-е годы до одури напугали культуру, потому что они показали другие возможности существования. Это спровоцировало отклонение маятника на двадцать лет республиканства. Это все качания гигантского маятника: Тим на одной стороне, Нэнси Рейган на другой.

Замечательный человек этот Рам Дасс (он же Ричард Алперт), только слишком одухотворенный. Это его интервью интересно тем, что в нем все время говорится о ролях, которые играл Тимоти Лири. В том числе – и в политике. К сожалению, здесь ничего не говорится об одной очень странной (прямо шутовской) роли, сыгранной психоделическим гуру. А между тем именно эта роль поставила крест на всей психоделической революции. Я имею в виду роль мужа, которую он сыграл в спектакле, поставленном Осьминогом с участием Розмари Вудрафф.

В возрасте семнадцати лет эта замечательная женщина вышла замуж за офицера ВВС, но жизнь на изолированной от мира военной базе не понравилась ей. Уже через год Розмари стала моделью в Нью-Йорке. К 1964 году она успела побывать актрисой на телевидении, декоратором интерьеров, женой джазового музыканта, стюардессой-битником и бесчисленным множеством других разных личностей (примерно так сказано в справке Роберта Форте о ней). Биография богатая, послужной список серьезный. В 1965 году она выходит замуж за Тимоти Лири.

И вскоре, в конце того же года, они садятся в машину (вместе с детьми Лири – Сьюзен и Джеки плюс еще почему-то взятый им за компанию парень Рене) и отправляются в Мексику. На Мексиканской таможне – какое убойное совпадение, истинная синхрония! – дежурит как раз тот самый чиновник, который два года назад выдворял Тима из Мексики (сажал в самолет в Мехико). Вроде, ничего страшного: чиновник любезно сказал, что сейчас пропустить не может, а вот завтра, когда он проконсультируется с начальством, можно будет снова попробовать. А пока возвращайтесь в Америку. И Тимоти садится в машину, возвращается… Он думает, что все в порядке, поскольку сам проверил и просил проверить жену – нет ли в машине чего запрещенного.

Между тем американские полицейские его уже ждут. Они почему-то уверены в успехе. Начинают тщательно обследовать машину, обыскивать пассажиров. Как говорит Розмари: «Нас заставили раздеться и обыскали: волосы, уши, даже задницы». Полицейские знают, что обязательно найдут то, что их интересует: коробочку с марихуаной, спрятанную в машине. Обычно пишут, что ее спрятала дочь Тимоти, Сьюзен (и он взял ее вину на себя). А вот что пишет Розмари Вудрафф после смерти Лири, в эссе «Иллюзии»: «Я села на заднее сиденье и торопливо начала рыться в нашем багаже. Тим завел мотор. Я попросила его подождать, но он не слышал. Я нашла, что искала, и хотела открыть окно, но оно было заставлено коробками и одеждой. Я повернулась к Рене и попросила его открыть окно. Он был парализован страхом. Мы находились в нескольких сотнях ярдов от американской таможни. Таможенный агент подошел к машине»…

То есть – она, как минимум, знала о спрятанной в машине травке (сама курила ее с детьми?). И – вот ведь какая невозможность! – не смогла докричаться до сидящего рядом мужа, не смогла выбросить коробок из машины (и Рене, прямо как нарочно, парализовало страхом). Какая трагическая беспечность. Или все-таки Розмари выполняла важное задание Осьминога? Последняя версия, кажется, никогда никем не рассмаиривалась. А между тем, это самое естественное объяснение цепи совпадений, которые привели Тимоти Лири в тюрьму. Срок он получил 30 лет, но вскоре бежал. Дальше пусть говорит Роберт Форте, после моих гнусных намеков его наивный текст играет всеми Осьминожьими красками (но кое-что я все-таки выделю):

Тимоти и Розмари бежали в Европу и затем в Алжир при помощи партии Черных Пантер Элдриджа Кливера и его «правительства-в-изгнании». Они были преданы Кливером, стали его пленниками и через год бежали опять. Они приехали в Швейцарию и попросили политического убежища. Но президент Никсон потребовал выдачи Лири. Никсон послал в Швейцарию своего Генерального прокурора, Джона Митчелла, чтобы тот убедил швейцарские власти выдать Лири. В то самое время, когда Никсон назвал Лири «самым опасным человеком в мире», международная группа поэтов, эссеистов и романистов, возглавляемая Алленом Гинзбергом и Майклом Горовицем распространила «Декларацию за освобождение доктора Тимоти Лири». Под ней поставили подписи более 200 мировых деятелей культуры. Это перевесило чашу весов, и швейцарское правительство выдало Лири вид на жительство. В то же самое время в Соединенных Штатах в девятнадцати различных судах рассматривались дела по обвинению Лири в распространении наркотиков. Несмотря на то, что эти обвинения были позже сняты, они усилили международное давление на Швейцарию, и в конце концов она согласилась на его выдачу. Розмари, уставшая от постоянного стресса, вызванного необходимостью быть полунищей беженкой, покинула Лири и провела следующие 25 лет в подполье; ее приключения заслуживают отдельного рассказа. Лири вскоре был снова арестован – как считают некоторые, по доносу его новой подруги, наркоманки Джоанн Харкорт-Смит, – и оказался в американской тюрьме весной 1973 года.

 

«Думаю, способности русских в отношении водки не объясняются их какой-нибудь особенной биологией. Это связано с их традициями . Многие русские считают, что иностранцы не умеют пить — они пьют и не закусывают. Они смешивают коктейли. Водку они пьют не залпом, а потягивают по чуть-чуть. Возможно, что это связано с дороговизной алкоголя и с врожденной жадностью иностранцев . Русские же, наоборот, пьют столько, сколько в них может влезть — при этом остаются в живых. Вот основные принципы питья водки для непосвященных:
За час до вечеринки (варианты)
1. Съешьте пару варенных картофелин
2. Выпейте одно или два сырых яйца
3. Выпейте одну или две столовые ложки растительного масла
Это гарантирует вам , что вы будете трезвым, даже если выпьете бутылку водки. Это не шутка. Сырые яйца — это самый действенный способ.
Во время вечеринки
1. Если вы начали пить водку — пейте только водку . Никаких пива или вина. Никаких соков. И особенно: никакой газированной воды.
2. Водку не «цедим», а выпиваем одним «залпом».
3. Сразу после «залпа» закусите. Очень важно нейтрализовать алкоголь. Это лучше всего сделать , если еда соленая или кислая. Это могут быть соленые помидоры, огурцы, квашенная капуста, икра на хлебе с маслом , селедка — можно с вареной холодной картошкой и луком или с вареной свеклой и майонезом, шпроты или сардины . Если этого нет — можно закусить традиционным русским салатом, они называют его «Оливье» ( это смешивается вся еда, что есть в доме, добавляются вареные яйца и все заливается толстым слоем майонеза). Украинцы любят закусывать копченым салом с чесноком , но эта закуска — для профессионалов.
4. Обязательны только первые три рюмки водки. Этим вы покажете людям, что вы общительный и дружелюбный человек. Следующие одну-две рюмки вы можете пропустить. Для этого нужно просто сказать: «Ya propuskayu». Это не значит, что вам больше не придется пить. Это означает, что вам, как «слабому» иностранцу дают возможность набраться новых сил для вечеринки.
В России принято выпивать всем одновременно — перед этим произносится какой-нибудь тост. Выпивают все за одним столом, на котором стоят рюмки с водкой и закуска (zakuskis). Человек , который говорит тост, обычно сам и наливает водку всем в рюмки. Взять бутылку в руки самому, налить из нее себе в рюмку и выпить самостоятельно — это очень большая бестактность. Если вы сами хотите сказать тост — в магазинах продаются специальные книги — там очень много вариантов на все случаи жизни.
5. Закуски (zakuskis) едят в течение только первого часа на вечеринке (за это время вы выпьете приблизительно 200 г водки — 4 рюмки ). После этого вам подадут горячее (goryacheye) — и вы должны его съесть, даже если уже не хотите есть. Только так вы можете не опьянеть .
6. Активно участвуйте в интеллектуальных беседах за столом — это поддержит вашу голову в рабочем состоянии. Вы будете не совсем трезвым, но вовсе не пьяным.
7. В конце вечеринки вам подадут чай и торт. Не пропускайте эту еду. Таким способом вы показываете хозяевам , что вы вполне трезвый и оценили их гостеприимство безо всяких страшных последствий.
Итак, в течение четырех-пяти часов вы выпили целую бутылку водки (500 г) — и вы не только живы, вы почти трезвы.
После вечеринки. Оставьте с вечера маленькую бутылку пива в холодильнике . Встаньте примерно в пять утра и выпейте ее, потом ложитесь «досыпать». Это спасет вас от утреннего похмелья.
2. Если это не помогло , хотя обычно этого достаточно, выпейте стаканчик воды с солью, русские пьют рассол от законсервированных соленых овощей .
Некоторые русские советуют выпить утром маленькую рюмку водки для снятия похмелья — не делайте этого: это подходит только алкоголикам .
Так что пейте водку — и оставайтесь трезвыми, как это делают русские!»

-Больных в семь утра закапывать всех (Объявление в глазном отделении больницы).
-В связи с ремонтом парикмахерской укладка женщин будет производиться в мужском зале.
-В семь вечера в среду в третьем подъезде состоится собрание. Повестка дня: выборы домового.
-Ввиду холода в рентгеновском кабинете делаем только срочные переломы.
-Вечером очень вкусно, наутро - полный эффект! (из рекламы слабительного).
-Вы получите биотуалет по любому адресу в Москве в течение одного дня. А вместе с ним инструкцию на русском языке и квалифицированную демонстрацию.
-Вяжем детские кофточки из шерсти родителей
-Граждане! В связи с ремонтом водопроводной сети в доме 23 января не будет света. Также запасайтесь горячей водой.
-Девушка по имени Лена, которую я встретил 12 октября неподалеку от станции "Кузьминки". Твои белокурые волосы и красное пальто - все, что у меня осталось. Прошу откликнуться. Игорь.
-Делаем полиэтиленовые мешки по размеру заказчика.
-Дети выдаются отцам только в трезвом состоянии.
-Дети до пятилетнего возраста проходят в цирк на руках.
-За последствия пуговиц прачечная ответственности не несет.
-Китайские товары со всего мира!
-Завтра в 9.00 у магазина будет проводиться распродажа живых кур, по полторы на человека.
ЗУБЫ? Наши стоматологи сделают все, чтобы вы навсегда забыли о них!
-Кондитерская фабрика приглашает на работу двух мужчин - одного для обертки, другого для начинки.
-Ларек "Вторсырья" принимает отбросы общества охотников и рыболовов в виде костей.
-Лифт вниз не поднимает.
-Ликвидация предприятий в присутствии заказчика
-Организация ищет бухгалтера! Вознаграждение гарантируем!!!
-Лов рыбы запрещен всеми видами орудий лова, кроме удочек и мероприятий.
-Молодой порядочный массажист выезжает на дом.
-Москвичка ищет работу по специальности или бухгалтером.
-Мыши и джойстики - удобные, точные и надежные манипуляторы для правой, левой и большой руки.
-Один звонок, и вам оформят свидетельство о смерти, изготовят венки!
-Односменных детей забирайте не позже 5 часов вечера, удлиненных детей забирайте не позже 7 часов.
-Организация примет на работу повара со знанием вычислительной техники.
-Потерялась собака породы эрдельтерьер, возможно уехала в троллейбусе!
-Приглашаются грузчики для интересной работы.
-Приглашаем студентов на профессии: строительство морских и речных водных путей и портов.
-Продается коккер-спаниель. Мать признана "Лучшей сукой породы".
-Продается немецкая овчарка. Недорого. Ест любое мясо. Особенно любит маленьких детей.
-Продается одежда европейской фирмы "СЕКЕНТ ХЕНТ" по необычайно низким ценам.
-Продается русский голубой кот. Без документов.
-Продам недорого ксерокс "Canon-300" и факс "Мадем".
-Продаю коляску для новорожденного синего цвета.
-Продаются три поросенка, все разного пола.
-Продаются четыре гусыни и гусак. Все несутся.
-ПТУ 189 приглашает всех желающих повысить квалификацию на вкусную и надежную профессию в наше сложное интересное время.
-Ресторан не работает, официантки все распущенные.
-Сегодня в холле гостиницы состоится лекция на аморальные темы. Читает милиция.
-Сниму квартиру. Порядок в районе гарантирую.
-Совхоз "Солнечный" закупает телок от частных лиц черно-пестрой масти.
-Суконной фабрике требуются на работу трепачи - мужчины и женщины.
-Тараканы, мыши, муравьи. Быстро, с гарантией.
-Техническое училище проводит набор учащихся в группу электромонтеров. В училище принимаются лица особого пола со средним образованием в возрасте до 30 лет.
-Товарищ! Создай красоту в доме, в котором ты живешь, сделай изгородь, покрась ее, и ты познаешь радость жизни!
-Товарищи! За разменной монетой к водителю не обращайтесь. Размножайтесь между собой.
-Товарищи студенты! Не бросайте котлеты и сосиски на пол, три собаки уже отравились.
-Товарищи квартиросъемщики! ЖКО краевого управления связи предлагает вам строго соблюдать антисанитарию.
-ТРЕБУЮТСЯ МОЛОДЫ КРАСИВЫЕ ДЕВУШКИ НА ВАКАНСИЮ ПЕРЕВОДЧИКА С АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА. Желательно знание английского языка.

318 слушали 0 копий [+ в свой плеер]

В колонках играет - жульбаны

Всё Ok


Супер