Из истории вальса

"На сопках Маньчжурии"

А вот еще одна история об эволюции песни, которая уже не так забавна. Скорее даже напротив - она грустна и, на первый взгляд, вообще кажется удивительной. Явление, ставшее причиной этого, довольно известно и часто встречается в музыкальной жизни. Я говорю об уже знакомой читателям теме "превращений", когда постепенная трансформация музыкального произведения, происходившая в ходе роста числа его интерпретаций, полностью меняла не только форму, но и смысл этого произведения. При этом наиболее впечатляющей является разница между двумя крайними звеньями этой эволюционной цепи, особенно при условии, что ее промежуточные звенья находятся вне поля зрения.

Взять, например, историю одного из самых красивых российских вальсов "На сопках Маньчжурии". Вообще, весьма часто случалось, что на мелодии красивых вальсов писались слова. Как правило, в дискографиях они значились как "народные". Вспомним, например, "Амурские волны" в исполнении ансамбля песни и пляски ВМФ, "Дунайские волны" Утесова и так далее. Как правило замечаешь, что там менее удачные тексты как бы натягивались на музыку, для которой они писались. Объяснением этому может служить разбор этимологии музыкальных тем советских вальсов - как правило в их основе лежали более старые мелодии, исходные тексты которых явным образом наследовали родовые признаки дореволюционного мещанского романса - неизменную вычурность, эстетскую надрывность, идеализированность тематики. Эти тексты, в последующем, либо изменялись так что бы, они не противоречили канонам советского песенного жанра, либо просто не исполнялись, как несоответствующие духу времени. Для советской песни это "явление переноса" сопоставимо по значению с "явлением переноса" из допушкинского периода в русской поэзии - именно усилиями советских авторов песня перестала быть привилегией того или иного сословия и стала песней массовой, бытовой, понятной и доступной всем и каждому.

А что же касается вальса "На сопках Маньчжурии", то наверняка, каждый из читающих эти строчки сходу может вспомнить для себя пару-другую запомнившихся с детства текстов, особенно из тех, которые было принято негромко исполнять после отбоя в пионерских лагерях, да и то лишь строго при условии отсутствия старших (хотя в последнее время таких куплетов уже не гнушаются и юмористы на эстраде). Мало кто знает, да скажем прямо - никто практически не знает, какими были настоящие слова этого вальса, под который танцевали наши дедушки и бабушки, какую смысловую нагрузку они первоначально несли. Началом для этого изыскания послужило когда-то письмо Александра Мельникова. "Эта песня была написана после русско-японской войны - войны бездарно проигранной. Она посвящена русским солдатам, погибшим, по сути, зря (как тогда говорили, война началась "из-за дров", т.е. концессий на добычу леса). Поэтому и содержание текстов соответствующее" - написал он. К письму прилагались и сами тексты - один дореволюционный, другой уже советский.

Как несложно понять, в исполнении Ивана Козловского прозвучал первый вариант, хотя и с немного иными словами. Например "кровавая тризна" - это все таки слишком круто, даже если принять во внимание состояние исторического момента (а про "кровожадность" русского народа мы наслушались уже вдоволь!). Кроме того, политика и подлинное искусство несовместимы.

В 1945 году поэтом-фронтовиком Павлом Шубиным был написан еще один стихотворный тест на музыку Ильи Шатрова. Идею текста навеяли бои Красной армии с войсками милитаристской Японии. Этот текст можно считать наименее известным, тем более удивительно что запись вальса сохранилась в грамзаписи. В 2007 году эта, ранее неизвестная исследователям запись, была сделана Константином Вершининым с пластинки Артели "Пластмасс" под номером 1891. Запись песни в исполнении П.Т.Киричека датируется 1958 годом.

Серьезную помощь в работе над текстом истории вальса оказал Александр. К сожалению я своевременно не уточнил его фамилию, но надеюсь он откликнется и позволит мне исправить допущенное недоразумение. Благодаря переписке с ним материал приобрел законченную форму. Отдельную признательность хочется высказать самарскому краеведу А.Н.Завальному, оказавшему неоценимую помощь в поиске материалов о самарском периоде жизни И.Шатрова.

Наш Вальс.

Автор вальса «На сопках Маньчжурии», русский армейский дирижер Илья Алексеевич Шатров (1879— 1952), родился 1 апреля 1879 года в семье мещанина (по другим данным - купца) города Землянека Воронежской губернии. Рос он в семье многочисленной, дружной и музыкально одаренной. С детских лет мальчик впитывал бесхитростные народные мотивы и играл на различных народных инструментах. Профессиональным музыкантом стала его двоюродная сестра Елена Михайловна Фафинова-Шатрова, певшая на сцене ГАБТ СССР (1936—1949), а затем воспитывавшая вокалистов в Доме культуры имени И.В.Курчатова.

 После смерти отца в 1893 году Илья воспитывался во взводе трубачей Гродненского гусарского полка. В 1900 году он заочно закончил Варшавский музыкальный институт и получил звание военного капельмейстера. С 1903 года И.А.Шатров служил капельмейстером 214-го Мокшанского пехотного полка в Златоусте. Часы досуга он проводил в кругу местных музыкантов-любителей, пробовал свои силы в композиции. Вернувшись на Урал после маньчжурских боев, Шатров создал прославившее его музыкальное произведение — вальс «На сопках Маньчжурии».

В те годы появилось много произведений, навеянных дальневосточными событиями. Это были песни о подвиге крейсера «Варяг» (среди прочих на эту тему откликнулся инженер-генерал Цезарь Кюи), «Героический подвиг» А. Таскина, «Молитва о победе», «Гибель Рюрика», «Памяти вице-адмирала Макарова», марш «Порт-Артур» и «От павших твердынь Порт-Артура» А. Данилевского, «На Байкале» В. Катанского, «Забайкальский вальс» В. Бекнера и другие.

Музыканты вместе с армией переносили все тяготы войны, принимали непосредственное участие в боях. О героизме музыкантов свидетельствовали списки награжденных. Капельмейстеры русской армии не имели офицерских чинов, большинство из них были вольнонаемными, и, по уставу, награждались медалями. Но в виде исключения за служебные или боевые заслуги некоторые из них были пожалованы гражданскими чинами, соответствующими офицерским, и награждены орденами.

По объявлении мобилизации 1 июня 1904 г. Мокшанский полк развернулся в полевые пехотные полки - 214-й Мокшанский (54-й дивизии) и 282-й Черноярский (71-й дивизии). В 214-м Мокшанском полку числилось: 6 штаб-офицеров, 43 обер-офицера, 404 унтер-офицера, 3548 рядовых, 11 конных ординарцев и 61 музыкант. В феврале 1905 г. полк участвовал в кровопролитных боях под Мукденом и Ляояном. Мокшанцы одиннадцать суток не выходили из боев, удерживая свои позиции. На двенадцатый день японцы окружили полк. Силы оборонявшихся были на исходе, заканчивались боеприпасы. В этот критический момент в тылу у русских заиграл полковой оркестр, которым дирижировал капельмейстер Илья Алексеевич Шатров. Сменяли друг друга марши. Музыка придавала солдатам силы, и кольцо окружения было прорвано.

Полк был практически уничтожен, уцелели 7 музыкантов, награжденных впоследствии Георгиевскими крестами, почетными серебряными трубами. Капельмейстер И.А.Шатров за «отлично-усердную службу присвоенной обстановке» летом 1904 года был награжден серебряной медалью «За усердие» для ношения на Аннинской ленте, а зимой 1904/05 года «за разновременные отличия против японцев» был отмечен (вторым из военных дирижеров в России), офицерским орденом — Станислава третьей степени «с мечами» (По другой версии - 1-ым).

8 мая 1906 года Мокшанский полк вернулся на Урал. Летом 1906 года в г.Златоусте Шатров создал первую редакцию своего вальса. Он приобрел пианино и занимался музицированием, сочинением военной музыки и музыкальной лирики. Был вхож в местный музыкальный кружок, который собирался на квартире священника привокзальной церкви, большого любителя музыки Лавра Фенелонова. Об этом позже поведала Евгения Чертополохова, которая была одной из первых, слышавших вальс «На сопках Маньчжурии» в авторском исполнении. Шатров посвятил вальс своим погибшим друзьям и создал первую версию "На сопках Маньчжурии", название которой было "Мокшанский полк на сопках Маньчжурии". Вскоре этот вальс стал известен не только в России, но и за ее пределами. В пору написания вальса Илье Алексеевичу Шатрову было 27 лет.

После волнения мокшанцев с 18 сентября 1906 года до расформирования в июле 1910 года Мокшанский полк был передислоцирован в Самару. Здесь Шатров сдружился с педагогом, композитором и нотоиздателем Оскаром Филипповичем Кнаубом (1866—1920), который оказал  начинающему композитору серьезную помощь в завершении работы над вальсом и его последующем издании. В июне 1907 года ноты вальса И. Шатрова «Мокшанский полк на сопках Маньчжурии» уже продавались в магазине дешевых изданий О.Кнауба.

В Самаре и состоялось первое исполнение вальса полковым оркестром. Это произошло в саду городской усадьбы (Струковском саду). Однако самарская публика вальса не приняла - провинциалы молча разошлись, не утруждая себя аплодисментами.

29 апреля 1908 года газета "Городской вестник" по этому поводу писала: "В Струковском саду с 24 апреля играет оркестр квартирующего в Самаре мокшанского полка, под управлением капельмейстера Шатрова, который по-видимому задался целью устранить из играемых оркестром музыкальных произведений бравурных пьес, с непременным участием громыхающего турецкого барабана и трескотней медных тарелок. Публика, приученная к бравурному строю всевозможных попурри, молча встретила игру оркестра, хотя разыгрываемые пьесы были разработаны довольно солидно и добросовестно."

Однако уже через год вальс был тепло оценен и принят публикой: тиражи нот (а с 1910 года и граммофонных пластинок) значительно превзошли тиражи других модных вальсов. Популярность его была чрезвычайно высока. Только за первые три года после написания вальс переиздавался 82 раза. Граммофонные пластинки с написанной Шатровым музыкой выпускались огромными тиражами. За границей этот вальс даже назвали «национальным русским вальсом». Только в дореволюционные годы на популярную мелодию было написано несколько вариантов текста. Наибольшее распространение получили стихи, написанные Степаном Скитальцем:

Тихо вокруг, сопки покрыты мглой,

Вот из-за туч блеснула луна,

Могилы хранят покой.

Белеют кресты – это герои спят.

Прошлого тени кружат давно,

О жертвах боёв твердят.

Тихо вокруг, ветер туман унёс,

На сопках Маньчжурии воины спят

И русских не слышат слёз.

Плачет, плачет мать родная,

Плачет молодая жена,

Плачут все, как один человек,

Злой рок и судьбу кляня!…

Пусть гаолян вам навевает сны,

Спите герои русской земли,

Отчизны родные сыны.

Вы пали за Русь, погибли вы за Отчизну,

Поверьте, мы за вас отомстим

И справим кровавую тризну.

Некоторые издания вальса сопровождались авторскими ремарками к музыкальным фразам: «Грустно» или «Разговор осиротелых женщин», «Разговор солдат». А за ремарку «Гнев солдат» кавалера ордена Станислава вызывали в полицейский участок.

Благодаря помощи О.Кнауба Шатров выпускает свой второй вальс — «Дачные грезы», тема которого была навеяна автору его увлечением семнадцатилетней девушкой Александрой Шихобаловой. К 1911 года тираж этого вальса был успешно распродан.

И вальс «На сопках Маньчжурии», отразивший настроения тяжелого военного времени, и «Дачные грезы», продолжавшие традиции русского бытового вальса и воплощавшие мирную идиллическую картину, уступали, быть может, модным в те времена вальсам О. Кнауба в техническом мастерстве, «гладкости» формы. Но, в отличие от вальсов Кнауба, вальсам Шатрова была свойственна ярко народная характерная мелодика. Это и делало их приметными, запоминающимися.

1910 год стал драматическим для капельмейстера. Мокшанский полк был расформирован. Умерла любимая. Рушились одна за другой романтические надежды на будущее. Все это сказалось в сочинении И. Шатрова «Осень настала» (опубликован 1911 г.) на слова Я.Пригожего.

Шумный успех первых сочинений показал начинающему композитору, что у популярности есть и оборотная, менее приятная, сторона. Ему пришлось столкнуться с тем, что в наши дни принято называть "пиратством" в отношении его интеллектуальной собственности. Случилась и попытка привлечь И.Шатрова к суду. 18 декабря 1910 года газета "Голос Самары" отреагировала на это событие издевательским фельетончиком, подписанным псевдонимом "Игла". Дабы показать читателю всю степень трагичности положения молодого композитора я привожу этот фельетон полностью. Надо сказать, что подлинную фамилию его автора (иногда это бывает возможно по псевдониму) установить до настоящего времени не удалось.

Маленький фельетон "Благодарю, не ожидал!"

То было давно...

Вскоре по окончании русско-японской войны.

Летом я часто ходил в Струковский сад и наслаждался там дивными чарующими звуками нового вальса.

Дирижировал оркестром сам автор.

- "На сопках Маньчжурии"

Этот вальс стал популярнейшим в городе, а имя автора его, г.Шатрова, не сходило с уст досужего обывателя.

- Сколько чувства! - говорили взрослые.

- Так может писать только тот, кто сам изведал все ужасы военного похода, кто осязал, так сказать, трагическия для русского народа сопки.

- Ах, душка, г.Шатров! Какой талант, какая проникновенность!

Бывало слышишь возгласы увлекающихся гимназисток.

И автор великолепного вальса не знал отбоя от поклонников его таланта.

Всегда веселым, бодрым жизнерадостным видели его в Самаре.

С тех пор многое изменилось в судьбе маэстро...

И вы поймете мое разочарование, будете "огорошены", когда преподнесу вам нижеследующую заметку, позаимствованную мною из житомирской газеты "Волынь":

"В Москву выехал капельмейстер казанского кавалерийского полка С.В.Григорьев для восстановления своих авторских прав на популярный вальс - "На сопках Маньчжурии". Плагиатором является некий г.Шатров, привлеченный г.Григорьевым к уголовной ответственности. Дело находится в зачаточной стадии у судебного следователя".

- ?!

Благодарю, не ожидал!

И так, возникает, если заметка эта верна, спор о "вальсе".

Вальс наш - или не наш!

Что же бросается в глаза при прочтении этого пасквиля? В первую очередь то, что и сам фельетон и заметка в житомирской газете носили явно заказной, провокационный в отношении И.Шатрова характер. Форма изложения приведенных данных, пафос, которым все это преподносилось говорит о том, что его автор (авторы) ставил своей целью любой ценой деморализовать композитора, ударить его по самым больным местам, не задумываясь о нравственной стороне вопроса. Фактическая же часть, занимающая примерно одну восьмую часть всего текста, более чем спорна. Во первых, указывается что дело находится в "зачаточной" стадии, то есть ни о какой собранной доказательной базе в отношении И.Шатрова речи вестись не может. В этой связи режет слух вдумчивого читателя фраза "плагиатором является некий г.Шатров"... А как же пресловутая презумпция невиновности, согласно которой только суд, в ходе слушания, может признать человека виновным в чем-либо?

Во-вторых, самое интересное - для восстановления своих авторских прав Григорьев выезжает в Москву. А почему, собственно, в Москву? Почему нельзя восстановить справедливость в Казанском, Житомирском, Самарском или еще каком-нибудь суде, который находится значительно ближе к заявителю?

Однако, Илья Алексеевич Шатров, тот самый человек, "кто сам изведал все ужасы военного похода" был не из пугливых. Очевидно, люди пытавшиеся клеветать на него, посягнули на то, что оставалось для композитора самым святым - его светлая память о погибших боевых товарищах. И за нее он готов был воевать до конца.

Судебный процесс по делу И.Шатрова, в контексте разгоревшейся в то время борьбы за соблюдение авторских прав звукозаписывающими фирмами, вошел в историю грамзаписи как переломный процесс, который положил начало тому, что граммофонные фирмы стали на деле считаться с интересами авторов музыкальных произведений. Я имею все основания полагать, что в действительности, господин Григорьев был не более, чем подставной фигурой, роль которой сводилась к тому, чтобы устранить И.Шатрова со сцены действий, как заинтересованное лицо. В самом деле, если окажется, что Шатров не автор, то он и не может иметь никаких прав, следовательно предмет судебного разбирательства автоматически утрачивает смысл. Иск, очевидно, Григорьева был встречным, поэтому тот и отправился в Москву, где в 1910 году уже рассматривались многие дела о правах на авторство, в том числе и иски самого Шатрова. Понимая юридическую несостоятельность встречного обвинения, его разработчики рассчитывали больше на внешний эффект, на кривотолки обывателей, это была, своего рода, психическая атака.

Безнаказанность производителей граммофонных пластинок была обусловлена отсутствием в России закона об авторском праве. В свете этого иски авторов судами не удовлетворялись. Их податели не имели даже права на моральное удовлетворение, не говоря уже о материальной компенсации. Закон об авторском праве вступил в силу только в 1911 году. И почти сразу газета "Волжское слово" № 1254 за 1911 год публикует маленькую заметку: "Автор вальса "На сопках Маньчжурии", г. Шатров возбудил иски против граммофонных фирм и музыкальных издателей, изготовлявших пластинки и ноты этого вальса без разрешения автора, вопреки закона об авторском праве". Суть этой заметки заключалось в ее последней фразе. После всего изложенного становится также очевидно, что победа в судебных делах, фигуранты которых не гнушались клеветы и подлогов, являлась для И.Шатрова делом чести.

Реклама: "Патефон братьев Пате, играющий пластинки без иголок" - газета Голос Самары, 1910 год.

Помимо того, что граммофонные фирмы нарушали права авторов и исполнителей, они еще и наносили ощутимый ущерб друг другу, выпуская так называемые "копированные пластинки". Такие пластинки представляли собой нелегально изготовленные копии с дисков известных исполнителей, которые продавались по цене значительно менее высокой, чем их продавала фирма-изготовитель. Об этом подробно рассказывает А.И.Железный в книге "Наш друг грампластинка", Киев, 1989г. Несмотря на то, что в материале идет речь о событиях столетней давности, он воспринимается поразительно современно.

"Еще в первые годы развития отечественной грамзаписи был установлен порядок, согласно которому граммофонная фирма заключала договор с артистом-исполнителем, выплачивала ему гонорар, а весь доход от продажи записанных пластинок присваивала себе. Этот порядок был очень выгоден фирме, в меньшей степени он устраивал артистов-исполнителей и уж совсем не учитывал интересы авторов произведений, записанных на пластинку. Между тем последние совершенно обоснованно считали, что граммофонные фирмы, используя их произведения и получая от этого прибыль, обязаны часть дохода отчислять им. Известен случай, когда композитор А.Маныкин-Невструев безуспешно пытался взыскать через суд с акционерного общества «Граммофон» гонорар за свою «Песню убогого странника», записанную на пластинку в исполнении Ф.И.Шаляпина. Общество «Граммофон» доказывало, что оно «не обязано ведаться с авторами произведений, а покупает только голоса и передачу произведений артистами».

Однако и артисты, чье мастерство фактически являлось источником доходов граммофонных фирм, не могли быть удовлетворены сложившейся ситуацией. Дело в том, что гонорар за сделанную запись они получали единовременно, а доходы от продажи пластинок фирма извлекала на протяжении многих лет. Так, например, талантливый оперный певец Л.М.Клементьев умер в бедности, оставив свою семью без всяких средств, а напетые им тринадцать записей еще долгое время после смерти певца приносили доход обществу «Граммофон». Закона об авторском праве применительно к грамзаписи тогда еще не существовало, и это давало возможность не считаться ни с композиторами, ни с исполнителями.

В 1909 году артист Мариинского театра А.М.Давыдов, напевший несколько сот пластинок, пытался создать союз для организованной борьбы артистов за свои права, однако сопротивление граммофонных фабрикантов было столь велико, что из этой затеи ничего не вышло.

Тем временем распространение на русском рынке копированных пластинок приняло такие угрожающие размеры, что это стало приносить ощутимые убытки многим крупным граммофонным фирмам, чьи пластинки подвергались регулярной копировке. Это обстоятельство и заставило граммофонных фабрикантов значительно смягчить свое сопротивление. Таким образом, сложилась благоприятная обстановка для принятия соответствующего закона, регламентирующего взаимоотношения всех сторон, участвующих в создании граммофонной пластинки.

Закон об авторском праве был принят 20 марта 1911 года.

С этого момента копированные пластинки оказались вне закона, поэтому фирма «Орфеон Рекорд» (которая специализировалась только на такого рода деятельности - прим. мое) прекратила свою деятельность, а граммофонные общества должны были выплачивать авторское вознаграждение.

На этикетках многих дореволюционных русских пластинок часто встречаются наклеенные марки с надписью «АМПРА». Появление этих марок — результат длительной и ожесточенной борьбы авторов музыкальных произведений, используемых для записи на пластинку, с владельцами граммофонных фабрик. Для контроля за выполнением закона об авторском праве создается так называемое Агентство механических музыкальных прав русского автора (сокращенно АМПРА), с которым каждая граммофонная фирма была обязана заключить договор. Согласно договору от стоимости каждой проданной пластинки автору записанного на ней произведения должен быть отчислен определенный процент, причем факт такого отчисления удостоверялся путем наклейки на этикетку пластинки специальной марки «АМПРА». Надо сказать, что не все композиторы пожелали воспользоваться защитой их прав Агентством. Некоторые из них предпочитали самостоятельно добиваться у граммофонных фирм своего вознаграждения. В этом случае на этикетку пластинки наклеивались так называемые «авторские марки», также подтверждавшие факт уплаты фирмой авторского вознаграждения.

Однако не все граммофонные фирмы сразу смирились с требованиями нового закона. Энергичную попытку воспрепятствовать проведению его в жизнь предприняли владельцы «Пате» и «Метрополь Рекорд». Организованная лишь в августе 1910 года, фирма «Метрополь Рекорд» еще не успела ощутить на себе вредное воздействие плагиаторов-копировщиков, а компания «Пате» вообще была застрахована от копировки тем, что выпускала свои пластинки, с необычной «вертикальной» записью. Фирма «Метрополь Рекорд» взяла на себя инициативу созыва совещания фабрикантов граммофонных пластинок, недовольных новым законом. Совещание было назначено на 12 декабря 1911 года и должно было состояться в одной из московских гостиниц. Были приглашены: «Сирена Рекорд», «Русское акционерное общество граммофонов», «Экстра-фон», «Лирофон», «Янус Рекорд», «Стелла Рекорд» и др. Характерно, что среди приглашенных преобладали фирмы, так или иначе замешанные в выпуске копированных пластинок. Совещание, по-видимому, успеха не имело, так как вначале пластинки «Граммофон» и «Зонофон», а затем «Пате», «Экстрафон», «Звукопись» и др. уже стали выпускать в продажу пластинки с наклеенными марками «АМПРА» и авторскими марками, а фирма «Сирена Рекорд» проиграла судебный процесс И.Шатрову, автору популярного вальса «На сопках Маньчжурии», и вынуждена была выплачивать ему авторское вознаграждение в размере 15 коп. с каждой проданной пластинки." (Конец цитаты)

Вот она, та самая пластинка фирмы "Сирена-рекорд" из-за которой 100 лет назад разгорелась судебная драма. Бессовестные дельцы украшали свою продукцию яркими, привлекательными наклейками, подкупающими обывателя внешним видом. Циничная нажива, извлечение прибыли на продаже музыки, написанной в память погибших товарищей не могли оставить равнодушным композитора. Илье Шатрову посчастливилось восстановить справедливость. С тех пор прошли многие годы. Сегодня и эта пластинка и вальс И.Шатрова стали достоянием истории.

Полная дискография вальса на сайте Энциклопедия российской дореволюционной грамзаписи...

Группа оркестрантов Гвардейской Свирской дивизии. В центре справа — И. А. Шатров (1947 год).

фото из статьи «На сопках Маньчжурии» (Л.Еремина, Г.Еремин)

Музыкальная жизнь, 1980

retro.samnet.ru/phono/onesong/na_sopkah.htm