Жалость – аморальное чувство, зависть – глупое. Но всегда найдётся, кому позавидовать и кого пожалеть. Разумеется, этого я не сказала , а продолжала щебетать нечто банальное – для Машки. Пашуня хохотнул, уловив издёвку, не отрываясь от телеэкрана, пива и орешков. Я мрачно отметила, что от меня он оторвался уже давно. Наше параллельное сосуществование держится на его усталости и моём чувстве юмора. Или наоборот?.. В который раз за это несносное воскресенье сдержала порыв врезать чем-нибудь по самодовольному затылку обожаемого супруга. Например, табуретом, на котором ёрзаю, сжимаясь от доверительных восторгов дорогой подружки – по телефону.
Несколько лет назад откровения другой подруги довели до обморока. Запуталась в телефонном проводе и больно ударилась о косяк. Тогда в окнах радовался август, пахло яблоками. Сейчас, уже не слыша Машку, я знала, что не буду умирать трое суток. Ведьмы не падают в обморок.
Откуда-то донёсся слабый яблочный аромат… Ай да Мари! Рыжая болонка, слепленная как некрасивый пупсик. Уже за тридцать, а всё носится с чужими детьми и их непутёвыми родителями, отвлекаясь от пестиков-тычинок и прочей ботаники. На моих глазах прошло два её сумасшедших романа. Ещё два не удались, и я смутно ощущала свою причастность и вину, потому всегда готова была пожалеть Машку.
Запах яблок усиливался. Меня трясло. Но голос звенел от радости за Машку и Тимку, такую великолепную пару!.. Лицемерие более аморально, чем жалость. Оказывается, крошка благодарна мне за то, что вчера, у Киры, я позвонила Тиму… Господи, мои подруги будто стажировались у маркиза де Сада!
Ощутив знакомую, но забытую яблочную тошноту, я положила трубку на ковёр, пошла глотнуть воды. Глотнула я ликёра, вернее, высосала полбутылки. Гадость какая! Но за мартини пришлось бы идти мимо Пашуни…
… Та, что смотрит из зазеркалья, красивее, мудрее, значительнее, чем я. Она может вдохновлять мужчин на безумства, а женщины в её присутствии цепенеют. Она разговаривает с цветами, слышит дыхание деревьев, шёпот звёзд, ведает тайный смысл явлений, обратные стороны вещей…
Мне не удаётся власть над мужчинами, а женщины со мной охотно дружат, даже пытаются лукавить. Я забываю поливать цветы, из деревьев люблю только яблоню, а «язык звёзд», согласно диплому астролога, перевожу на человеческий. Конечно, беспокойная кровь прабабки, травницы Евдокии Фроловны, порой напоминает о себе, но этому есть вполне разумное объяснение: просто я любопытна, просто мне интересно. Интересно то, что помню из своего прошлого воплощения, когда, служа Пресветлой Иштар, ведала и повелевала, читала по звёздам и приподнимала завесу времени. В этой жизни у меня было всё, пока из тёмных глубин подсознания ни появилась Она. Чтобы показать, насколько зыбок реальный мир, как бесприютно в нём мятущейся душе?..
… Она привела к Наставнице, которая открыла реальность высшего плана, тонкий мир удивительных сущностей и великих сил, где всё гармонично и ничто не случайно. Я поняла, почему у меня, крещённой в православии, ломаются и теряются крестики, почему невыносим запах ладана и не страшна мысль о смерти…
Да что, собственно, произошло?! Тимофей, бородатый циник, убеждённый в том, что секс есть истина в последней инстанции… Проработав с ним два года, я его так и не заметила. Для меня Тим был продолжением переносной телекамеры. Чем-то вроде штатива. Мы много спорили о постановке сюжетов для теленовостей, болтали «за жизнь», курили как паровозы, пили кофе литрами. Нам было весело, но я его не видела в упор. Пока однажды на дурацкой вечеринке он не ухватил меня за руки и не объяснил… Чтобы не обидеть коллегу, я покорно целовалась, борясь с ощущением, что целуюсь с телекамерой. Тим показался мне милым. Видеоряд моих сюжетов, благодаря стараниям Тимофея, стал лучшим в вечерних новостях, сюжеты повторяли утром и днём, а телеканал-конкурент однажды заслал ко мне своего эмиссара. Словом, от связи с Тимом я выиграла как репортёр, но как женщина чувствовала что-то вроде зубной боли. Я презирала себя, слыша свист ветра в ушах и зная, что дно пропасти уже недалеко. Банально попавшись на приманку любви, я заглотила голый крючок.
Оставшись наедине со своей тихой истерикой, долго смотрела на самодостаточный затылок Пашуни. Разумеется, его я тоже когда-то любила. С этим затылком, сутулостью и лёгким занудством. И, конечно, однажды отдала своей подруге. Я никогда не умела делиться, предпочитая отдать, отойти в сторону. В глубине души надеялась, что мне не изменят – ни в какой ситуации и ни в каком смысле. Пашуня единственный, кто с честью выдержал это нелепое испытание. От лени, скорее всего. Но – его самоуглублённость и моя болезненная потребность в нём, его холодность и мои страсти-мордасти!..
… «Рождённая в час затмения Солнца Луною, в миг таинственных превращений, под звездой Тубан, ясным глазом Дракона, ты имеешь силу, но проявляешь слабость, – вещала Наставница. – Ты ищешь любви и спокойного счастья, но твоя Венера, терзаемая лукавой Капеллой, склоняется к Минтаке, звезде мистерий и пророчества… Не будет покоя и радости, пока боишься истинных желаний, умения делать тайное явным. Вспомни себя – свой дух, свой дар!» Я слушала эти слова с трепетом, пугаясь нереальности происходящего, а Она, та, что в зеркале – с восторгом. Ей было что вспомнить.
… Когда я, в зябком страхе за сына, обессиленного высокой температурой, металась по пропахшей лекарствами квартире, Она спокойно раздела ребёнка, рассыпала заговорённую соль по горячему тельцу, в здравом рассудке и твёрдой решимости, провела ритуал изгнания лихорадки. Соль была брошена в клетку к волнистому попугайчику: через шесть часов попугай завалился на бок и затих, а сын проснулся и бодрым голосом попросил сока.
… Когда беспросветной ночью, под пристальным взглядом полной Луны, я набрала горсть таблеток, чтобы уснуть до следующей жизни, Она швырнула их с балкона, начертила мелом на полу магический круг, зажгла свечи, воскурила благовония. Тёмный Ангел Рафаил, отразившись лёгким облачком в глади заговорённой воды, открыл нечто, ради чего стоило задержаться на этом свете.
… Когда в мой сон ворвался огненный вихрь, обратившись в огромную чёрную птицу, полоснувшую в небе знак «10022001», Она поняла, что эти симметричные цифры – дата внезапной потери очень близкого человека.
Если бы не Она, то я до сих пор пекла бы пироги и вышивала бисером, всхлипывая над разбитыми мечтами, вздыхая о свежем ветре, пахнущем полынью и мятой. Я бежала бы по замкнутому кругу, как цирковая лошадь, не ведая будоражащей власти Луны, мудрости Верховной Жрицы, ясного взора Жреца, олицетворяющего Бога-охотника, которому поклонялись братья и сёстры ещё в каменном веке.
Встала, потянулась – как кошка, только вверх, и вдруг ощутила такую усталость от всех этих пашунь и тимов!… Провались они все! Я неплохая тележурналистка, в меру скандальная и весьма обаятельная, а сижу тут в темноте, раскачиваясь, как кобра, и жалею себя… Какого икса?! Подавив острое желание допить ликёр, поискала в тумбочке сигареты – и не нашла. Ну почему так и не научилась оставлять парочку на всякий случай?! Ну почему не могу просто брать, не благодаря и не требуя?!
- Мил, тебя к телефону! Это Игорь.
- Скажи ему, что я умерла!
Подлой мышью мелькнула мысль отыграться на Игоряше. Нет, это всё равно, что поливать лужайку в дождь. Игорёк знает о моих погонях за любовью, о моём одиночестве с Пашуней. В тот жуткий август именно он выпутал меня из телефонного провода, отпоил липовым чаем. Игорь тогда пришел с корзиной изумительных яблок – нереально красных, вызывающе жёлтых, пронзительно зелёных – как шары! Вспомнила! Яблоки благоухали в вазах, на подносах, на тарелках – по всей квартире, а я впитала этот аромат, как запах отчаяния и крушения иллюзий.
…Она улыбается мне из зазеркалья, потому что ведает: вкус ночи – мёд на губах, цвет ночи – на дне колодца, аромат ночи – в ростке священной вербены, в жёлтых звёздочках зверобоя, в водовороте яблоневого цвета. Тирлич-трава, чувствуя шаги нечеловеческие, вытягивается, бормочет, в ладони просится. Дышит, движется темнота – густая, вязкая… Живая…
… Она решительно смывает косметику и безжалостно расчёсывает кудри. Она прекрасна в своём естестве! Её ждут. И Она будет там! На заветной поляне у лесного озера, вдали от городской суеты и посторонних глаз, взметнётся ввысь Великое Пламя Очищающее, блеснёт Магический Меч, создавая конус Силы, и те, кто ведает, будут славить Богиню. Кинжал с белой рукоятью, направленный в сердце, и обращённые в душу взоры не дадут солгать, и я произнесу слова, после которых пути назад уже нет. Да, это мой дух и мой дар! Во мне кровь многих поколений ведьм, колдунов, чародеев – с тех дремучих времён, когда земные женщины родили детей от падших ангелов, и мы унаследовали ведание как цвет глаз или походку. Во мне память тех, кого отправляли на костёр за веру в Предназначение, кого оболгали, но не сумели опутать лукавыми условностями и удобными традициями. Потому что мы ведаем: мир более сложен, чем видимое его отражение, потому что мы ощущаем естественную неразрывность с каждой травинкой, каждым камнем, каждой звездой. Да, мы можем исцелять водой и проклинать ветром, дразнить, морочить, сводить с ума!.. Иногда мы и сами теряем рассудок, не сумев совладать с тем, что внутри нас, или испугавшись того, что ведаем. Вот поэтому так важно принять Силу, признать свой дух и свой дар. Я приклоняю колени в круге Света и впускаю в свою душу Тьму, принимаю право пасть на самое дно и возродиться из собственных слёз...
- Мила, Игорь едет к нам с дыней!
От приступа смеха у меня свело живот и скулы. Уткнувшись головой в горку диванных подушек, я не то молилась, не то ругалась – сквозь смех. Это же надо! Опять Игорь! С дыней! Начинается новый виток в моих орбитальных пилотажах. В следующий раз ко мне прилетит запах дыни?