А ты была такой долгожданной. Черты, которые я успела забыть, которые я упустила из вида. 
Вечер этого дня, в этом городе был таким, каким должен был быть вечер этого дня. Но не для меня. Я не сказала ничего важного, не бросила лишнего. Ты была близко. Так близко от меня, как дождь на щеках, как одеяло утром. Называла меня по имени. Выглядела необыкновенно родной и необыкновенно усталой. Оказаться бы мне твоим одеялом.. в самую темную ночь. 

туда, где золушка нашла свой орешек,
туда, где любовь, как песок,
зыбка

туда, где на место ухмылок, усмешек,
пришла улыбка

где от счастливых глаз твоих все наэлектризовалось
и там невозможно уснуть

мне хотелось бы, чтоб хотя бы казалось
что я держу туда путь

- Что у тебя с глазами? Они совсем красные. Ты плакал? 
- Нет, - отвечал он, смеясь. -
Я слишком пристально вглядывался в свои сказки, а там очень яркое солнце. 
К.Г.

Я просто сделаю это, потому, что принял решение. Пусть я смешон, и пусть это ничего не стоит. Для меня это будет осязаемой победой, даже если вам и покажется, что я проиграл. 
 

Им нужно плыть вокруг света - туда, где в полдень темней,
Чем ночью. Их корабль разобрала на части охрана,
Но они уплывут, королева, - есть вещи сильней.

Наверное, впервые за долгое время, пишу сюда сразу, без чернового варианта в ворд. 
Писать нужно часто, чтобы не заблудиться. Не заблуждаться.
Вчера папа включил мне джаз. И я танцевал, танцевал, танцевал. Мне хотелось бы увидеть и услышать это своими глазами. 
Пора жить. Давно пора, и пока еще не поздно. Родные советуются друг с другом на мой счет. О чем это свидетельствует, как думаете? О том, что я беспомощен в своей жизни, и все давно смекнули, что я не справляюсь с ней сам.
Блуждая по социальным сетям, я наткнулся на видеоролик, где награждали какой-то премией, какую-то певицу. Вроде бы за лучший саундтрек. И я подумал, что каждый человек может получить свою премию. Надо только делать. Жизнь сейчас дает мне такие авансы, что становится очень страшен тот миг, когда она попросит расплатиться за это. 
Мне всегда было интересно, как это получается: работать не покладая рук, работать над чем-то месяцами, годами. Но лишь тогда что-то и выходит. Наверное, я ничего в этой жизни не любил. Давая кому-то совет, я говорил обычно: "Слушай, друг. Если ты чего-то не добиваешься, значит ты просто недостаточно этого хочешь". А, меж тем, сказать это было бы хорошо отражению в зеркале. 

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, РОЛАНД И СЮЗАННА
(Ыш тоже!)
ПРОДОЛЖАЙТЕ ДУМАТЬ, ЧТО ВЫ
В СВОБОДНОМ МИРЕ

знаешь, если искать врага - обретаешь его в любом.
вот, пожалуй, спроси меня - мне никто не страшен:
я спокоен и прям и знаю, что впереди.
я хожу без страховки с факелом надо лбом
по стальной струне, натянутой между башен,
когда снизу кричат только: "упади".

разве они знают, чего мне стоило ремесло.
разве они видели, сколько раз я орал и плакал.
разве ступят на ветер, нащупав его изгиб.
они думают, я дурак, которому повезло.
если я отвечу им, я не удержу над бровями факел.
если я отвечу им, я погиб.

Я не хочу возвращаться туда, где так много горя. Чем дальше я от него, тем явственнее оно проступает сквозь жизненную вуаль. Кто бы мог подумать, что все так обернется?  Опять создаются какие-то несуразные вопросы, на которые не хочется отвечать даже самому себе потому только, что ты уже пресытился всем этим сполна. «Пыль ложится на столик и ее не стереть». Первым делом хочется покоя, вторым – познания. Перламутровым утром тебе покажется, что настоящее не так уж безотрадно, и будешь прав. Сейчас оно улыбается тебе. Даже в такую горькую пору жизни… и пора бы уже выбрать сторону. Оскар Уайльд когда-то написал: «Ты любишь всех, а значит тебе все одинокого безразличны». Так вот тут ситуация аналогичная, только дело не в любви, а в здравом смысле. Если ты не можешь принять сторону, значит обе эти стороны волнуют тебя в равной степени мало. А если это не так, то тогда будь добр.
Наличие людей, которые понимали бы меня, никогда особенно не волновало и не занимало ум. Мне не было до них дела. Но не теперь. Теперь становится тоскливо, от того, что твое выражение не понимается одними, и слишком очевидно для других. Или ты попросту плохо объясняешь. По сути, искусством объяснять доходчиво свое естество стоит овладеть. Просто для души. Будет радовать в последствии. А еще хорошо бы научиться различать ложь и предпочитать себя оным. А так же, научиться различать поступки приятные мгновением и наносящие урон жизни от неприятных, но приносящих через время жизни пользу. Научившись отслеживать жизненные процессы, становишься хоть и циничнее, но спокойнее. И уже не обвиняешь тех, кто не виноват, и уже становится легче. Не доказывать точку зрения, не опускаться до этих не стоящих мелочей…  Понять, что делает твою жизнь лучше почти физически и заботится об этом. Я давно не развлекал свой слух живой музыкой и давно не баловал ум достойной книгой. А так нельзя. И я буду это пропагандировать, если хотите. Так что, придется смириться с моим выбором, если уж вам есть до этого дело.

Или даже не бог, а какой-нибудь его зам
поднесет тебя к близоруким своим глазам
обнаженным камушком, мертвым шершнем
и прольет на тебя дыхание, как бальзам,
настоящий рижский густой бальзам,
и поздравит тебя с прошедшим
- с чем прошедшим?
- со всем прошедшим.

Ты пришла ко мне утром,
Ты села на кровать,
Ты спросила, есть ли у меня
Разрешенье дышать,
И действителен ли мой пропуск,
Чтобы выйти в кино?
Теперь ты говоришь:"Ну куда же ты отсюда?"
Ты знаешь, главное прочь, а там все равно.

Нам стало нечего делить. 

- Я больше тебя не люблю.
- С каких пор? 
- С этих. 

 

Твои волосы мягкие на ощупь. Мне так кажется.
Я никогда не трогал, но думаю, они такие.
А еще ты носишь большие ботинки.  Носила.
Возможно, и сейчас тоже. Я не знаю.

Сегодня во сне ты позвонила мне. Только вот знаешь, что самое смешное?  Твои слова звучали так, как если бы их произносил я. Хотя, пожалуй, без присущего мне волнения.
Это вроде звучало так.. посредственно. Знаешь же ты мой обычный лепет? Нет? Ну ничего. Просто от этого разговора я почувствовал что-то вроде больного приступа смешанного со счастьем. Но долго говорить у нас не вышло. Ты попросила перезвонить.  Я долго-долго набирал твой номер. И все почему-то не получалось набрать. Это было на самом деле грустно.

Думаю, мне уже никогда не узнать мягкие ли у тебя волосы, и носишь ли ты до сих пор большие ботинки. Может, я и придумал, что они у тебя были большие. Впрочем, это все ведь ерунда.

Если бы ты позвала меня, я пошел бы с тобой. Куда. Угодно. Скажи мне что-то ты, это стало бы возможным. Все стало бы возможным. Но ты ведь не скажешь. Потому что это ты. Потому, что это я. Твои слова не для моих ушей. И все, наверное, к лучшему.

Маленькие человеческие жизни скользят в пространстве бытия. За что ухватиться, чтобы задержаться хотябы на половину секунды больше? Чем меряется «конец»? Начало всегда откуда-то проистекает. А вдруг оно начинается там, где свой путь закончили мои постылые мысли? Тот или этот, она, он, ее, наш, общий.. воздух холодный, и будто бы холодеет дальше. И тише становится собственный голос. Хотя ничего, в сущности, не изменилось. Шарф и запахи духов, хочется плакать, или не знаю.. исцелиться? Проснуться или не спать. С чем-то слиться или не слиться. Видеть души, видеть их суть, их назначение, смысл, пороки, грехи, их цвета. Мотыльки или бабочки? Кто-нибудь расскажет мне, что происходило без меня под снежным одеялом. Сны становятся тверже, в них уже не легко, чудо вечно хромает, когда подбирается, чтобы окликнуть. Кто их знает? Один только Бог допивает суть всех несовершенных и свершенных, мотыльковых и бабочковых дел. Тело так и просит бросить его на какой-нибудь Крит, где тепло, хорошо, а главное, человечно. Какой язык? У нас он один. Язык, это просто речь. Ничего не меняется, только самая суть. А внешне все тоже. Впрочем нет, улыбки и загар, глаза, и даже асфальт не тот, что у меня под ногами каждое утро. Как он там? Мой асфальт? Он под коркой льда, немыслимый, тугой, плотный. Одиноко только воронам, когда им не достается желанного куска. Глаза птичьи или собачьи. Во всем  есть какой-то смысл. В бабочках, мотыльках, муравьях, улитках. И телефонные провода, компьютерные провода, оконные рамы. Все вокруг очень зыбко. Кто-то теряется, кто-то находится, кто-то никогда уже не найдет. Но искать не значит не находить.  К нам приходит не то, чего мы ожидаем. Или то, чего нам пока не понять. Все уходят отсюда. Почему же я опять опаздываю? Кто бы меня знал. Один Бог пронизывает этот вечер, и эти сны, и те сны, и дворовых собак. За нашими спинами скрываются зеленые мхи, сама древность, тень древности, хотя.. она еще молодая. Кто-то всегда нам что-то сулит. А мы принимаем. Булавочное ушко проглотило корову, вернуло корову и все обратилось, как пожелала девочка. Но третий глаз выдал ее. А мы мыслим скудно и недостаточно. Загораживая все просветы, всю любовь, всем. Стены из сухих веток, тернистых, колющих, помогают не лезть через них особенно трусливым людям. Или особенно самовлюбленным. Или тем, кто просто боится боли. Что же.. надо подумать, кто там будет, в моей комнате, когда я выйду оттуда. Вот я и вышла из семнадцати времен года, сменивших друг друга уже несколько раз. Но можно научиться многому, разучивая чужие фразы. Декаданс – это не у нас, это не снами. Потому, что просто не может произойти с этим миром пока что столь торжественного события. Все – моль. Все – муравей. Скажи. Скажи? Слова нам помогают? Они делают с нами много разных вещей. Хороших, нехороших, больших и маленьких, но они делают. Постоянно. Они лекарство от старости. Антидот от отупения, одряхления, безысходности и прочих болячек. Но надо знать, конечно, как применять лекарство. Мы же не глупые люди, верно? Нам это давно сказали. Или мы сами узнали по опыту. Впрочем, что это значит? Ничего. В особенности  для пешеходов и бабочек. Никто - это тот, которого нет. А если его не было, это - некто. Вот даже я со своего жалкого смешного пьедестала могу управлять словами чуть-чуть. А может, мне только кажется. Восемнадцатое рождество свалилось на голову, ударило. Даже стало немного обидно, как будто маленький. Но все еще верится во что-то настоящее, починенное, отлаженное, выданное из ремонта. Гладкие стекла, глаже льда, хотя лед от прикосновений мокнет. Пусто – это когда нет никого. Но когда нет никого, тебя тоже нет. И мотыльков, и собачьего лая, и заморозков и даже ужасающих пробуждений по утру, когда выбрасывая себя на улицу, все еще спишь. Кот теплый, шерстяной, больной.. нет, старый. Что же, всем придется привыкнуть. Седая борода папы, его чавканье за столом. Я буду так делать? Хм, может и обойдется. Может старость и обойдется без меня. А, может, я без нее не обойдусь? Часы, стрелки, говорят, указывают, утверждают, твердеют, заставляют. Надо забираться, забывать, погружаться, пропускать через себя время, позволяя ему менять все. Постепенно. Все. Менять. Каждая вещь уходит, каждые люди уходят, каждое слово уходит. Нужно научиться прощаться. Прощаться с любовью, прощаться без надежд. Усталые глаза, усыпанное звездами небо. Звезд не видно. Может я и придумываю, что они есть. Кто меня знает? Кто знает где сейчас бабочки и мотыльки? Представления о них живы, значит и они тоже. И потому возвращаются, хотя нет, возрождаются. Миры заканчиваются на полуслове.