Роковая женщина.
Все ее родственнички были шокированы, когда их «недоразумение» прославилось, — сначала став звездой мюзикла, потом — кино. Теперь ее уродство называлось оригинальностью, а крутой нрав — эксцентричностью. И только голос, если закрыть глаза, рисовал нежность, беззащитность, жажду быть любимой…

Да, Барбра не хотела любить сама. Да и не умела. Любви, как и языку, ребенок учится от матери, а мать Барбры не находила добрых слов для своей несуразной дочери. Даже придя на спектакль, сделавшей ее знаменитой, мама сказала:
— Какие у тебя тощие руки…
И это был единственный комплимент.

Но теперь Барбра выросла и могла требовать любви от мужчин. Они не заставили себя ждать. Самоуверенная кинозвезда с красивым голосом и непомерной склонностью к самолюбованию сводила их с ума. Мужчины летели на свет ее славы и запутывались в капризах, требованиях и ее неумеренной, распутной страстности.

Они и не подозревали, что артистка коллекционирует их знаки внимания. В минуты, когда она оставалась одна, Барбра погружалась в душистую пену в своей новенькой круглой ванне (как прекрасно, что за любимую работу еще и платят высокие гонорары!) и мысленно перебирала интимные встречи с многочисленными любовниками. Раскладывала, как драгоценности, обожающие взгляды, нежные словечки, пылкие признания, страстные поцелуи... Ее любят. От нее без ума. Она привлекательная женщина!

Ни разу у нее не возникло мысли сделать пластическую операцию. При всей своей несгибаемости и железной воле Барбра была страшной трусихой.
Она боялась крови, боли, врачей, кроме того, совершенно не представляла, каково это — жить красавицей, не прикладывая усилий к тому, чтобы тобой восхищались.

Зато все ее любовники были красавцами. Других не держала. Каждого водила на длинном поводке, чтобы не думал, что имеет над ней власть. Это ведь она их коллекционирует, правда?

Один раз ошиблась, выскочила замуж в 21 год, хватит. Тогда с ней сыграло шутку честолюбие: Эллиот Голд был ведущим актером в ее первом мюзикле. Хотелось доказать всем, что этот обаяшка будет бегать за ней, как околдованный. Ну и что? Три года ссор, и сын, воспитывающийся в приюте, — все, что осталось от этого брака. Нет, долгосрочные обязательства не по ней. Она не знает, как замирает сердце от нежности. Даже красавчика-парикмахера Джона Питерса она отбила у жены из спортивного интереса. Самоутверждалась. Но он был такой забавный и нетребовательный, что продержался рядом с ней лет восемь. Надо признаться, это было очень удобно бытовом плане: всегда встретит, выслушает, помассирует ноги, подаст кофе… И неревнив. Но, в конце концов, ей примелькалась одна и та же смазливая мордочка рядом. Барбра сделала Питерса продюсером и дала отставку.

Джон был первым в череде ее молоденьких любовников. Потом она выбирала то мужчин намного старше себя, то «младенцев». Говорила, что это напоминает ей контрастный душ и не дает состариться. Богач Ричард Баскин, король рок-н-ролла Элвис Пресли, канадский премьер-министр Пьер Трюдо, бесконечная вереница кинозвезд — Уоррен Битти, Дон Джонсон, Ричард Бартон (и пусть его жена, красотка Элизабет Тейлор, плачет от ревности!), Роберт Редфорд, Омар Шариф, Шон Пенн…

Особенно она гордилась романом с теннисистом Андре Агасси. Как никак он младше ее на двадцать восемь лет!
Она всегда первая бросала своих мужчин, давая понять, что игра в любовь закончена. Забавно было видеть, как они страдают, забрасывая ее страстными и гневными посланиями.

Барбра давно уже не отворачивалась, проходя мимо зеркал. Равнодушно скользила взглядом по асимметричной своей физиономии. Да, некрасивая, да появившиеся морщинки, да возраст — но ведь любят…
Ей казалось, что большего и желать нельзя.

Солнечный мальчик
Предвыборный штаб демократов был увешан листовками, как рождественская елка. Барбра рукой в лайковой перчатке смахнула со стола кипу приветственных посланий и уселась на столешницу, безмятежно глядя на царящую суету. Сначала никто ее не замечал, потом кто-то охнул: «Стрейзанд!» И суета закрутилась в новом направлении — вокруг ее «трона». Отвечая на приветствия, Барбра широко улыбалась и кивала модной шляпкой. Политика — ее новое увлечение, и, с присущей ей эксцентричностью, она предпочла лично заявиться в штаб, чтобы познакомиться с кандидатом от своей любимой партии.

— Ну и где надежда нации? — иронично спросила она, оглядывая восторженную толпу и ставя автографы прямо на предвыборных воззваниях. Все заоглядывались, потом расступились… По образовавшемуся коридору к ней шел Билл Клинтон. Она увидела улыбку, сияющую, как солнце, и светлый встрепанный чуб над смеющимися синими глазами. Он шел к ней в клетчатой рубахе с расстегнутым воротом, потом поцеловал ей руку и что-то говорил о своей благодарности, об агитации, о предвыборной программе. Барбра кивала, улыбалась, ничего не соображая. «Что со мной?»

— А это моя жена Хилари.

Барбра кончиками затянутых в перчатку пальцев пожала руку невзрачной женщине в такой же, как у мужа, клетчатой рубашке, без малейших следов макияжа на сероватом лице. «А над губой у нее — усики». Серая мышь что-то пищала радостно, говорила, что теперь-то уж Билл не сможет проиграть. Любимая актриса Америки на их стороне! Барбра милостиво улыбнулась и соскочила со стола. Толпа провожала ее к дверям. Около своего лимузина Барбра остановилась и поманила пальчиком солнечного Билла.

— Зайдите ко мне завтра, часа в два. Хочу обсудить с вами вечер в Голливуде…
— В Голливуде?!
— Да. Я хочу устроить его в вашу честь. Думаю, все поклонники моих знаменитых гостей после этого проголосуют так, как нам нужно.
— Не знаю, как вас благодарить, мисс Стрейзанд.
Барбра сняла перчатку и провела пальчиком по удивительно гладкой щеке молодого кандидата.
— Барбра. Просто Барбра… Господин президент. Не бойтесь! Я еще никого не сглазила.

Но и ревность была ей внове, и Барбра не гнала ее, наслаждаясь новыми ощущениями...
Она уехала, а Билл смотрел вслед, не замечая ревнивого взгляда Хилари, пока она не подергала его за рукав.
— Шею свернешь, дорогой! — прошипела она.

Продолжение следует...