Род. в 1980 г. Красноярске, Россия.
Поэт, драматург, журналист, фотохудожник. Член-корреспондент Петровской академии наук и искусств (Санкт-Петербург), член Союза журналистов России, член Союза журналистов Сербии. Автор книги «Голый труп», в которую вошли рассказы и стихи разных лет, объединенные традициями авангардной литературы, а так же пьеса «Голый труп», в которой Алексей Чурилов следует принципам театра абсурда – театрально-драматическому движению, зародившемуся во Франции в 50–60-х годах ХХ века в творчестве Э. Ионеско и С. Беккета.

"...Отличительной особенностью фотографий Алексея Чурилова является обилие необыкновенно-одухотворенных лиц. Есть работы, возле которых хочется постоять и подумать, глядя на древние сербские храмы, монастыри, жизнь мегаполиса. Фотоработы очень ярко выражают замысел автора, и даже неживые предметы на его фотографиях начинают жить в определенном сюжете, несут мысль и глубокую философскую идею...."

www.pravoslavie.ru/news/050930172920
www.srpska.ru/article.php?nid=5728
ФОТОРАБОТЫ АЛЕКСЕЯ ЧУРИЛОВА:www.photographer.ru/nonstop/author.htm?id=19464

Стихи и проза Алексея Чурилова опубликованы в различных литературных газетах и журналах. Стихи переведены на английский, французский, сербский, датский, норвежский языки, и опубликованы в том числе в зарубежных изданиях: литературной газете «Knjizevne novine» (Сербия), журнале «Etna» (Сербия), «Poezija» (Польша).
В 2006 году Алексей Чурилов принял участия в 43-ем Международном съезде писателей в Белграде, где представил свое поэтическое творчество и авторскую художественную фотовыставку «Сербия и Черногория. Взгляд из Сибири» (Красноярск, 2005; Москва, 2006; Белград, 2006).
За творческую деятельность Алексей Чурилов награжден медалью Международного благотворительного фонда «Меценаты столетия», дипломом Союза журналистов России в номинации «Акция года-2003», дипломом фестиваля телевизионных фильмов «Белые пятна истории Сибири».

«...В своем творчестве Алексей Чурилов органично синтезировал и перенес на родную русскую почву многие достижения авангардного искусства. И не только – литературного. Его произведения напоминают живописные миниатюры, впитавшие в себя безумные краски Сальвадора Дали и грубое изящество художников «Медиалы». Условным предшественником Алексея Чурилова можно считать Даниила Хармса, русского представителя сюрреализма. Также как и у Хармса, в поэтике Чурилова мы находим сочетание несочетаемого, мир шиворот-навыворот. Очевидно, что автор придерживается принципа sorbia ebrietas – соединения рационального и иррационального. Обычно такая форма бывает слишком похожа на крепкую, но почти безжизненную арматуру. Однако Алексей Чурилов вносит в нее свое дыхание: картины в его прозе вибрируют и оживают, а из его стихов как из вулкана, который в течение нескольких недель выбрасывал лишь пепел, вдруг вырывается раскаленная лава и поглощает нас своей художественной силой и эстетическими новациями...».

(Сергей Щеглов, кандидат филологических наук, – «Одежда для «голого трупа»)

ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ

Всю свою жизнь
я писал
книгу.
Всю свою жизнь
книга
читала меня.
Всю свою жизнь
карандаш ползал
по моей коже.
Всю свою жизнь
я писал книгу
на своей коже.

ЧУДО

Мирославу Беловичу

Вчера
я видел
чудо. И я
спросил у чуда:
«Что будет дальше?»
«Не спеши», –
ответило чудо.

УМЕР ОТ ЛЮБВИ

Моя любовь встретилась с моей смертью.
Они долго спорили, решая,
кто из них должен прийти ко мне первой.
Любовь говорила:
«Он должен познать меня!
Тогда он сможет умереть счастливым!»
Смерть отвечала:
«Если он познает тебя,
то поймёт, что ты не вечна!
И тогда он умрёт несчастным».
Утром, придя к согласию, любовь и смерть
постучались в мою дверь вместе.
Я умер от любви.

АДРИАТИКА

Моё правое ухо слышит море,
а левое – играет с морем в прятки.
Утром море прячется.
И весь день моё левое ухо ищет море,
а правое – скучает по крику чаек.
Вечером, когда левое ухо отыщет море,
правое – вновь услышит шум прибоя.
А ночью, когда мои уши уснут,
я закрою глаза
и снова увижу во сне
Адриатику.

БЕССОННИЦА

Ночь.
В мою дверь постучался сон.
Я спрятал лунный свет за шторами
и тихо ответил:
– Не заперто.
Сон на цыпочках вошёл в мою комнату,
до краёв заполненную мраком,
лёг на мою кровать
и уснул.
Я до утра не сомкнул глаз,
охраняя сон моего сна.

ЧИТАТЕЛИ

Вчера,
перелистывая страницы
твоей жизни,
я неожиданно для себя умер.
Вероятно, ты
дочитал мою жизнь
быстрее.

РАССТАВАНИЕ

Твои руки рыдали,
Мои – шептали.
Твои руки кричали,
Мои – молчали.
Твои руки ласкали,
Мои – дрожали.
Твои руки прощали,
Мои – отпускали.

ЗЕРКАЛА

Улыбаюсь зеркалам.
Пытаюсь
их задобрить.
Но они
упорно продолжают
мне врать.

ЖИЗНЬ

Просыпаясь,
думаю о том,
что будет.
Днём
пытаюсь исправить
ошибки прошлого.
Засыпая,
снова буду
уговаривать себя
жить настоящим.

МОРЕ

Вдыхаю небо.
Выдыхаю улиток.

УЛЫБКА

Улыбка
спрыгнула
с моего лица,
села
напротив меня,
покурила
и
умерла.

ВЫКИДЫВАЯ «Я» ИЗ «Я»

Выходя
из
собственного
глаза,
я пытался записать
входившее в меня.
Ничего
не получилось, и я выкинул
себя из себя.

КОГДА ПРОХОДИТ ЛЮБОВЬ

Да!
Немая постель.
И не я,
и не ты.
Просто два трупа
лежат у окна.

СНЫ О СЕБЕ

Во сне
мне
снился сон
про сон
о сне,
в котором
я увидел себя
выходящего
из себя в себя.

ДРУЖБА

Я
поджёг
сигарету.
Затянулся.
Сигарета
затянулась мной.
И мы подружились.

ПАРАНОЙЯ

Ты
вошёл
в меня
и
забыл закрыть
дверь.
Через
открытую дверь
мои
мысли
переползли
в тебя.

БЕЗ МЕНЯ

Без меня
не будет
меня,
а без меня
не будет
меня,
и без меня
не будет
меня.

ТУК!

Тук-тук!
Тук-тук!
Тук-тук!
Что-то стучало
в моей груди.
Я открыл.

ТЕНЬ

От меня ушла
моя тень.
Обиделась.
Разве я человек?

ВОЙНА

Знают ли поезда, куда они мчатся?
Помнят ли поезда, где они уже были?
Видят ли поезда сны, если едут ночью?
Верят ли поезда в Бога, когда везут цинковые гробы?

СКОЛОПЕНДРА

Я – сколопендра,
маленькая, бесполезная сколопендра,
ведущая богемный образ жизни.
По ночам
я рожаю скорпионов,
а утром
ем маленьких рыбок
без глаз.

ПАЛАЧ

Безоблачно. Тихо.
Птицы поют
первую весеннюю песню.
А на центральной площади
палач
отрубил себе голову.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Всю жизнь
перелистываю себя,
в день по одной странице.
Страшно заглянуть
в оглавление.

Я СТАЛА СТАРОЙ

Последний монолог известной актрисы

Я стала старой…
Заплела ресницы в белые косы
и высохла,
сморщилась, как чернослив.

Я стала старой…
Мои волосы уползли,
глаза потеряли крылья,
губы потускнели и растаяли.
Моё лицо изрезали высохшие реки.

Я стала старой…
А руки! Руки!
Разве это руки Джульетты?!
Разве эти руки целовал Ромео?!
Разве так может быть?..

Я стала старой…
Я столько раз видела, как умирает Ромео,
что, когда он умер в последний раз,
я не плакала…

Я стала старой…
Я стала старой!..
Я стала старой?!
Нет…
Нет! Нет! Нет!
Позовите гримёра!
Позовите костюмера!
Режиссёра на сцену!
Снимите с меня это лицо!
Снимите с меня эти перчатки!
Поменяйте финал!
Это всё не моё!
Не моё! Поверьте!
Дайте мне другую роль…
Прошу вас…
Я могу быть дочерью…
Я могу быть матерью…
Я могу быть женой…
Не молчите!
Только не молчите!
Не оставляйте меня с моей старостью…

ЛИЦО

Невенке Урбановой

Я на сцене забыла глаза и ушла,
Передумала думать, играя, спала,
Потеряла лицо возле мудрых картин,
Написала письмо и отправила им.

На листке сухой пастой: «Отдайте лицо!
Оно старое, дряхлое. Вам не нужно оно!»
Улыбаясь, смотрели, как плакала я,
Без лица – без души, я убила себя.

МАСКА

Я всего лишь одна из множества ран
На изрезанном жизнью красивом лице.
Я всего лишь одна из капель дождя,
Что бушует в таинственной доброй душе.

Посмотри на меня, я частица тебя,
Я твоё отражение в зеркале сна,
Я пустая душа, я маска твоя,
Я одна из толпы самой же себя.

ПИСЬМО

Уронила ладонь на пустую аллею,
Подняла в душу крик, захотела летать.
Интересно узнать, смогу ли я сердце
Тебе, мой любимый, в письме отослать.

С пронзительным криком я вырвала сердце,
В руке моей тихо дрожало оно.
Ну что ж, мой любимый, хоть ты наслаждайся.
Ответа не жду, мне теперь всё равно.

КРУЖКА

Я в кружку кричу, может, кто-то услышит,
По краю стакана гуляю одна.
Шаг вправо, шаг влево, ведь разницы нету,
Когда среди лета приходит весна.

Распустятся в кружке бутоны мимозы,
Завянут снежинки слезой на стене.
А я по стакану одна, без страховки,
Пишу кренделя, замерзая во сне.

Художник срисует с меня пирамиду,
Отправит в Египет богам показать.
А кружка седая с цветами сухими
На замёрзшем окне так и будет стоять.

КРЫЛЬЯ

Когда вода столкнётся с птицей
И белый дым умрёт во мне,
Я загипсую свои крылья,
Оставив память о себе.

УЛИТКА

Оторвали мне веки, засохшие утром,
Нацепили улыбку, сказали: «Иди!»
Испугалась я, робко толкнула калитку,
Зацепилась за крюк и упала в кусты.

Поползла по стене. Притворилась улиткой.
Собрала все окурки и бросила вниз.
Разозлились. Кричали. Забрали улыбку.
Я смеялась ехидно, сломала карниз.

Угрожали. Стреляли. Я пули глотала.
Рисовала веснушки у себя на руке.
Перепутала выход, застряла в глазнице,
Каплей мёда сползла по бумажной реке.

СЛЕД ЛИЦА

Тихий взгляд хромой ресницы.
Морщинок шёпот. След лица.
Кривые загнутые руки.
Страдает мокрый нос слона.

Свеча замёрзла где-то между,
Внутри упал кусок стекла.
Укус змеи. Опухли губы.
С бровей закапала вода.

Слон захрапел. Свеча упала,
Внутри змеи разбив стекло.
Губа в морщину превратилась,
Ресница не нашла лицо.