Автор: Okami-chan
Название: Ненавижу, потому что…
Disclamer: Все права на оригинальных персонажей принадлежат их создателям, к сожалению, автор фика не извлекает из их использования никакой материальной выгоды.
Персонажи: Гин, Гриммджо, Ичиго, Улькиорра, в моментах Айзен.
Жанр: яой
Размещение: Хоть где, тока с шапкой!!!
Рейтинг: NC-17
Примечание: Это мой первый яойный фик, так что могу только мечтать о критике! В фанфике герои предстают в несколько ином цвете, особенно ООС Улькиорры, ну и Гриммджо совсем немножко! У кого не все в порядке с нервами и у кого плохая фантазия, читать не стоит!!!

Там, где земля не знает дневного света, озаряемая только вечной луной, там, где от всего веет холодом. Стоя у окна, он смотрит вниз, туда, где ветер перебирает едва заметные песчинки, смотрит на необъятные просторы Уэко Мундо.
Томный полумрак комнаты заставляет вновь и вновь возвращаться к мыслям, которые терзают его уже несколько недель.
Тишину разрывает звук чужих шагов.
- Гриммджо-сама, вас вызывает Айзен-сама.
Быстро пролепетал мелкий арранкар, едва похожий на человека.
Он чуть оборачивается, специально повышает голос – для сохранения грозного имиджа:
- Да? И зачем?
Гриммджо и сам понимал, что этот низший арранкар ничего не может знать. Как и ожидалось, он ответил:
-Не могу знать, Гриммджо-сама.
Гриммджо лениво поднял руки с рамы подоконника, потянулся, отгоняя все, как он считал не допустимые для себя мысли, накопившейся в его голове, за время пребывания в своей комнате и направился по привычному пути до тронного зала.
По пути, его голову опять заполняют мысли о нем, таком горячем, желанном, далеком:
«Ксо! Ксо! Ксо! Твои глаза, как же они меня раздражают. Когда ты смотришь на меня, мне кажется, что ты знаешь обо мне все, запросто читаешь все мои эмоции и чувства. Так, стоп, какие эмоции, какие чувства, я ведь арранкар, у меня нет души! Кисама! Я ненавижу его больше всех! Он смотрит на меня как на равного! Но дело не только в этом, когда я его вижу, когда он обращается ко мне, когда смотрит на меня своими наглыми глазами, такое чувство будто в груди что-то щемит…»
Он дошел до тронного зала, резко, в привычной для себя манере, распахнул дверь и увидел там вполне обычную картину. Айзен пафосно сидел на троне, а рядом с ним стояла эта лисья морда, которая его постоянно раздрожала. Гин не нравился ему из-за его вечной ухмылки, потому что он не мог понять, что может скрываться за ней, то ли необузданная сила, то ли обычное притворство. Но вот он заметил его… Как всегда, все тот же высокий, тонкий стан и невероятно изумрудного цвета глаза. К Гриммджо пришла мысль, что Гина он ненавидит чуть меньше чем эту отмороженную морду.
- Вы вызывали меня, Айзен…-сама?
У него не было ни сил, ни желания выслушивать очередную лекцию Улькиорры, либо Тоусена о том, как надо разговаривать с владыкой.
- Вызывал, Гриммджо. Но у меня к тебе нет никаких разговоров, а вот Ичимару хочет с тобой… поговорить…
Гин с помощью шунпо мгновенно оказался за Гриммджо. И будто распевая, обратился к нему, перебивая Айзена, только он себе мог такое позволить:
- Гриммджо, пройдем со мной в мою комнату, там нам никто не помешает, и я выскажу всю суть разговора.
Смысл полученной только что информации дошла до Сексты не сразу. Наконец мысленно переварив ее, он подумал «Надеюсь, он собирается меня просто убить». Но все же он последовал за Ичимару.
Всю дорогу до комнаты бывшего тайчо 3 отряда ни Гриммджо, ни Гин, хотя это было очень странно для него, не проронил ни слова. Ичимару лишь загадочно улыбался, а Джаггерджак не хорошо на него косился.
Войдя в комнату, которая не сильно отличалась от его, те же голые белые станы, тот же почти не используемый шкаф, то же огромное окно, если эту дыру прямоугольной формы можно было так назвать и та же огромная кровать. Гин присел на край кровати, Гриммджо остался стоять у двери, чтоб при первом же удобном случае сбежать. Гин начал объяснять суть того, зачем они сюда пришли:
- Гримми-тян, для начала, закрой за собой дверь на замок.
И кинул ему ключи.
Секста попытался вставить ключ в дверное отверстие, но отверстие упорно не поддавалось, еще бы чуть-чуть и Гриммджо определенно бы выбил дверь. Тогда Гин поднялся, встал сзади Гриммджо, так, что их тела плотно соприкасались, положил свои невероятно худые руки на его и медленно вместе с ним закрыл дверь.
- Вот видишь, нужно быть нежнее Гримми-тян - как всегда двусмысленно произнес Ичимару.
Гин отошел в сторону и опять уселся на кровати. Гриммджо казалось, что его бьет в лихорадке, но поняв, что на него смотрит один из приближенных владыки, он быстро постарался взять себя в руки и сделать взгляд а-ля Улькиорра… у него плохо получалось.
Ичимару забавляло такое поведение Гримми и ему еще больше его хотелось.
- И так, Гримми-тян, вы ведь раньше никогда этого не делали, я так полагаю?
Секста не нашел, что ответить, только лишь сделал удивленное лицо.
-Как я и думал. Тогда вам стоит пройти курс подготовки. Айзен-сама сказал, что все арранкары, должны быть достаточно посвящены, во всех сферах деятельности. Поэтому, я буду твоим инструктором в вопросах секса!
- Ичимару-...сан?! Но, зачем мне это?
- Это приказ владыки!
Конечно, на Улькиорру это могло сработать, но не на Гриммджо.
- Этот приказ я отказываюсь выполнять!!!
- Ты хочешь ослушаться владыку?! Вот сам подумай, Заэль будет в этом разбираться, а ты нет! Да и кстати, Улькиорра тоже этому сейчас обучается.
Вдруг Гримми вспомнил, что этот отморозок Шиффер остался наедине с Айзеном-сама, но чтобы подтвердить свои догадки, Секста решился спросить:
- Во-первых почему именно мы трое? А во-вторых, всех будите обучать вы?
Гин заулыбался во всю свою лисью морду.
- Во-первых, мой кавай, я и Айзен решили, что вы самые одаренные арранкары в этом деле, а во-вторых, я не стану перегружать себя, и буду заниматься только с тобой, но все это секрет от других, иначе тоже прибегут и будут проситься - Ичимару говорил все это так убедительно, что Гримми поверил каждому его слову – Ну, а другие: Ульки-тяна и Заэля будет обучать Айзен лично! Все ясно?
Гриммджо показалось, будто на Шиффере он повысил голос, предложение обучиться этому не сильно привлекало Гримми, но раз Улькиорра будет уметь, то и он должен. Он не решительно, но все же кивнул.
- Давай для начала выпьем.
- Зачем? - неуверенно спросил арранкар.
- А ну да, ты ведь даже не знаешь, что такое алкоголь, ну ничего, это даже к лучшему, тогда я научу тебя еще и пить!
- Но я умею это делать! - начинал злится Гримми.
- Ну тогда продемонстрируй - лукаво ответил Гин доставая припрятанную бутылочку саке и наливая чашечку для Гриммджо.
Естественно, Гриммджо не стал бы пить, что попало соответственно спросив:
- Что это?
- А это, мой милый, эликсир счастья!
- Чьего счастья?
- Моего Гримми-тян, моего.
- Хм...
- Не беспокойся, он не отравлен, видишь - Гин осушил чашу и вновь ее наполнил - Пей, или ты боишься Гриммджо Джаггерджак?
И Гримми повелся на его слова, выпив чашу залпом. Пару секунд, Гин вновь наполнил емкость, Гриммджо вновь выпил, затем Ичимару повторил, потом еще раз... Арранкар продержался до восьмой чаши, а затем перед глазами все начало плыть, в голове появилось абсолютное ощущение легкости и пустоты. Гин моментально заметив это, принялся ко 2 фазе своего плана.
- Очень, очень хорошо! Ну не будем тянуть, и прейдем от теории сразу к практике, раздевайся!
Гримми послушно снял с себя всю одежду и небрежно кинул ее на рядом стоящий стул. Гин жадно пожирал глазами тело Гриммджо, ему казалось, что в нем все совершенно идеально и пропорционально, даже дыра пустого. Гриммджо, сам того не подозревая уже долгое время соблазнял Ичимару. Гин подошел сзади к Гримми и лизнул его плечо, обхватывая талию руками. В ответ на это Секста резко развернулся с выражением крайнего изумления, он вдруг почувствовал, как кровь приливает к щекам.
- Ничего не говори, я покажу тебе как это делается, а ты будешь повторять за мной – томно с хрипатой в голосе пролепетал Гин.
Затем он нежно притронулся к губам Гриммджо. Вдруг такое желанное тело прижалось к нему, отдавая жаром. Это было последней каплей.
Гриммджо стоит молча, прикусив нижнюю губу. Жаркое дыхание Ичимару касается его губ. Еще минута, Гин наслаждается победой и затем преступает к решительным действиям, он берет лицо Гримми в свои руки и целует его, нежно, настолько, на сколько он способен и осторожно просовывает свой язычок в чужой рот, Секста не противиться, позволяя углубить поцелуй. Гриммджо, даже сам не ожидая от себя, начал стаскивать с Гина одежду, но так как какие то бесчисленные пуговицы и замочки не поддавались дрожащим рукам, он начал просто ее рвать, что доставляло Ичимару не малые удовольствия. Оторвавшись от сладких губ, Гин остановил Гримми.
- Подожди…
- Что то не так? – удивился Секста.
- Думаю, нам будет намного удобнее на кровати. Но если ты настаиваешь на экстрим, можно и здесь, прямо на полу.
Оглядев тело Гина, Гриммджо верно подметил, что тело Ичимару очень напоминает телосложение Улькиорры. Сам не понимая. с чего к нему пришла такая мысль. Гин тем временем, уже увлек Джаггерджака на кровать, с удивительной легкостью бросая его на шелковые простони, а сам сел ему на бедра, чуть выше колен.
Ичимару начал ласкать Гриммджо, скользя языком по шее, оставляя засос на ключице, спускается ниже и ниже, пока не доходит до соска. Гин обводит его языком, а затем прикусывает его. Гриммджо выгибается, дыхание начинает учащаться, но это только начало. Гин оставляет его грудь в покое, спускаясь ниже, дойдя до дыры арранкара, он просто проводит по ее окружности пальцем. В этот момент мир Гриммджо перевернулся, он испытывал и восторг, и нестерпимую боль, это было великолепно. А когда Гин и вовсе провел по ней языком, из груди Гриммджо вырвался сладкий стон, Гину это чрезвычайно понравилось, но все же он не думал там останавливаться. Секста начал понимать, что возбужден этими ласками до предела, об этом еще говорила его вставшая плоть, которая сейчас упиралась бывшему шинигами в грудь.
«Ксо, это плохо, это очень плохо… Я теряю способность мыслить… Ксояро!» - это были последние связные мысли в голове Гриммджо. Внизу живота, прямо под дырой разливалось приятное тепло, еще больше сбивавшее дыхание.
В это время Гин уже обжигал дыханием кончик члена, а затем играючи лизнул его. Секста вновь застонал, давая понять, что он хочет большего. Ичимару не заставил себя долго ждать и плотно обхватил губами плоть арранкара, втянул в себя всю длину и вновь высвободил свой рот. Таз Гримми сам собой подается вперед, навстречу теплу и ласке, он закусывает край подушки чтоб не закричать, думая про себя- « Только не дрожать, только не дрожать…». Но сам дрожал всем телом. Пальцы вплетаются в шелковистые волосы Гина. Еще несколько толчков и Гриммджо кончает прямо в рот Ичимару. Он проглатывает всю его горячую сперму.
- Какой ты вкусный, Гриммджо Джаггерджак – восхваляет Гин облизываясь – Но ты ведь не думаешь, что это все. Веселье только начинается!
Гин встал с кровати и подошел к шкафу, что то доставая.
- Думаю, ты не очень по хочешь быть порванным надвое в порыве страсти - пролепетал Ичимару, показывая расслабившемуся арранкару смазку.
Гин черпнул немного смазки на пальцы и и стал наносить ее на промежность Гриммджо, лаская, заставляя страдать от нетерпения. А затем Ичимару быстро входит, получается немного жестче, чем он хотел, видя как арранкар стискивает пальцы на простони. Вид Гриммджо, который выгибается под ним и упорно сжимает рот, чтоб не закричать во всю глотку доставляет Ичимару немалое эстетическое удовольствие. Гин медленно вытаскивает свой член, а затем полностью вгоняет обратно, на этот раз арранкар падает на локти и негромко вскрикивает.
- Перестань! - как бы приказывает Гриммджо.
От боли арранкар немедленно отрезвел, в голове стало ясно. Хоть Гин и воспользовался смазкой, но похоже, что он все же был слишком нетерпелив. Но просьбу Гриммджо Гин как бы не замечает, начиная ритмично двигаться.
-А ты довольно узкий Джаггерджак, впрочем это ожидалось от девственника – сбивающимся дыханием произнес Гин.
Гриммджо хотел сопротивляться, но не мог. Он уже давно понял, что Гин что-то подсыпал в тот напиток, который так любезно ему предлагал.
- Прекрати!!! – в тоне Гриммджо слышались нотки испуга.
Но Гин лишь наращивал темп.
-Расслабься, скоро тебе станет совсем хо-ро-шо – последние слова Гин выговаривал с трудом, слишком велик был экстаз, и говорить больше не хотелось.
Отчаянный вскрик боли эхом отозвался в ушах Ичимару, но он ничего не мог с собой поделать. Он навалился на Гриммджо всем телом, цепляясь зубами за его плечо, ни на секунду не сбрасывая темп, продолжая с усилием полностью входить в выгибающиеся под ним тело.
Гриммджо закрыл глаза, по его лицу текли злые слезы. Но ему некуда было деться от этой нестерпимой боли, от этих влажных звуков, от своих же жалобных стонов. Но вдруг он вскрикнул то, чего он сам от себя не ожидал:
-Куросаки!
С начала, Гин не расслышал и решил, что ему показалось, но когда Гриммджо начал шепотом повторять эту фамилию… Ичимару резко отстранился и показал багрянец своих глаз. Он не понимал, почему это так задело его, с какой такой стати Гриммджо вспомнил этого рыжего реоку и именно в тот момент, когда для него мог быть только он!
- Вон – тихо прошептал Гин - Брысь! Ничтожество! – возможно впервые в жизни Ичимару повысил голос.
Шестой был рад, даже тому, что его выгоняют из этой злополучной комнаты. Гриммджо ничего не оставалось, только как с трудом сползти с кровати, собрать остатки своей одежды и практически на четвереньках добраться до своей комнаты.

Пишу дальше, надеюсь мну хватит сил, чтобы добить хотя бы этот фик!!!

МОЛЮ: ОСТАВЛЯЙТЕ КОММЕНТЫ!!!

Название: Красный цвет.
Автор: mr.Bleach
бета: argo(спасибо ему))
рейтинг: R
пейринг: Ичиго/Гриммджо
предупреждение: немного мата


Ему снова снился Лас - Ночес. Ослепительно - белый прекрасный дворец, как из старой сказки.
Во сне было трудно дышать этим спертым воздухом, полным жажды убийства и тяжелой агрессии, словно на грудь навалились все эти поражения, и терзали.
Ему снился Айзен. Широко раскрытые глаза. Удивление. Айзен вновь разговаривал с ним.
- Проснись. Открой глаза, ублюдок.
Горький воздух забрался под челюсть, сжимал горло, не давая говорить или оправдываться.
- Проснись, я сказал.
Ичиго с трудом приоткрыл глаза, словно засыпанные песком. Открывал и закрывал рот, пытаясь вдохнуть глубже, вытолкнуть из своего горла эту тяжесть:
- Хаах...
Дышалось еще труднее.
Подняв руку, поднес её к горлу, пытаясь избавиться от того, что мешало дыханию. Пальцы наткнулись на широкую шершавую ладонь.
- Что? - сипло выдохнув, окончательно проснулся. - А? Гриммджо?
Бывший арранкар сжал его горло сильнее, второй рукой отдирая от своей ладони его пальцы, прижимая его руку к кровати.
Ичиго мотнул головой.
- Что ты делаААА!!!!!
Заорал, когда в его ладонь, с хрустом раскалывая кости, вошел клинок занпакто.
- Заткнись. Прекрати орать. Ты мужчина. - арранкар резко выдернул клинок втыкая его в другую ладонь. Вопли его единственного настоящего противника раздражали. Хотелось заткнуть ему пасть или сломать к чертовой матери челюсть. - Заткнись. - повторил он. - Это всего лишь меч, а в соседней комнате спят твои сестры. Не думаю, что ты хочешь их разбудить.
Упоминание о семье отрезвило захлебнувшегося болью и криком Ичиго. Он стиснул зубы, и нахмурился, тяжело сглатывая.
- Я мог бы отрубить тебе руки, пока ты спишь, чтобы ты больше никогда не смог сражаться Зангетсу. - скалясь, арранкар проворачивал клинок в открытой ране. Шинигами напряженно дрожал всем телом, беззвучно скулил, хрипло, прерывисто дышал. Но страха в нем не было. - Зачем ты забрал меня из Лас - Ночес?
Запах крови сводил с ума, заставлял дышать чаще, заставлял держать себя в рамках.
- Ты больной. - Куросаки с трудом цедил слова, признавая собственную никчемность человеческого тела против белых выкидышей Хугиоку - ни холлоу, ни шинигами, они никогда не будут признаны в Сейрейтеи. - В этом месте ты стал больным уродом!
От боли выступили слезы на глазах, Ичиго до крови закусывал губу. Гриммджо наклонился, вжимая тяжелым телом шинигами в кровать. Тронул пальцами щеку, размазывая чужие слезы.
- Там был мой дом.
Рыжий не ответил, хватал ртом воздух, жмурился. Арранкар медленно вытащил клинок из ладони, отбросил, положил свою тяжелую ладонь на грудь Куросаки, с нажимом провел, смазывая испарину:
- Ты сделал меня человеком. Покажи мне все.
******
Гриммджо приоткрыл глаза, бесшумно сел. Ичиго сидел на полу, зажав в зубах край бинта, пытаясь перевязать себе ладони - пальцы не слушались. На спине и плечах расцветали широкие царапины и укусы.
- Я в школу, сиди здесь. - рыжий даже не повернулся. Гриммджо молча смотрел на взьерошенный затылок. Куросаки поднялся и вышел.
- Юзу! - было слышно,как он спускается по лестнице, - мне нужна твоя помощь.
- Уже иду. Что с твоими руками?!
- Упал.
Арранкар лег обратно, поворачиваясь лицом к стене. После того,что случилось ночью, можно было бы даже поспорить, кто из них более больной.
****
После тяжелой победы в Лас - Ночес, Ичиго стал вести себя очень странно. С одной стороны он был очень рад, что наконец - то все закончилось. А с другой.. С другой стороны лучше было бы, чтобы все осталось по - прежнему, как есть. Чем начнется вторая эпопея Одиссея, что - то похуже Айзена с его идеей мирового господства. да еще этот.. Рэнджи молчал, когда Ичиго принес к Урахаре полумертвого Гриммджо и, встав перед торговцем на колени, склонил голову в почтительном поклоне, касаясь лбом пола, попросил вылечить ублюдка. Создавалось ощущение, что мальчишка свихнулся на этой войне. Ичиго молчал. Рэнджи молчал. Урахара молчал, но лечил арранкара..

- И-чи-гоооо!!! - Кейго с воплем подскочил к однокласснику, подавился очередной глупостью, когда рыжий мрачно посмотрел на него.
- Ты не в настроении?
- Да. - бросив портфель на стол, тяжело сел. К нему подошел Чад.
- Доброе утро.
Ичиго кивнул.
- Что с твоими руками?
- Подрался.
- Это.. он? - сзади неслышно подошел Исида, нахмурился, сложил руки на груди. - Зачем ты притащил его в тот раз? Я пре..
- Замолчи. - Ичиго оборвал его на полуслове, но говорил как - то тихо, устало, даже зло. - Ты ничего не понимаешь.
- И сомневаюсь, что смогу понять. - Квинси толкнул его в плечо, - ты решил покончить с собой таким оригинальным способом? Подойди к Иноэ - сан, она места себе не находит.
Исида сел за свою парту, уткнулся в книгу. Ичиго молча посмотрел в окно. Солнце ползло все выше..

- Куросаки - кун.. - Орихиме поймала его его перед обедом, вытащила из класса, осторожно касаясь пальцами бинтов. - Что случилось? Ты подрался.. с .. с Гриммджо?
Ичиго равнодушно разглядывал стену за спиной Иноэ:
- Да,мы подрались.
"А еще он трахал меня так, что если бы не его пальцы у меня во рту, я бы сорвал глотку и разбудил весь дом." - в голове звучал чей - то сочащийся ядом голос.
Орихиме опустила голову.
- Куросаки - кун, если ты позволишь, я вылечу твои руки..
- Нет, Орихиме. - слишком быстро сказанные слова. Орихиме как - то странно смотрела на одноклассника. Он попытался улыбнуться, осторожно обнял девушку за плечи. - Это лишнее. Это всего лишь царапины.
Орихиме ткнулась лицом в его грудь, моргая часто - часто, пытаясь не расплакаться.
- Хорошо.
"Я не позволю лишать меня ран, которые нанес он.". Ичиго сжал зубы, проводя ладонями по спине девушки.

С остальных уроков он просто ушел, сославшись на травмы, срочные дела и очередь за пенсией для больного на голову отца. Исида качал головой, слушал эту глупую, нелепую, выстраданную ложь. Выходя из кабинета, Ичиго наградил его тяжелым взглядом. Чад молчал, Орихиме уставилась в пол, пытаясь не расплакаться.
***
- Ненавижу дождь.
С трудом открыв дверь, мальчишка разулся, тряхнул волосами.
- Юзу сказала что ты упал. - Ишшин стоял на пороге, разгрызая печенье.
- Не твое дело. - Ичиго нахмурился, прошел мимо отца, задев его плечом, направился к лестнице.
- Может ты позволишь тебя хотя бы перевязать?
Ичиго промолчал, поднялся к себе, толкнул дверь в комнату. Гриммджо сидел на кровати, не открывая глаз, тихо пробурчал:
- Этот бородатый человек. Он шинигами.
- Мой отец? Я знаю. - Ичиго говорил таким тоном, будто был осведомлен, как секретный агент. - Я иду в ванную. Мне нужна твоя помощь.
- Какая?
- Помоги мне раздеться. - рыжий подошел к кровати.
"Посмотри на меня, - говорил его взгляд. - Посмотри. При свете мое тело другое. Посмотри на мои шрамы, коснись их."
Гриммджо молчал.
- Отец сказал, что не хочет меня раздевать, потому что я не женщина. - Ичиго усмехнулся.
"Он врет. - удивился Гриммджо такой простой истине. - Врет так нагло и самоуверенно."
- Идем. - Ичиго не терпел возражений. Забинтованная ладонь коснулась плеча.
Арранкар молчал, изучая нахмуренное лицо парня.
- Я попрошу Урахару сделать тебе гикай. Хочешь? - Ичиго смотрел ему в глаза. - Самый лучший гикай, если Эспада или Айзен живы, они никогда тебя не найдут.
Ичиго говорил громче, сжимая пальцы на плече, пропитывая кровью повязки.
- Ааа??? Ответь мне!!! Я позволю каждую ночь протыкать меня лезвием!!! Ты согласен? Ты останешься?!
В голосе слышалась дрожь. Гриммджо поднялся.
- Купи мне гикай.
***
Потом Ичиго словно слетел с катушек. Словно сломал тот стержень, который всегда удерживал его от безумных поступков. Он мало разговаривал с друзьями, раньше всех уходил домой. Несколько раз Кейго видел его в старом парке, в компании странного парня, с волосами, выкрашенными в синий цвет. Куросаки что - то говорил ему, смеялся, взмахивал руками, несмотря на непроницаемое выражение лица его спутника.
По презрительному фырканью Исиды Кейго понимал, что что - то происходит, но Ичиго молчал и всячески избегал вопросов.
***
- Гриммджо. - Ичиго перевернулся набок, одернул майку. - Ты был в кино?
- М? Нет. Черт возьми. - арранкар потер щеку, осторожно касаясь кожи, забывая об отсутствии маски.
- Идем сейчас.
- Идем.
Джаггерджек думал о том, что шинигами сходит с ума. Его интересовало, что происходит в отравленном потерями и сражениями разуме Ичиго - он слишком быстро повзрослел, он слишком рано умер, он обращался с Гриммджо, как с женщиной. "Пойдем в кино", "Пойдем в парк", "Пойдем в магазин", "Что ты хочешь?" - такие предложения могли поступить в любое время суток, среди ночи или рано утром, во время секса. Ичиго всегда шел напрямую, кроша себя на части, отдавая без остатка, шаг за шагом загоняя себя в тупик. Два дня назад, загибаясь от хохота, Ичиго пытался рассказать ему какой - то смешной случай, Гриммджо растерянно улыбался и кивал. Он понимал Ичиго, когда тот дрался, но он не понимал его человеком. Он не знал, как вести себя, когда они ходили куда - то вместе, или когда занимались сексом. Ичиго мало что запрещал, но когда арранкар пытался обнять его на улице, он вырывался и что - то шипел сквозь зубы.

- Эй,тут хрень какая - то. Скукота.
Ичиго сел в кресло, развалившись поудобнее, Гриммджо сел рядом. Иногда Ичиго прорывало, и он болтал без умолку.
- Ты спал когда - нибудь в кино ночью?
- Я здесь в первый раз. Надо было остаться дома и поспать. - арранкар обнял его за шею, осторожно придушив, удивляясь про себя, как легко и быстро он стал называть "домом" дом Ичиго.
- Эй! - Куросаки хрипло рассмеялся. - убери руку.
Но потом сам ткнулся носом в шею чужака, с трудом сжимая пальцы на запястьях арранкара.
- Почему ты не попросил девченку вылечить тебя? - Гриммджо провел пальцами по бинтам.
- Так надо было. - Ичиго провел ладонью по руке парня, легко поморщился.
Гриммджо хмыкнул. В ответ Ичиго оскалился, провел пальцами по подживающей губе:
- Ты больно кусаешься.
- А что ты хотел от кошки? - арранкар начал привыкать к флирту, который устраивал Куросаки на людях, стремясь подраться и получить разрядку, которой стало нехватать. Он запрещал делать это Гриммджо, но с такой легкостью сам шел на это, утягивая его за собой.
- Ну вы, педики! Дома лизаться будете!
На задних рядах послышались пьяные смешки.
- Что ты сказал? - Ичиго приподнялся, - иди сюда, и дай мне разбить об пол твою тупую башку.
- Эй. - Гриммджо поднялся, слушая перепалку. - Блять, тут шумно. Черт побери. Идем.
Сжав плечо шинигами, потянул за собой, пробираясь мимо задних рядов к выходу.
Он не помнил, кто ударил первым. Он вообще смутно все помнил, только перекошенное,злое и радостное лицо Ичиго и ор. Драться не хотелось.
- Идем.
Гриммджо очнулся, когда Куросаки дергал его за воротник, стирая со своего лица кровь. - Идем.
Арранкар обнял его за шею, взьерошивая рыжие волосы, внезапно со страшной четкостью понимая, что они похожи. Что они звери, с любовной тщательностью вырисованные разными цветами, но внутри них один и тот же цвет - красный. и если кто - то попытается смыть этот цвет, они пойдут на все, чтобы сохранить друг друга. Как же это называется.. Любовь чтоли..
- Идем домой. - Ичиго хрипло шептал, всхлипывал. - Идем домой. Скоро дождь.. А я его ненавижу..

Очень интересный фик, лично мне ооочень понравился. Можно сказать предистория Уэко Мундо...

Автор неизвестен.
Ягуар двигался бесшумно. Большие лапы ступали на белый песок осторожно, словно любой следующий шаг мог стать последним. Зверь замер на миг, вскинув голову. Втянул носом пустой, без запахов воздух, опустил морду к земле. Кажется, какое-то движение – неясное, едва уловимое. Дрожь барханов под лапами. Ягуар на миг закрыл глаза, концентрируясь на чутком слухе, но… Вокруг была только тишина. И чертовы пески. Всегда одни и те же.
Они остались такими же, как в тот миг, когда он впервые осознал себя. Когда оставил позади безликую массу Гиллианов и понял, что сделает все, что угодно, лишь бы никогда к ним не вернуться. Будет рвать клыками глотки и пожирать своих собратьев одного за другим, пока не станет сильнейшим.
Нет, не так. Они ему не братья. Уже не братья. Теперь он – Адьюкас, у него есть имя, и он сам волен решать, что делать. Ему никто не указ. И так будет всегда. По крайней мере, пока не найдется кто-нибудь сильней его, но об этом он не думал.
Ягуар фыркнул, мотнул массивной головой. Уж лучше бы ощущение чьего-то присутствия не оказалось ложным – тогда можно было надеяться на добычу.
Сколько он уже не ел? Возможно, чертову прорву лет. Или это ему только казалось. Здесь, в бесконечных, безжизненно белых песках время будто остановилось. Миг мог тянуться бесконечно, а вечность могла сжаться в точку и промчаться мимо быстрей, чем зверь успевал ее заметить. Но голод преследовал его всегда; он грыз ягуара изнутри, будто червь, отнимал силы, заставлял слабеть. А слабым не место в Уэко Мундо. Ешь или будешь съеден, гласил закон.
Он сожрал многих. Кого-то слабей, кого-то сильней, но попадались еще и такие, кто лишь искусно притворялся сильным. Последних ягуар ненавидел больше остальных, особенно если они тоже были Адьюкасами. Это будто бы ненадолго ставило их в один ряд. Отвращение, захлестывавшее зверя при встречи с ними, могла смыть только кровь.
Вкуса добычи он не чувствовал. Только силу, которая росла внутри, растекаясь по гибкому телу, делая зверя выносливей, умней и хитрее. Доказывая его превосходство.
Вот только добычи не было уже давно. Последний Пустой, которого ягуар завалил, оказался на редкость живучим. Участь жертвы его определенно не устраивала. И эти его щупальца, чтоб их. Надо же было так глупо подставиться, что противник схватил ягуара за хвост и, вздернув над песками, со всей силы швырнул на бархан. Внутри все будто перетряхнули. Добить гада он сумел, но дальше аппетиты пришлось поумерить.
Слишком дорогой ценой далась ему эта добыча. Теперь оставалось позорно прятаться, обходить стороной сильных Адьюкасов и питаться исключительно попадавшимися под лапу мелкими Пустыми. На такой диете сильно не разжиреешь.
Но когда ягуар решил, что может, наконец, завалить неслабого Пустого, те как будто вымерли. Голод грыз все сильнее, а на пути не попадалось никого, кто бы мог его утолить. Адьюкасов, тех так вообще след простыл. Будто разом мигрировали куда, гады. От мелких, прятавшихся в песках Пустых зверя уже тошнило. И он был чертовски зол. К сожалению, проблему это не решало.
Ягуар свирепо рыкнул.
Ну же, паршивые трусы, вылезайте из своих нор! Нападайте и подохните, разорванные острыми когтями, как и положено слабакам! Давайте же, смелей!
Но пески лишь жадно глотали бешеное рычание, не отвечая и не двигаясь. А ведь под ними наверняка сидит парочка червей, выжидающих удачного момента, чтобы затащить глупую добычу в свое логово. Чего же медлят? Неужто боятся?
Ягуар снова рыкнул. Злоба раскаленной лавой билась и кипела внутри, а выместить ее было не на ком. Он присел, прижавшись брюхом к холодному песку, хлестнул хвостом по бокам и молнией сорвался с места. Бесчисленные барханы и редкие скалы проносились мимо, а зверь все бежал, не останавливаясь, дыша глубоко и быстро. Злость понемногу угасала, сворачивалась в иссохший бутон где-то в глубине, но вместе с ней таяли и силы.
Лапы вдруг стали тяжелыми, будто он попал в зыбучие пески. Ягуар замедлил бег, а затем и вовсе остановился. Ребра под костяными пластинами ходили ходуном, он вывалил язык, тяжело дыша. Ну молодец, что сказать. Выдохся. Оставалось дотащиться до ближайших скал – вон они виднеются невдалеке, серые, угрюмые – и рухнуть на песок под их сомнительной защитой.
Как же все-таки по-идиотски вышло. Вспылил на пустом месте, разозлился – больше на себя, наверное, и теперь вот расплачивался за собственную глупость. А ведь если объявится другой Адьюкас, ягуару ох как не поздоровится. Желание встретить противника вмиг испарилось. Сейчас он был катастрофически близок к тому, чтобы из охотника превратиться в жертву – глупую, слабую, такую, которую можно было лишь презирать.
Нужна передышка. Именно. О том, как выкрутиться, он подумает позже. Найдет способ вернуть силы, даже если сам будет на грани истощения. В конце концов, для того, чтобы подохнуть слабаком, он прошел уже слишком много. Остановиться сейчас значило признать, что с самого начала его цель не имела смысла. А ведь за нее он перегрыз уже столько глоток.
Нет, он выживет. Непременно выживет. Только отдохнет немного.
Скалы были уже совсем рядом. Ягуар споткнулся о торчащий из песков камень, свирепо зарычал, но идти не перестал. Черта с два он так легко сдастся.
Наконец, лапы ступили на холодный, шершавый камень. Зверь быстро огляделся, выискивая подходящее укрытие. Опасно, слишком опасно было вот так оставаться здесь, но все же лучше, чем свалиться прямо на песок, не будучи защищенным даже скалами. С таким же успехом он мог признать себя обедом для любого Адьюкаса, который окажется поблизости.
Ягуар бросил настороженный взгляд назад, на застывшие пески. Тихо. Ни единого движения, ни малейшего шороха. Возможно, стоило поверить в удачу, но он не верил ни во что, кроме собственной силы. Поэтому лишь раздраженно фыркнул и осторожно двинулся к небольшому углублению в скале. Какое никакое, а все же укрытие.
Чуть в отдалении один из барханов слабо шевельнулся. Песок всколыхнулся, потек, образуя небольшую воронку, откуда блеснули красные огоньки прищуренных глаз. Проводили силуэт ягуара хищно-жадным взглядом и погасли быстрей, чем он смог их заметить.

* * *

Дурное предчувствие не давало ему покоя. Ощущение того, что кто-то следит за каждым его шагом, оставаясь невидимым, трусливо прячась в своем укрытии, не покидало его с того самого момента, как ягуар добрался до скал. Он словно шкурой чувствовал за спиной чужое дыхание. Слышал скрежет острых зубов. Ловил на себе липкий, оценивающий взгляд. Это раздражало и злило, а ведь сейчас у него не было сил ни на то, ни на другое.
Другой Адьюкас рядом. Уверенность в этом крепла с каждым мигом, но чертова тварюга не спешила показываться, и ягуару не оставалось ничего, кроме как рискнуть.
Зверь широко зевнул, надеясь, что враг увидит это. Надо заставить его думать, что он едва держится на ногах. Вот-вот рухнет прямо здесь. Легкая добыча. А кто откажется от бесплатного обеда?
Ягуар понюхал камни, вяло потыкал в них лапой и, наконец, свалился на бок, тяжело дыша, будто совсем обессилел. Длинный, в костяных пластинах хвост неподвижно свесился со скалы, и только его кончик мелко вздрагивал то и дело, предвкушая охоту на другого охотника. Пока же ему оставалось валяться кверху пузом и ждать, когда противник покажется из логова, уверенный в легкой победе. А еще надеяться, что он окажется слабее голодного ягуара.
Долго ждать не пришлось. Тихое шуршание по камням зверь услышал сразу, как только Адьюкас начал подбираться к жертве. Осторожный, чтоб его. Не кинулся ведь сразу. И двигался странно – ягуар так и не смог различить отдельных шагов, только шуршание, словно Адьюкас тащил по камням все свое тело. Ползучий, стало быть. Такие не вызывали у ягуара ничего кроме отвращения, но если рядом не находилось другой пищи, сгодиться могли и они.
Ягуар слабо шевельнул ухом, все еще притворяясь обессилевшим, только кончик хвоста хлестнул по камням, выдавая напряжение. Ближе, еще ближе. Ползи сюда, гадина, ты здесь не одна голодная.
Внезапно шорох исчез. Ягуар мгновенно вскинулся, метнулся в сторону. Как раз вовремя, чтобы не угодить в стальную хватку толстых колец, сомкнувшихся на том месте, где он только что был. Все вокруг тут же пришло в движение. Казалось, камни заходили ходуном, пытаясь сбросить ягуара. Тот с рыком соскочил на песок и снова прыгнул, не позволяя противнику сомкнуть кольца.
- Шустрый, - пророкотало откуда-то сверху.
Ягуар вскинул голову всего на миг – в следующую секунду пришлось вновь уклоняться от удара толстым хвостом, но и мгновения хватило, чтобы увидеть покрытую шипастой броней голову. Червь. К тому же большой. Больше, чем тот, с кем ягуар мог бы справиться при такой потере сил. Другой бы на его месте сбежал при таком раскладе. Другой – но не он.
Плевал он и на расклад, и на элементарную логику. Битва без жалости и без пощады – вот во что ягуар верил, как верят в свое единственное божество. Кровь и голод, клыки и сила.
Он снова прыгнул: на этот раз не в сторону, а прямо на врага. Когти вскрыли броню и пропороли плоть, оставив за собой четыре глубоких следа. Адьюкас зашипел. Его тело ходило волнами, кольца стремительно разворачивались, стремясь зажать противника в своих тисках. Ягуар скользнул под хвостом червя, протащив брюхо по колючему песку, прыгнул ему на шею. И отлетел на камни, отброшенный массивной головой.
Разница в силе давала о себе знать. Хребет ныл после удара, в голове звенело, а лапы – всегда надежные, сильные лапы – теперь позорно дрожали. Зверь мотнул головой, прогоняя с глаз мутную пелену. Нехило же его приложили.
- Не трепыхайся, малявка, - голова червя оказалась прямо перед его мордой, - Тебе недолго осталось.
Пасть у него была впечатляющей, это стоило признать. Три ряда мелких острых зубов, да еще не по одной сотне в каждом. А под горлом белела незащищенная броней кожа. Ягуар только сейчас смог ее разглядеть. Вон оно, твое слабое место, гадина ползучая.
Прижать уши, оскалиться, рвануться вперед и впиться клыками под горло. Всё за один миг. Зажмуриться, словно это может спасти от шипения, переходящего в режущий слух свист, и кусок за куском рвать белую безвкусную плоть. Только так.
Червь ожесточенно замотал головой, пытаясь сбросить зверя, но тот лишь болтался под его пастью, все глубже вонзая клыки. Кошачьи когти кромсали шею, вцепившись в нее, будто крючья. Заливая гладкую шкуру, кровь хлестала из раны. Она впервые за много схваток казалась такой сладкой, такой желанной. Ягуар глотал ее, едва не захлебываясь.
Он все же не удержался. Лапы соскользнули, и он рухнул вниз. Только сил удачно приземлиться уже не осталось. А вот у червя они еще были. Он навис над ягуаром как скала, казалось, закрыв собой полнеба, но почему-то не нападал. Чего ж тянуть? Его противник был почти повержен, пытался встать, но лапы разъезжались, будто на льду. Осталось только добить и поживиться, наконец, добычей.
Однако уродливая голова червя просто неподвижно висела над ягуаром, и тот лишь сейчас понял, что раздражающее шипение прекратилось. Он вновь попытался встать – тело послушалось. А червь так и не двинулся. Темная кровь из его глотки потекла медленней, будто загустела.
Похоже, противник разом потерял силы. Удача? Может быть. Проверять ягуар не собирался. Главное, не упустить шанс добить. Он отступил на шаг, присел, напрягая мышцы, готовясь к последнему прыжку... Но успел только перекатиться набок, чтобы не оказаться погребенным под рухнувшей тушей.
- Оставить спину незащищенной. Какая неосмотрительность с его стороны.
Ягуар не знал этот голос – тягучий, бесцветный, равнодушный. Зато скользнувший в словах оттенок пренебрежения был ему очень хорошо знаком. Именно с такой брезгливостью он думал о всяком, кто был слабей его.
Чужак бросил на него пустой, ничего не выражающий взгляд. Он был ниже ягуара в холке, лапы тоньше и изящней. Черные точки на них мешались с кровью недавней жертвы, в которой он измазался, а темные полосы на шее и вокруг плечей казались странным узором. Совершенно ненужным, по мнению ягуара, поскольку привлекали излишнее внимание.
Он не выглядел сильным, этот чужак, появившийся из ниоткуда. Всего лишь оцелот. Однако он завалил червя. И пусть тот был ранен, но все же не каждому такое под силу.
Адьюкас. Несомненно. А смотрел на ягуара, как на пустое место. Вот это по-настоящему бесило.
- Это моя добыча, - поднимаясь, прорычал он.
Оцелот спрыгнул с неподвижной туши червя и, усевшись возле нее, принялся спокойно вылизывать лапы, игнорируя предупреждающее рычание ягуара. Тот опустил голову и, не спуская с чужака глаз, начал осторожно обходить его, приближаясь к мертвому червю. Пара глотков свежей крови не утолили его голод. Он нуждался в большем, гораздо большем, чтобы вернуть себе силу. Последние дни без добычи чуть не стали для него роковыми.
- Тебе все равно столько не съесть, - лениво заметил оцелот, закончив с лапами и принимаясь вылизывать свой бок. Повернуть голову к ягуару он не соизволил.
- Не твое дело, - злобно бросил тот. - Это моя добыча.
- Ошибаешься, - спокойно возразил чужак и, наконец, посмотрел на него. - Последний удар нанес я. Слабое место червей не только горло. Еще сзади, на шее, где смыкаются пластины брони.
- Да ну, - мрачно выдавил ягуар. - Какие познания.
- Это не меняет того факта, что на добычу у меня такие же права, как и у тебя.
Сказано это было самым что ни на есть будничным тоном. Как констатация факта, который ягуару давно бы уже следовало принять. И вообще, выглядел оцелот так, будто присутствие здесь другого Адьюкаса нисколько его не волновало. Угрожающая стойка ягуара его, похоже, совсем не пугала.
Такое поведение сбивало с толку. Раньше все было предельно четко и ясно: встретил противника – убей его или он убьет тебя. А вот делиться добычей ягуару еще не приходилось.
- Ешь, - оцелот невозмутимо вернулся к вылизыванию своего бока, - Ты потерял много сил. Глупо будет упустить возможность вернуть их.
Да что он о себе возомнил, этот чужак? Думает, что может приказывать здесь? Еще чего. Пусть он прав, и без его удара червя завалить бы не удалось, но это не дает оцелоту права указывать другим, что делать. И этот его тон – с прохладными нотками снисхождения, будто бы он позволял ягуару разделить с ним добычу.
Ну и ладно, ну и черт с ним. Сейчас единственным, о чем ягуар мог думать, была еда. Еще на одну драку его бы не хватило. Хребет и так немилосердно ломило, да и лапы не ровен час подкосятся. Не хватало только грохнуться прямо тут, при чужаке. Тот и так смотрел на него, будто делал одолжение уже тем, что с ним разговаривал. Высокомерный ублюдок.
Ничего, нужно лишь наесться до отвала, и тогда еще посмотрим, кто тут будет пренебрежительно кривить нос.
Фыркнув в сторону оцелота, ягуар доковылял до туши, ступил в разрастающуюся лужу темной крови. А дальше не думал уже ни о чем. Только рвал клыками мягкую шею, выдирая куски мяса и торопливо заглатывая их. Казалось, он мог съесть червя целиком. Хотя бы из жадности, чтобы сидящему неподалеку чужаку не осталось даже кусочка. Но уже через час брюхо зверя раздулось от мяса, и он, наконец, решил, что пора остановиться.
На сытый желудок думать не хотелось. Ягуар последний раз ткнулся мокрой от чужой крови мордой в тушу и лениво распластался на камнях среди вырванных ошметков мяса. От еды и усталости его клонило в сон, и даже привычно вылизывать лапы было теперь лень. Что уж говорить о том, чтобы надрать уши этому нахалу оцелоту, который за все то время, пока ягуар ел, так и не сдвинулся со своего места. Уже вылизался. Сидит, обняв хвостом лапы, смотрит.
- Чего надо? - ягуар приоткрыл один глаз, повел ухом.
- Ничего, - оцелот брезгливо сморщил плоский нос, видимо, не одобряя, что ягуар не собирался вылизываться после еды. Чертов чистюля. Ну и плевать. На все плевать, пока ягуар сыт и рядом нет врагов.
Кстати, о врагах. Не стоило все же доверять чужаку. Добычи хватит на двоих, это верно, но вот что он будет делать, когда она закончится, еще неизвестно. Только выглядит ведь таким хрупким и неопасным. Ягуар вспомнил глубокую рваную рану на задней части шеи червя, нанесенную оцелотом. Он сильнее, чем выглядит, нельзя об этом забывать. С таким надо держать ухо востро.
- Жрать будешь? - без интереса спросил ягуар.
Оцелот скосил глаза на тушу, сморщился и чихнул.
- Не люблю ползучих, - брезгливо признался он.
Ага. Мало того, что чистюля, так еще и привереда. И как он с такими вкусами вообще здесь выжить умудрился?
- Не будешь жрать – подохнешь.
Оцелот поднял переднюю лапу, обнюхал ее, слизнул, видимо, незамеченную раньше кровь.
- Я не голоден.
- А?
- Полагаю, помимо общего истощения у тебя еще и со слухом проблемы.
- Заткнись! Я все слышал, - хвост ягуара раздраженно дернулся, хлестнув по вытянутой задней лапе. - На кой тогда тебе сдался этот червь?
- Если бы я не убил его сейчас, позже он убил бы меня. Я не пренебрегаю шансом поохотиться. Простая логика выживания.
Подумаешь, логика. Умный какой. Единственно верную логику ягуар видел в том, чтобы пожирать слабых и становиться сильней самому. О том, что будет потом, он никогда не думал. Какой смысл? Только голову зря ломать.
Значит, пока оцелот не голоден, его не стоит опасаться, а если проголодается, туши червя с лихвой хватит на двоих. А еще это значит, что ягуар, наконец, сможет поспать. Большего и не нужно.Темнота схлынула так же внезапно, как и накрыла. Ягуар разлепил веки, поднимая голову с камней. Слабость ушла, оставив после себя лишь неприятные воспоминания и легкое головокружение, а вот хребет все еще ломило, хотя и меньше, чем раньше. Ерунда, бывало и похуже. Заживет, никуда не денется, ну а пока придется не так резво прыгать.
Ягуар зевнул, поднялся на лапы.
- Если ты всегда столько спишь, то я поражаюсь тому, что ты до сих пор не пошел на корм какому-нибудь Адьюкасу, - язвительно прокомментировали сбоку.
Чужак. Все еще здесь. Почему-то ягуар думал, что не застанет его, когда проснется, но нет же – оцелот мало того, что никуда не делся, так еще и потрошил теперь брюхо червя, вырывая самые мягкие и лакомые кусочки. Ел он неторопливо и аккуратно, стараясь лишний раз не измазаться в крови.
- Отвали, - вяло огрызнулся ягуар.
Облизнулся по привычке и только сейчас вспомнил, что так и свалился вчера, заляпанный кровью. Теперь она засохла на морде липкой коркой и ужасно чесалась. Ягуар попытался содрать ее лапой, но только заработал себе лишний порез от собственных когтей. Разозлено шипя, он попробовал снова. Результат оказался тем же.
- Слижи, - посоветовал оцелот. Он отвлекся от еды, чтобы посмотреть, почему ягуар вертится на месте, словно пытается поймать что-то невидимое у себя на носу.
Тот рыкнул, давая понять, что как-нибудь обойдется и без чужого участия, но вскоре был вынужден признать, что это единственный способ избавиться от запекшейся корки. Оцелот с вялым интересом наблюдал за его мучениями. Наконец, ягуару удалось вычистить заляпанные лапы и брюхо, а вот с мордой все оказалось сложней. Что мог, он слизал, но достать бурую полосу, идущую от носа до лба, ему никак не удавалось. Это ж надо было умудриться так измазаться. Невелика беда, если подумать, но… под коркой крови морда немилосердно чесалась. И этот зуд был хуже самого зверского голода.
- Поверить не могу, - оцелот сокрушенно покачал головой, затем плавно поднялся, оставив свой кусок мяса, и неторопливо приблизился к ягуару. Его хвост покачивался из стороны в сторону в такт каждому мягкому шагу. - Ну-ка, замри.
- Чего?!
- Я сказал, не двигайся.
Низко опустив голову и отступив на шаг, ягуар предупреждающе зарычал. Оцелота это, впрочем, не впечатлило.
- Одно из двух – или ты раздерешь себе морду, или позволишь мне слизать кровь. Выбирай сам. Мне без разницы.
Взгляд равнодушный, без тени эмоций. Но и не враждебный. Ему и вправду все равно. А раз нет интереса – нет и повода для драки.
Рычать ягуар перестал, но подпускать к себе чужака все еще не спешил.
- Да или нет? Не хочешь – дело твое.
Он уже развернулся, чтобы уйти, когда ягуар, наконец, нехотя буркнул “ладно” и распрямил согнутые лапы.
- Наклони голову, иначе я не достану.
- Мелкота, - самодовольно хмыкнул ягуар, однако морду опустил.
Оцелот не удостоил его ответом, но в его взгляде и без того можно было прочесть – “бестолковая громадина”. Повезло, что ягуар читать по глазам не умел, а потому ничего не заметил.
Язык у оцелота оказался теплым и шершавым, и справился он всего за пару минут. Фыркнул, облизываясь:
- Больше шуму было.
И не сказав больше ни слова, вернулся к еде.
Ягуар поводил носом для проверки. Морду больше не стягивало при каждом движении, да и проклятый зуд пропал. Осталась лишь быстро высыхающая слюна оцелота, но она никаких проблем не доставляла, так что можно было вздохнуть свободно.
Зато в животе снова громко заурчало. Еда. Точно. Как он мог забыть?
Ягуар бросил взгляд на чужака. Тот неторопливо отрывал куски мяса, содрав когтями жесткую броню червя. А говорил, что ползучими брезгует. Врал, выходит. Спрашивать у него самого ягуар не собирался. Не хватало еще раз нарваться на лекцию о логике выживания. Нет уж, спасибо. Прошлой хватило по уши.
- У тебя имя есть? - бросил ягуар сверху, запрыгнув на червя. Отсюда оцелот казался еще меньше, и это заставляло думать, что их разница в силе была не столь уж и велика.
Чужак поднял голову. Странный он все-таки. Все одинаково белые, а этот словно раскрашенный тушью. Черные пятна и полосы под глазами. Даже уши и те черные.
- Глупый вопрос. Я ведь Адьюкас.
- Я тебя не об этом спросил, пятнистый. Твое имя. Скажи его.
Оцелот смерил ягуара изучающим взглядом, будто впервые увидел. Зачем ему это? Впрочем, без разницы.
- Улькиорра Шиффер. Это что-то меняет?
- Абсолютно ничего.
Оцелот облизнул нос.
- Я думал…
- А ты поменьше думай, - бесцеремонно оборвал его ягуар, - Глядишь, и проживешь дольше.
Он вырвал приличный кусок мяса – самый лучший, из спины – и бросил его вниз, прямо к лапам оцелота. Пусть не думает, что услуга останется неоплаченной.
- Гриммджо Джаггерджек. Это мое имя. А теперь жри ползучего, пятнистый. Прохлаждаться осталось недолго.

* * *

Туша мертвого червя не могла не привлечь незваных гостей. Сначала объявились те, что помельче, потом их сородичи покрупнее. Когда оцелот перегрыз глотку уже седьмому Пустому-падальщику, пытавшемуся оттяпать кусок их добычи, стало ясно, что надо уходить. Вскоре могли появиться те, с которыми сразу и не сладишь, а подставлять собственную шею из-за полуобглоданного червя не хотелось.
Именно это и имел в виду Гриммджо, когда говорил, что им недолго осталось прохлаждаться. Впрочем, это было неважно. Он восстановил силы, боль в спине прошла, и лапы больше не дрожали, когда он наносил добыче удар. Но тешиться мелкими Пустыми – развлечение для слабаков.
А он хотел стать сильнейшим.
Вастар Лордом.
И никто не смог бы заставить его свернуть с этого пути.
Позади остались Гиллианы, безмозглые и неуклюжие, и если он не хотел вернуться к ним, выбор был лишь один – пожирать других Адьюкасов. Любого, кто встретится на пути, любого, кто осмелится сказать, что он сильнее.
Улькиорра был Адьюкасом. Причем Адьюкасом с отвратительно высокомерным, циничным и мерзким характером. Но он никогда не говорил, что сильнее Гриммджо. Не смотрел на него, как на добычу. Как на дурака – да, как на охотника – да, как на добычу – нет. Поэтому когда от червя осталось лишь то, что не жаль было пожертвовать падальщикам, ягуар молча ушел.
Дремавший на камнях оцелот лениво приоткрыл один глаз. Зевнул и снова закрыл его. Каждый выбирает сам, и навязывать другому свое мнение – дело, как минимум, неблагодарное.
Улькиорра не собирался останавливать Гриммджо. Другое дело, что он и сам уже собирался уходить. Простое совпадение, ничего больше. Именно это он и сказал ягуару, когда тот резко обернулся, услышав мягкие шаги оцелота.
- Убирайся.
- С какой стати? - ровным голосом поинтересовался Улькиорра. Он сделал еще пару шагов и замер. Все же не стоило недооценивать силу и решимость ягуара, а поговорить можно и отсюда.
- Нам не по пути.
- Верно. Мне просто в ту же сторону, что и тебе.
Хвост ягуара нервно хлестнул по песку, затем по бокам. Зверь прижал уши, оскалился. Оцелот предупреждению не внял. Как сидел невдалеке, так и не шелохнулся. Только зрачки сжались в почти незаметные точки, да кончик хвоста раздраженно дергался, будто бы сам по себе.
- Почему?
- Потому что я так хочу.
Ягуар все-таки прыгнул. Сорвался с места белой молнией, злой, неуловимой, думая, что застанет противника врасплох своей скоростью. Не на того нарвался. Оцелота уже не было на месте, когда Гриммджо выбросил вперед лапу. Когти вспороли воздух, песок брызнул в стороны, но единственное, что ягуар успел, это развернуться. Дальше было лучше не дергаться, потому что всего в паре миллиметров от его морды застыли выпущенные когти Улькиорры. Смертельно опасные, ждущие.
- Если хочешь вернуться обратно к Гиллианам, рискни напасть. Я могу разорвать тебя на куски прямо сейчас, а могу забыть обо всем этом. Выбирай сам. Мне без разницы.
Протестующий рык застрял у ягуара в горле, словно непроглоченная кость.
- Не по пути, - хрипло выдавил Гриммджо, - Просто… в одну сторону.
Улькиорра втянул когти. Уселся на песок и невозмутимо принялся чесать задней лапой за ухом.
Ягуар закрыл глаза, чтобы этого не видеть. Зверски хотелось вспороть проклятому оцелоту брюхо, но он сомневался, что даже это заставило бы его хоть на миг изменить своему обычному равнодушию.С присутствием чужака пришлось смириться, и это, так же, как дележ добычи, случилось в жизни ягуара впервые. Надо отдать должное оцелоту, его компания, пускай и была навязана, но обременительной ни в коей мере не казалась. Они действительно просто шли “в одну сторону”.
Улькиорра всегда был в нескольких метрах позади ягуара. Бежал ли мелкой рысью, спокойно брел ли, озираясь, – расстояние между ними не менялось. Охотились они тоже каждый для себя и добычей уже не делились.
Гриммджо ждал, что оцелот снова заговорит, отпустит какой-нибудь меланхоличный комментарий или скажет, каким дураком ягуар оказался в очередной раз, когда едва не подставился под удар копыт встречного Адьюкаса. Но Улькиорра молчал. Спокойно сидел в стороне, наблюдая за охотой ягуара, или вообще методично вылизывал пятнистые лапы, будто бы происходящее его никаким боком не касалось.
Он не был на стороне Гриммджо, но не был и на стороне его врагов. Лишь на своей собственной.
Со временем ягуар стал ждать каждой охоты Улькиорры. Наблюдал за его движениями, ударами, за тем, как тот уклонялся и как атаковал. Учился видеть слабые места противника, выбирать нужный момент. И становился сильнее день ото дня.

* * *

Первым, кто заметил неладное, стал опять-таки оцелот. Он вообще был гораздо проницательней ягуара не только в том, что касалось охоты, но и всего остального.
Пустые начали вести себя странно. Те, кто мог, забились в норы. Те, кто нет, бежали. Не бродили, как обычно, по пескам в поисках легкой наживы и не караулили добычу, кто как умел. Нет, они бежали. Бежали так, будто в Уэко Мундо появился кто-то страшней его постоянных обитателей. Пустыня, и без того не шибко оживленная, теперь практически вымерла. Даже мелкие Пустые-падальщики исчезли.
- Что-то происходит.
- А? - Ягуар резко обернулся, замерев с поднятой лапой. Последний раз Улькиорра говорил так давно, что Гриммджо уже почти забыл, как звучит его голос. - Ты о чем?
Оцелот подошел ближе, задумчиво глянул по сторонам, капнул лапой песок.
- Посмотри вокруг.
Все еще не понимая, что происходит, ягуар поднял голову и окинул настороженным взглядом окружавшие их неподвижные барханы. Ничего и никого, не считая, конечно, скучающего месяца, застрявшего в скрюченных ветвях кварцевого деревца. Так он и сказал.
- Вот именно, - кивнул оцелот, будто бы это все объясняло.
- И?
- Может, ты и стал сильнее, но ума у тебя точно не прибавилось.
- Чего?! - угрожающе зарычал ягуар.
- Тихо, - Улькиорра опустил голову, принюхался, а в следующую секунду в Гриммджо полетел разгребаемый лапами песок.
Возмутиться ягуар не успел. Оцелот выпрямился. В зубах у него бешено извиваясь, дергался мелкий, похожий на раскормленного хорька Пустой-грызун. Последнего такого они видели уже давно. Гриммджо попытался его поймать, но гаденыш оказался слишком шустым: юркнул в песок, только его и видели. У Улькиорры тогда был такой взгляд, будто ягуар сел в лужу, как котенок, а Гриммджо хотелось провалиться сквозь песок прямо на месте.
Оцелот брезгливо скривился и выплюнул добычу. Грызун тут же попытался удрать, но лапа Улькиорры, придавившая его к песку, не оставила Пустому ни шанса. Впрочем, вырываться и истошно верещать это ему не мешало. Чуть сдвинув лапу к тонкой шее, оцелот надавил сильней. Грызун сдавленно захрипел и тут же заткнулся.
- Сожрать хочешь? - без особого интереса осведомился Гриммджо. Мелкие Пустые его не особо интересовали. Мяса в них было на один жевок, зато, пока такого поймаешь, умаешься.
- Поговорить, - меланхолично отозвался оцелот.
Ягуар издал звук, похожий на презрительный смешок.
- С этим? На кой надо-то? Лучше сожрать.
- Это успеется.
Грызун, видимо, не согласный с такой участью, пронзительно заверещал, даже несмотря на сдавленное горло. Оцелот предупреждающе зарычал в опасной близости от его головы, и Пустой снова утих. Зато колотило его так, будто Улькиорра его не придавил, а тряс. Даже маска на узкой мордочке испуганно дрожала.
И зачем оцелоту понадобился мелкий гаденыш? Ни поесть толком, ни охотой не насладиться. Мусор, одним словом. Желание поговорить, озвученное Улькиоррой, в голове у ягуара вообще не укладывалось.
- Почему все бегут?
- Выжить! Выжить! - пискнул грызун. Костяная мордочка клацнула мелкими зубами. - Все хотят выжить!
- То же мне новость, - буркнул ягуар, плюхнувшись на зад. Чего зря стоять, когда и так ясно, что пока оцелот не выбьет из сопляка нужные ему ответы, дальше они не двинутся. Раз уж представилась возможность передохнуть, грех не воспользоваться.
- Все бегут оттуда, где встает луна. Что там?
Пустой вцепился коготками в держащую его лапу, выпучив глаза.
- Чужаки! Чужаки! Я видел!
А вот это уже становилось интересным. Ягуар навострил уши. Стало быть, в песках Уэко объявились незваные гости. И, похоже, далеко не слабаки, коли Пустые разом кинулись врассыпную при их появлении.
- Чужаки? - судя по взгляду оцелота, все мысли Гриммджо он читал у него на лбу. - Сколько их?
Грызун отчаянно заверещал и снова попытался вырваться. Его задние лапки изо всех сил молотили по песку.
- Если не будешь дергаться, отпущу, - пообещал Улькиорра.
У Пустого тут же случился приступ красноречия.
- Трое! Трое! Не похожи на нас, совсем не похожи! Они строят высокие стены и собирают сильнейших Адьюкасов! Всех-всех!
Большего ягуару не требовалось. Там, впереди, ждали сильнейшие. Вот он, его шанс.
- Нам нужно бежать! Бежать, пока можно!
- Кому это, нам? - Гриммджо довольно оскалился, поднимаясь с песка. - Пусть бегут слабаки, а я иду прямо туда, к чужакам.
- Дурак! Дурак! - заверещал грызун.
Возможно, он добавил бы что-то еще, если бы не Улькиорра, который с хрустом раздавил ему голову и закинул обмякшую тушку Пустого в пасть. Веришь хищнику – готовься стать обедом. Таковы законы Уэко Мундо.
Оцелот проглотил добычу и тут же принялся вылизываться. Гриммджо поморщился, но ничего не сказал. Конечно, обычно он делал то же самое, но когда того требовала ситуация, любая привычка могла подождать. А сейчас как раз такой случай. В Уэко пришли чужаки и чужаки сильные. Не было ни времени, ни смысла торчать тут и дальше.
Улькиорра же такую поспешность явно не одобрял и спешить не собирался.
- Что ты будешь делать, когда найдешь чужаков? - неожиданно спросил он.
Ягуар на секунду растерялся. Что за глупый вопрос?
- Драться!
- Ну и дурак, - спокойно сообщил ему оцелот, как обычно напрочь игнорируя чуть ли не дыбом встающие костяные пластины на спине ягуара. - Будешь каждый раз кидаться в драку, не узнав противника поближе, недолго протянешь. А однажды нарвешься на того, кто окажется тебе не по зубам.
Говорить так, что ягуар чувствовал себя, будто ему в морду кинули горсть песка, умел только Улькиорра. Ровно, размеренно, безжалостно. Каждым словом методично вбивать в голову Гриммджо его ошибки – уже совершенные и еще только предстоящие. За это его можно было ненавидеть, и ягуар так и делал. Хотя бы некоторое время. Потом ненависть отступала, сменяясь глухим раздражением, а затем и вовсе забывалась.
Улькиорра говорил то, что думал. Так же, как и Гриммджо, в конце концов. И, наверное, поэтому приступы злобы, вызываемые репликами оцелота, проходили довольно быстро.
- Я все равно пойду, - упрямо заявил ягуар. - Можешь оставаться. Я тебя за собой не тащу.
- Разумеется. Только я не говорил, что не собираюсь туда идти. Я говорил, что прежде чем кидаться в драку, нужно узнать о чужаках побольше. Ты как всегда слышишь только то, что хочешь слышать.
Ягуар упрямо засопел.
- Ну и что мы знаем? - оцелот смотрел на него выжидающе.
Гриммджо уселся на задние лапы. Почему-то когда Улькиорра заставлял его думать, ему сразу зверски хотелось чесаться. Просто сил нет, как хотелось. Так что он почесался. Вдумчиво так, вывернувшись, насколько смог и от удовольствия стуча задней лапой по песку.
Улькиорра следил за всем этим со скучающим видом.
- Чужаки сильные, - наконец, выдал ягуар.
- Это все, до чего ты додумался?
- Не так, что ли?
- Так. Только мало знать одно это.
- Чтобы узнать больше, нужно туда сначала добраться, - резонно заметил Гриммджо.
Оцелот поднял лапу и, глядя на нее задумчивым взглядом, пару раз выпустил и убрал когти.
- Так ведь это не я тут сижу и чешусь.
Этого было достаточно, чтобы Гриммджо почувствовал себя последним идиотом.Белые стены выросли на горизонте быстрей, чем ягуар ожидал. Они, казалось, подпирали черное, беззвездное небо Уэко. По крайней мере, точно не дали бы ему упасть, если б оно вдруг вздумало рухнуть на пески.
Гриммджо замер на месте, задрав голову и приоткрыв пасть.
- Впечатляет, - сухо отметил Улькиорра. - И я даже чую других Адьюкасов.
Ягуар втянул носом воздух, ставший теперь каким-то другим. Не пустым. Он возбужденно переминался с лапы на лапу, его уши едва заметно подрагивали. Чем ближе они подходили к этим стенам, тем яснее становилось – странным образом их сила росла.
А вот оцелот нервничал. Для Гриммджо в новинку было видеть его таким. Улькиорра то и дело останавливался, тревожно принюхивался и рыл носом песок, словно выискивая что-то, чего ягуар не чуял.
Когда вздымающиеся прямо из песка башни были уже совсем близко, они наткнулись на толпу Меносов, которые послушно ворочали камни, подгоняемые Адьюкасами. Нагромождение скал, оказавшееся поблизости, послужило хорошим укрытием, так что ягуар и оцелот смогли с безопасного расстояния наблюдать за происходящим. Судя по всему, строительство было в самом разгаре.
Ягуар никогда не видел столько Пустых сразу. Странно, но они не нападали и не рвали друг другу глотки. Только бродили, таская камни, будто им кто приказал.
В воздухе чувствовалась какая-то неведомая сила, которой просто невозможно было не подчиниться. Что-то, чему не могли противиться низшие Пустые, влекло Гриммджо туда, вниз, к белым стенам и высоким башням. Лапы сами сделали шаг, затем другой, а ягуар все не мог оторвать взгляда от нескольких Альюкасов, столпившихся в кучу вокруг… Кого?
Зверь тряхнул головой, отбрасывая наваждение. Глянул на оцелота. Тот ожесточенно тер лапой нос, тоже сопротивляясь неслышимому зову.
Чужаки. Их рук дело. Точно. Подумать только, что он почти поддался этой силе. Как последний слабак. Ну уж нет, так просто с ним не справиться. Проснувшаяся ярость выпустила когти, рванула нутро, толкая в драку. Разорвать в клочья, выпустить кровь. Убить. Убить! Убить!!
Он не ждал боли. Тем более такой, от которой багряный туман перед глазами вмиг рассеялся. Оцелот стоял прямо перед ним, загораживая узкий проход между скалами, ведущий в долину с белыми стенами. Как он оказался здесь? Ведь стоял вон там, глядя вниз.
- Ты меня вынудил, - без тени раскаяния в голосе произнес Улькиорра.
Гриммджо сморщился, но тут же тихо взвыл. Морду жгло, будто по ней только что полоснули когтями. Судя по ощущениям, кстати, так оно и было.
- Ублюдок.
- Могу сказать то же самое.
Четыре кровавые полосы на плече оцелота явно не способствовали улучшению его настроения. А ягуар ведь не помнил своего удара. Совсем. Последнее, что всплывало в памяти, это внезапное бешеное желание сорваться с места, налететь на стаю Адьюкасов там, внизу и раскидать их. Как ураган. Яростно и зло. Но желание это было каким-то странным. Словно чужим, навязанным. Гриммджо ведь дураком не был. Потому что только дурак кинется на толпу Адьюкасов в одиночку.
- Оно сильнее нас, - оцелот, наконец, озвучил то, в чем Гриммджо ни за что бы не признался ни себе, ни кому-либо еще. - Надо уходить.
Ягуар мотнул головой, зарычал протестующе.
- И дальше таскаться по пустыне, довольствуясь слабаками?
Вот теперь Улькиорра точно смотрел на него, как на слабоумного.
- Я хочу стать сильнее. Здесь именно то, что я искал.
- Смерть?
- Сила!
Оцелот переступил с лапы на лапу, явно нервничая. Фыркнул:
- Ну и дурак. Если хочешь, оставайся. Я ухожу.
Он развернулся, намереваясь уйти. Кончик хвоста хлестнул ягуара по носу, заставив того сморщиться и чихнуть. Мол, ну и сиди тут, бестолковая громадина, с дураками водиться – себе дороже. Даже спина оцелота, казалось, выражала его внутреннее негодование. Ну бывают же такие упертые тугодумы, как этот ягуар, будь он неладен!
Далеко уйти Улькиорре не удалось.
Воздух зазвенел, тихо, протяжно. Звон въедался в тело, проникая в самое нутро, заставляя понять, что от него некуда деться.

Спи, мой малыш, засыпай,
Ты можешь теперь отдохнуть.
Не думай и не гадай,
Хорошему мальчику время уснуть.

Незнакомый голос плавал в воздухе незримой паутиной, оплетая, одурманивая. Звон перестал быть однотонным, распался на звуки и вновь сложился уже в легкую, плавную мелодию.
Ягуар рванулся было прочь, но, сделав шаг, покачнулся и с ослабевшим рыком тяжело рухнул на камни. Словно кто-то вытянул из него все силы. Легко, с усмешкой.
- Я же… говорил… что надо… уходить… идиот… - с трудом выталкивая слова, прошипел оцелот. Он смог чуть больше – сделал три шага прежде, чем тело отказалось слушаться. Затем лег на лапы, уже не сопротивляясь, и закрыл глаза. Он продолжал шипеть, уже тише, но все так же обвиняюще. Ягуару пришлось еще раз пять-шесть выслушать о том, какая он бестолочь и тупица, и что надо было бросить его тут подыхать раньше, а не останавливать, когда он поддался навязанному и неконтролируемому приступу ярости.

Где же кормилица, знаешь, малыш?
В родную деревню ушла.
Не надо бояться, пока ты не спишь,
Ведь скоро вернется она.

Хотелось спать. Безумно.
И этот чертов голос. Он ведь смеялся над ними. Мелодия звучала в их головах, повторяясь снова и снова, а в голосе – тягучем, как патока, и таком же приторно-сладком – звучала насмешка.
Глаза слипались, будто чья-то ладонь заботливо закрывала их. И откуда эта тяжесть в теле? Головы не поднять и не защититься никак – музыка оплетала тончайшими нитями, пеленала в кокон.

Что принесет она к ночи,
Ты ведь хочешь узнать?
Барабан, что громом грохочет,
И флейту, чтоб на ней играть…

Попались, как наивные котята. И как ни рычи, уже не вырваться. Да и рычать сил не осталось. Проклятая мелодия просочилась внутрь, вытянула все без остатка.
А потом нахлынула темнота.Первым, что ягуар почувствовал, был запах. Приятный, ненавязчивый. И необычный. В Уэко немного запахов, а какие есть, почти все одинаковы. Сухой песок, кварцевые деревья да скалы – большое ли разнообразие? А этот был другой, непохожий ни на что, с чем приходилось сталкиваться раньше.
В голове стало неожиданно ясно. Сковавшая разум серость исчезла вместе с давлением чужой воли. Ягуар очнулся резко, будто его толкнули в бок. Кстати, про бок. Что за подозрительная тяжесть? Словно что-то давит на ребра.
Гриммджо шевельнулся, поднял голову с лап и посмотрел назад. Ну конечно же. Оцелот. Стало уже привычным видеть его, каждый раз открывая глаза. Вот только впервые ягуар проснулся с ним рядом. Да какое там “рядом” – Улькиорра лежал у него под боком, уткнувшись мордой ему в ребра. Округлые черные с белыми пятнами уши слабо подрагивали во сне. Нет, ну надо же, а! Развалился тут, будто на отдыхе.
- Эй! Хватит дрыхнуть!
Ягуар поднялся. Голова оцелота, оставшись без опоры, разумеется, тут же съехала на пол. Зубы громко клацнули, когда морда ткнулась в каменные плиты. Улькиорра нехотя разлепил глаза. Мда, такой взгляд, да еще прямо после пробуждения… Врагу не пожелаешь. Недоволен, что разбудили. Ну а кто ж виноват?
- Где мы?
Вопрос заставил Гриммджо оглянуться. Незнакомый зал, серые каменные плиты под лапами, высокие, уходящие в темноту стены – все это он видел впервые. Ни привычных песков, ни вечного обглоданного месяца не было, и от их потери становилось как-то неуютно. И еще этот запах. Чужой. Все чужое.
И с какой вдруг стати от него требуют ответа? То, что он проснулся раньше, еще не говорит о его осведомленности.
- А я знаю? - встречным вопросом отмазался Гриммджо.
Оцелот, судя по всему, ничего вразумительного от него и не ждал. Встал, потянулся, как ни в чем ни бывало, прогнув спину и выпустив неприятно чиркнувшие по каменным плитам когти.
- В голове туман.
- А у меня нет, - гордо сообщил Гриммджо и донельзя довольный собой плюхнулся на задние лапы.
- Наверное, потому что там и так пусто, - флегматично предположил Улькиорра.
Ягуар мысленно пообещал себе при удобном случае поквитаться с оцелотом за эту наглость. Не сейчас, конечно, сейчас у него другие проблемы. Но однажды – непременно. Когда список того, за что Улькиорре хотелось оторвать голову, станет гораздо больше.
Оцелот принюхался. И тут же рывком развернулся, предупреждающе шипя, выгнул спину. Ягуар проследил за его взглядом, прислушиваясь к собственным ощущениям. Тот угол. Верно. Оттуда словно тянулись липкие нити, такие же, что поймали их в сеть заклинания совсем недавно.
Улькиорра бешено шипел. Костяные пластины на его хребте встали дыбом, пасть приоткрылась, позволив увидеть аккуратные клыки. Гриммджо еще ни разу не видел его таким. Разъяренным, ощетинившимся… испуганным?
- Вы меня раскрыли, - тьма в углу зашевелилась, выпуская из объятий человека в белом. Он ухмылялся широко и хищно, ничуть не хуже самого ягуара, когда тот видел подходящую добычу. - Как нехорошо. Я планировал еще немного понаблюдать за вами, оставаясь незамеченным.
Его голос – уже знакомый, ядовито-сладкий – звучал, казалось совсем рядом, хотя человек не спешил приближаться. Он стоял невдалеке, покачиваясь с пятки на носок, и судя по всему, то, что Улькиорра был готов вот-вот броситься на него, его нисколько не волновало.
- Не хорошо, как же нехорошо получилось, - он шаркнул ногой по каменным плитам, поднял правую руку и задумчиво посмотрел на ладонь, будто держал в ней что-то невидимое, - Айзен-сама еще не вернулся, а зверушки уже проснулись. А ведь заклинание было сильное. И песенку я совсем недавно придумал… Неужели я старею?
В его руке блеснула полупрозрачная сфера. Человек аккуратно отделил от нее тончайшую нить и оставил ее висеть в воздухе, мерцая и переливаясь.
- Ну ладно, тогда попробую еще разок.
Сфера в его руке завертелась волчком, нити полетели в стороны, танцуя и сплетаясь в безумном танго. Улькиорра атаковал слишком поздно – искрящаяся паутина накрыла его уже в прыжке. Не помогли ни когти, ни клыки. С каждым движением все больше нитей облепляли его тело, плетя вокруг него прозрачный кокон.
А человек в белом улыбался. Его тонкие губы шевельнулись, начиная заклинание. Бросаясь вперед, ягуар уже знал, что до цели ему не добраться. Но разве это что-то меняло?

Спи, мой малыш, засыпай,
Ты можешь теперь отдохнуть…

Тело наливалось тяжестью, глаза закрывались. Даже желание вспороть улыбающемуся чужаку глотку – горячее, бьющееся внутри несуществующим пульсом – словно тускнело, покрывалось пылью. Казалось глупым и неосуществимым. Забывалось.

Не думай и не гадай,
Хорошему мальчику время уснуть…

Голос пел тихо, почти ласково, и кроме него, такого ненавидимого и желанного одновременно, в мире не осталось больше ничего.
- Эти двое сильные. Айзен-сама будет доволен, ведь я достал ему такие замечательные игрушки.

Ваще мало людей читают мангу Блич, а хотелось бы с кем-нидь обсудить последние главы. Хотя аниме штампуют так же как и мангу, каждую неделю выходит новая серия. Но все же это не то! Скалько вопросов в голове после прочтения новой главы, да ваще после последних глав:
Умет ли Гриммджо? (Если да, то я перестану смотреть Блич!)
Какой у Шухея шикай (банкай у него врят ли есть, хотя... мало ли)?
Насколько силен Старк, не ваще вся тройца???
Увидим ли мы реализ Улькиорры? (вполне возможно)
Орихиме так и будет тупо на всех пялится и ниче не делать или догадается кого нидь вылечить?
И т. д.

Кто читает мангу Блич! Отзовитесь!!!

Хоть это и откровенное насилие... но мне нравиться... Пары довольно интересные, на мой взгляд: Хичиго/Гриммджо, Ичиго/Улькиорра, Гриммджо/Улькиорра )))

Аффтар::goodgirl:
Бета: Небечено по причине неспособности Аффтара показать ЭТО живому человеку…
Рейтинг: Сами-знаете-какой за, прости хосспади, «детальное графическое описание секса»
Дисклеймер: А на этом можно заработать? Разве что натренировавшись, пойти в порноиндустрию сценаристом, но да…
Примечание : Самое главное извращение это длина щыдевра, являющегося прямым следствием коварного сговора и нежной любви Обоснуя и Музы, ответственной за PWP…
Аффтар заранее извиняется за природную пустоголовость, не позволившую ему нормально выполнить заявку…


Висеть на цепях в темном подвале было очень по геройски. И очень неинтересно, можно сказать даже скучно. Ичиго вяло подёргался, вспомнил парочку заковыристых ругательств и мрачно затих.
Хорошо, хоть остальные успели спастись. Временно исполняющий обязанности шинигами нахмурился, вспоминая их отход. Группа спасения вместе с Орихиме и Нелл всё-таки добралась до портала и уже переправлялась домой, когда постоянно озирающийся Гриммджо поманил Куросаки в сторону. Ичиго махнул рукой друзьям и пошел за арранкаром.
И тут на них свалились остатки Эспады. Обернувшись, парень ещё успел заметить, как одним звериным прыжком скрывается во Вратах Ренджи, утаскивая за собой упирающуюся Рукию. А потом стало не до того - постоянно атакующие арранкары, внезапно бросившийся ему на спину Джаггерджек и ослепляющая вспышка закрывшегося прохода, в который сунулся один из нападавших. Дальше память сохранила лишь месиво из атак, боли и яростных попыток дотянуться до предателя. Последнее, что помнил Куросаки, это как его полубесчувственной тушкой играли в футбол.
Очнулся он уже здесь. Тело затекло, но раны болели довольно слабо - похоже, он давно здесь висит. Рыжий шинигами обвел взглядом помещение. Маленькая комнатка, из интерьера только цепи на стенах и маленький столик из мрамора в центре, на котором сейчас стояла лампа, отбрасывающая круг тусклого света на беломраморный пол.
Веселее не стало. Ичиго уронил голову на грудь и попытался заснуть.

*** *** ***

Что-то изменилось в камере. Куросаки вздрогнул и проснулся. В круге света стоял Улькиорра. Чуть светящимися в темноте глазами он бесстрастно рассматривал распятую тушку временного шинигами. Ичиго, в свою очередь, принялся таращиться на арранкара. Текли минуты, Улькиорра не шевелился. Парню постепенно надоело, и он снова опустил голову. Может, и нет здесь никакого арранкара, так, сон дурацкий…
Громкое звяканье в полнейшей тишине заставило обоих буквально подпрыгнуть. Из коридора донеслись приглушенные ругательства и царапанье. Скрипнула дверь. Улькиорра бесшумно переместился в самый тёмный угол, смеживая веки и буквально сливаясь со стеной. А в приоткрывшуюся щель засунулся Гриммджо.
Увидев Ичиго, арранкар заухмылялся и протиснулся в комнату. Подошёл, засунул руки в карманы и принялся бесцеремонно рассматривать рыжего. Тот в ответ грозно нахмурил брови. Ухмылка Гриммджо стала шире.
- Висишь? – промурлыкал он. – А меня простили! И даже обещали наградить за твою поимку!
Ичиго тихо буркнул в ответ что-то нецензурное. Обвинять арранкара в предательстве было как-то глупо, никто и не говорил, что Гриммджо был его другом. Куросаки фыркнул и попытался принять подобающий герою возвышенно-мученический вид. Не дождавшийся нужной реакции Джаггерджек надулся и подошел вплотную. Ичиго продолжал сверлить просветленным взглядом стену. Засопев, арранкар подёргал его за отворот косоде, потом осмелел и попытался вытащить их из хакама. Идею изобразить героя пришлось экстренно отставить, Ичиго задёргался и загромыхал цепями, поливая дырявого извращенца бранью.
Такая реакция обрадовала Гриммджо. Он засопел ещё возбужденнее и попытался развязать бант на поясе пленника. Куросаки моментально вжался спиной в стену, не давая поясу развязаться. Сверкнув клыкастой улыбкой, арранкар буквально рухнул перед рыжим шинигами на колени. Ухватив парня за лодыжку, другой рукой он выудил из кармана связку ключей и потянулся к ножным оковам.
И обнаружил, что его запястье намертво сжали тонкие белые пальцы.

*** *** ***

Гриммджо испуганно вскинул голову и наткнулся на взгляд бесстрастных зеленых глаз.
-Что ты делаешь? – спросил Улькиорра.
Равнодушный тон, но попробуй не ответь. Перспектива вновь лишиться руки и новообретенная слава хитреца заставили отчаянно крутиться шестеренки под голубыми лохмами. Драгоценные секунды уходили, а мысли всё метались вспугнутыми птицами.

Что ему сказать? Чем зацепить это проклятое следящее устройство? Они ведь даже не говорили нормально не разу, только ругались…точнее, ругался Гриммджо, а этот…плачущая красавица…отворачивался и уходил. Ну же, ну… вспомнить хоть что-то…подслушанный разговор, подсмотренное что-то…стоп. Один раз разговор с Улькиоррой получился почти нормальным…тогда, задыхаясь от испуга и странного чувства, заставляющего душной волной вспыхнуть щеки, они выскочили из покоев Владыки, и, пряча глаза, пообещали друг другу никому ничего не говорить …помнит ли он?…не может не помнить…но чем же это поможет…Ага.

-Послушай, Улькиорра, - медленно начал Джаггерджек. – Ты помнишь тот случай, когда мы спешили доложить Владыке и вошли не постучавшись? Ну, тогда, когда он с Ичимару-сама…

*** *** ***

Заканчивать не пришлось. Улькиорра растерянно моргнул и, помедлив, едва заметно кивнул. Похоже, его тоже сильно тогда задело.
-Зачем ты это вспомнил? – тихо спросил он.
-Ну-у…Ты тогда сказал, что ничего об этом не знаешь. И что это что-то связанное с шинигами…какой-то механизм…э-э-э…чего-то там... И что хотел бы узнать об этом больше…- отчаянно напряжение мысли позволило Гриммджо чуть ли не дословно воспроизвести достопамятный разговор.
Улькиорра выпрямился почти оскорблённо.
-Теперь я знаю об этом достаточно. – бросил он, отводя взгляд от пронзительно голубого огня в глазах Джаггерджека. Тот моментально перехватил инициативу.
- Но ведь знания…э-э-э…теоретические? То есть ты сам не пробовал? – и, дождавшись неохотного кивка, торжествующе закончил, тыкая в Куросаки пальцем. – Так ведь он шинигами!
Зеленоглазый арранкар послушно перевёл взгляд. Задумчиво наклонил рог к плечу.
- Я не уверен.
Увидев вытаращенные от удивления глаза Гриммджо, поправился:
- Не уверен, что он шинигами. Эта его маска…
- Эй! Какого хрена? Я шинигами! – Ичиго было глубоко плевать, о чем шепчутся эти недобитые уроды, но посягать на свой статус он не позволял никому. Высказавшись, он вдруг подумал, что абсолютно зря…
- Вот видишь! – подозрительно радостно заявил Гриммджо.
- И что? – теперь Улькиорра уже не отрывал от рыжего взгляда.
- Ну, я подумал, что можно…э-э-э…поставить парочку экспериментов! Ну, попробовать, что ли. А потом привязать его назад.
- Владыке это не понравится.
- А мы ему не скажем! – кожей почувствовав недовольство Четвертого, Гриммджо поспешно зачастил. – Ну сам подумай, Владыка заперся в лаборатории вместе с Ичимару, то есть Ичимару-сама, восстанавливает войско, раньше следующей недели не выйдет, а Тоусен «оберегает власть», то есть из тронного зала не ногой. Я ключи спер, а никто не заметил! Остатки Эспады в круглосуточном патруле, а мелочь нам не помеха, тем более попрятались все… А потом мы его вернём! Никто не узнает!
Куросаки прервал его страстную тираду потоком брани и звоном цепей. Ему вовсе не улыбалось участвовать в неведомом эксперименте, а если вспомнить действия Гриммджо до… Ичиго покраснел и проклял свое воображение.
Улькиорра окинул временного шинигами задумчивым взглядом. И подобрал с пола ключи.
- Хорошо. Нам велено не убивать пленника и не давать ему сбежать. Пока он в пределах дворца под нашим контролем, мы ничего не нарушаем.
Гриммджо довольно ухмыльнулся и вытащил из кармана связку тонких цепей.
Болтаясь связанным на плече арранкара, Куросаки почти пожалел о своем прежнем положении. Отчаянное сопротивление ни к чему не привело, брыкающегося и ругающегося шинигами отвязали от стены и снова сковали цепями. Только и успел, что въехать Гриммджо по челюсти. А после того, как он клацнул зубами в полмиллиметре от пальцев Улькиорры, ему завязали рот оторванной от его же пояса лентой, и теперь вдобавок приходилось удерживать связанными руками сползающие хакама.
Арранкары свернули в очередной пустынный коридор. Оглядев его камеру, Улькиорра заявил, что она не подходит для эксперимента, и теперь они шли «в более подходящее место». Подходящее для чего, Куросаки старался не думать.
-Йо, Ичи, как ты там? - внезапно включился Пустой. - Мне кажется, или тебя куда-то тащат?
-Просто замечательно! Тащат. – огрызнулся парень стараясь не думать, куда. И зачем.
Но Хичиго, кажется, уловил его мысль. Минутная тишина - и металлическое хихиканье изнутри:
- О-о, ну надо же! Какой ты популярный! Но ты же у нас красивый мальчик, нээ, Ичи?
- Заткнись! – дернувшись, рявкнул Куросаки вслух. Получилось только замычать сквозь повязку.
- Не ерзай, шинигами! – рыкнул несущий его Гриммджо, отвешивая чувствительный шлепок по заду. Рыжий оскорбленно затих, размышляя, как порубит эту голубоволосую тварь на мелкие кусочки. Когда-нибудь. Стало вдруг очень тоскливо.
- Эй, Ичи, не раскисай! - моментально отреагировал Хичиго. – Можно же что-то сделать!
- Что? – угрюмо буркнул парень.
- Ну-у…в конце концов, если ничего нельзя сделать…можно расслабиться и получить удовольствие! - глубокомысленно заявил Пустой.
- Вот сам бы и получал! – отрезал Ичиго и перестал обращать на него внимание.
Потому что арранкары куда-то пришли. Улькиорра открыл маленькую дверь за колонной. Небольшое помещение за ней, видимо, служило складом - оно было завалено в беспорядке разбросанными по полу циновками, кое-где грудами лежали матрасы, а у стены стояла большая железная кровать. Ичиго вдруг стало очень неуютно.
- Отлично! - довольно оскалился Джаггерджек, выходя на середину комнаты и бесцеремонно сбрасывая Куросаки на стопку матрасов. Наклонился, жадно разглядывая, и протянул руку к полусползшим хакама.
Извернувшись на манер гусеницы, Ичиго чувствительно пнул его в ногу.
- Он будет сопротивляться. – перекрывая брань арранкара, констатировал Улькиорра.
- Да ладно! – нетерпеливо бросил Гриммджо. – У него же реяцу почти не восстановилось.
- Нет. Так мы можем его покалечить. Нужны приспособления. Я посмотрю в комнате Ичимару-сама.
Улькиорра бесшумно вышел и прикрыл за собой дверь. Второй арранкар чертыхнулся, скосил глаза на злобно таращившегося с пола Куросаки, и тоже вышел.

*** *** ***

Оставшись в одиночестве, Ичиго моментально попытался разорвать оковы, но цепочки, несмотря на толщину, оказались слишком крепкими. Пришлось замереть, собираясь с силами.
- Выпусти меня, придурок, я помогу! – крикнул Хичиго.
Рыжий принялся извиваться. Стараниями Гриммджо пола косоде с вшитым разделяющим кулоном оказалась на спине, и его оказалось легко нащупать скованными руками. Разорвать ткань оказалось труднее, но, наконец, вещица оказалась на ладони. Ичиго сжал ее в кулак.
Чувство сквозняка между пальцами, и кулон принялся поглощать его реяцу. Куросаки почувствовал жуткую слабость. В глазах потемнело, окружающий мир выглядел как сквозь толщу воды, гул в ушах становился все громче. А прибор ещё не зарядился. Ичиго уже находился на грани обморока, когда между пальцами сверкнуло.
Материализовавшемуся Хичиго тоже было нехорошо. Белобрысый упал не четвереньки и оглушенно замотал головой. С трудом подняв голову, скосил черно-желтый глаз на рыжего и слабо ухмыльнулся. Протянув дрожащие руки, Пустой попытался распутать цепочки, но их концы крепились к оковам на запястьях и лодыжках Ичиго. Тогда Хичиго попытался их разорвать. Обычно белесый проявлял недюжинную силу, но сейчас получил слишком мало реяцу. Безрезультатно дернув пару раз, он потянулся за спину, но вместо рукояти клинка рука наткнулась на пустоту. Бессильно выругавшись, Хичиго принялся быстро озираться в поисках спасения. Потом метнулся к двери.
И нос к носу столкнулся с вернувшимся Гриммджо.

*** *** ***

Презрительно оскалившийся было Джаггерджек ошеломленно замер, увидев глаза Хичиго, потом, взрыкнув, отбросил большой моток верёвок и обрушился на нового врага, пытаясь опрокинуть на пол. Пустой резко вывернулся, локтем двинув нападающему под рёбра. Промахнувшийся Гриммджо легко вскочил и оскалился в гримасе свирепой радости. Хичиго повторил его ухмылку и поманил арранкара пальцем.
Противники сшиблись и упали, поливая друг друга бранью. Более тяжелый Джаггерджек сумел прижать, но никак не мог обездвижить ужом выворачивающегося из рук врага и только яростно рычал под градом ударов. Наконец Гриммджо удалось прижать руки Хичиго к телу. Пустой моментально сделал резкий выпад и вцепился зубами в горло арранкару. Тот с трудом отшвырнул вцепившегося холлоу. Тут же отскочивший к стене Хичиго демонстративно облизнул с губ кровь и хихикнул. Разъяренный Гриммджо потянулся к занпакто.
- Нет! Ты привлечешь кого-нибудь! – остановил его зашедший в комнату Улькиорра, отбрасывая в угол принесенные вещи.
Джаггерджек грязно выругался и бросился снова. Ему вновь удалось прижать врага к полу, но тот до крови вцепился зубами ему в руку и принялся изворачиваться, выскальзывая из захвата. Хичиго приподнялся, вставая на четвереньки и рывком выворачиваясь из рук повисшего на поясе арранкара, когда на его запястьях стальным захватом сомкнулись пальцы.
Гриммджо не растерялся и дёрнул противника за ноги, прикладывая животом о пол.

*** *** ***

Тяжело дыша, арранкар принялся разглядывать растянутого по полу врага.
- Что это ещё за хрень? Я его тут застукал, думал из мелких кто… - озадаченно спросил он.
- У него глаза, как у холлоу, и реяцу Куросаки. И он на него похож. – отозвался Улькиорра, легко удерживая шипящего и пытающегося дотянуться зубами до его пальцев Хичиго за запястья одной рукой и запрокидывая ему голову второй. – Я не знаю, что это за существо. Но он может заинтересовать Владыку.
Гриммджо яростно засопел. Текущая по шее и груди кровь раздражала, а в груди бурлила нерастраченная ярость битвы. Он сердито оскалился, не желая отдавать добычу, и ему в голову пришла новая мысль:
- А ведь про него нет приказа, да, Улькиорра? Мы не обязаны его беречь?
Не дожидаясь ответа, арранкар попытался одной рукой удержать врага, второй развязывая на нём пояс. И немедленно заработал пинок, а холлоу рванул вперёд укусить удерживающие его руки. Зарычав, Гриммджо рванул ткань, буквально сдирая с белобрысого хакама, а Улькиорра наклонился вперёд, и, ухватив косоде Пустого за нижний край, потянул на себя. Перехватил запястья, высвобождая, и отбросил в сторону.
Обнаженный, яростно напрягающийся Хичиго снова оказался растянут между арранкарами.
Отчаянно дергавший свои путы Ичиго замер и бессильно зарычал сквозь кляп. Не собираются же эти уроды… Проклятие! Куросаки дернулся ещё пару раз, но добился только того, что свалился спиной вперёд в щель между стопками матрасов и теперь не мог даже извиваться. Или отвернуться.

Тяжело дышащий Гриммджо жадно оглядывал распростертое перед ним гибкое тело. Снова перехватил Пустого одной рукой, лихорадочно шаря по собственному поясу. И тут же заработал второй пинок.
Сопротивление только раззадорило арранкара. Он наклонился вперёд и рывком вздёрнул вырывающегося Хичиго на колени, своими прижимая его ноги к полу, потом отстранился, спуская хакама.
-Подожди. – остановил его Улькиорра, придавливая запястья Пустого коленом и доставая из кармана баночку – Смазка.
Гриммджо мотнул головой, отказываясь. Тогда зеленоглазый арранкар зачерпнул из баночки, и сам аккуратно нанес прозрачное вещество на возбужденно торчащий член Гриммджо. Тот глянул ошалело, но сердитые рывки Пустого снова привлекли его внимание. Тихо зарычав, Гриммджо попытался шире раздвинуть ноги пленника. Свирепо шипящий и ругающийся Хичиго яростно сопротивлялся. Арранкар вцепился ему в бёдра до синяков на белой коже, и резко потянул на себя.
Куросаки с ужасом понял, что слова Пустого про «расслабиться и получить удовольствие» были чистой воды бравадой, и Хичиго напуган не меньше его самого. Отчаянный вскрик болью отозвался в сердце. Ичиго, закусив губу, безуспешно попытался отвернуться.
Хичиго задохнулся очередным ругательством и снова жалобно вскрикнул. Улькиорра отпустил его запястья, и беловолосый попытался опереться на руки и отстраниться, уйти от вспышек раздирающей боли. С рычанием выдыхающий воздух Гриммджо навалился ему на спину, вцепляясь зубами в плечо и ни на секунду не прекращая с усилием вбиваться в выгибающееся тело под ним.
Куросаки закрыл глаза, по его лицу текли злые слезы. Но некуда было деться от этих влажных звуков, от перемежающих шипящие ругательства хриплых стонов с отзвуком металла, в которых теперь звучала не только боль. Рыжий зажмурился, малодушно жалея, что не может потерять сознание. И вдруг уловил среди срывающихся с губ Хичиго звуков свое имя. Среди тяжелого дыхания, постепенно сменивших шипение всхлипов, обрывков ругательств и протяжных стонов всё отчетливее звучало тихое «Ичиго». Пустой звал его всё отчаяннее, и Ичиго яростно забился в оковах.
Ему удалось опрокинуть одну из стопок и перевернуться на бок, подтягивая под себя ноги, когда Гриммджо резко вскинулся с торжествующим воплем, заглушившим вскрик жертвы. Его реяцу прокатилось по комнате волной свирепого жара. Содрогаясь, они оба свалились на пол и замерли. Наступила тишина.

*** *** ***

Всё это время просидевший неподвижно Улькиорра протянул руку и потряс Джаггерджека за плечо.
- Гриммджо. Эй, Гриммджо!
Арранкар зашевелился. Пытаясь выровнять дыхание, медленно открыл пылающие глаза с расширенными зрачками, резко схватил Улькиорру за руку и срывающимся голосом попытался описать свои ощущения:
- Это…так здорово…как драться…даже лучше… – сбивчиво пробормотал он. - Так хорошо…
Томно потянувшись, Гриммджо подтянул к себе неподвижного Хичиго и принялся медленно слизывать кровь с белого плеча. Потом потормошил его. Не дождавшись реакции, арранкар отстранился и встряхнул сильнее.
Пустой бескостно откинулся на спину, не подавая признаков жизни. Арранкар растерянно разжал руку.
Ичиго с ужасом глядел на неподвижную белую фигурку. Резким рывком он перекатился на колени - несколько цепочек со звоном лопнули, брызнув звеньями. Рядом вдруг оказался Улькиорра, провел рукой вдоль тела, и цепи остались у него в руках. Ичиго поднялся, сдернул кляп, и, шатаясь, словно пьяный, побрел вперёд. Упав на колени, он осторожно притянул к себе Хичиго, вглядываясь в заплаканное лицо. Тихо притронулся к искусанным губам.
Сидящий рядом Гриммджо испуганно отстранился, виновато втягивая голову в плечи.
Наконец Ичиго с облечением ощутил тихое дыхание. Втянув Пустого на колени, рыжий пристроил его голову себе на плечо и принялся осторожно поглаживать белые волосы, бездумно глядя в стену. Его душу разъедала горечь. Хичиго не был его другом, но он был…его. Его силой, его частью, пусть своенравной и опасной, но он принадлежал Ичиго. А значит, Ичиго должен был его защищать. А мог только бессильно наблюдать…
Из транса Куросаки вывела опустившаяся на плечо рука Улькиорры. Арранкар внимательно рассматривал его, чуть наклонив голову.
- Куросаки. Мы пообещаем не трогать его больше, если ты не будешь сопротивляться.
Секунду Ичиго непонимающе смотрел на него, потом отрывисто кивнул. Он ничего не смог сделать, но он больше не даст Хичиго в обиду. Пусть даже такой ценой.
Осторожно подняв Пустого, Куросаки перенес его в угол на матрасы. Устроил Хичиго поудобнее, бережно укутывая в сдернутое с кровати одеяло. Наклонился, тихо притронулся губами к белому виску, и встал на ноги. От движения упали окончательно развязавшиеся хакама. Ичиго не стал их поднимать.

*** *** ***

Снова осмелевший Гриммджо грубо сдернул с него остатки одежды. Сходил в угол за принесённой веревкой и связал Ичиго руки, заломив за спину. Потом ухватил шинигами за плечо и толкнул на колени перед Улькиоррой.
- Теперь твоя очередь. Раздевайся давай! – грубо бросил он.
Улькиорра медленно разделся, аккуратно складывая одежду, отнес ее в угол и вернулся на место. Гриммджо фыркнул, увидев, что тот не возбуждён.
- Эй, ты чего? Тебя что, совсем не завело то, что мы делали?
- Завело. – глядя в пол, тихо признался арранкар. – Но я потушил возбуждение. Оно мешало.
Джаггерджек выругался. Подойдя сзади к Улькиорре, подтолкнул его вплотную к Куросаки, схватил за плечи и несколько раз встряхнул.
- Так возбуждайся назад! – потребовал он.
- Не могу.
- Черт! Попробуй вспомнить, что мы сейчас делали, ну же! Давай, думай об этом! – наклонившись к уху Улькиорры, яростно зашептал Гриммджо. – Ну! Мы ухватили его и стянули одежду! Он ещё так забавно напрягался и вырывался. Потом я поставил его на колени…
Улькиорра прикрыл глаза и погрузился в воспоминания, подчиняясь жаркому шепоту над ухом. Его дыхание постепенно участилось. А тоже возбуждающийся Гриммджо всё шептал, как он любит, когда сопротивляются, и насколько жарко и узко было ему внутри чужого тела, и как хорошо и сладко было потом… Сглотнув слюну, арранкар скосил глаза вниз и увидел, что его сдержанный приятель вполне готов.
- Эй, шинигами! – хрипло окликнул он. Равнодушно смотревший в пол Ичиго поднял на него ничего не выражающий взгляд. – Отсоси ему!
Что-то мелькнуло в карих глазах - чтобы тут же погаснуть. Рыжий придвинулся ближе, наклонился и осторожно провел языком по возбужденному члену Улькиорры. Гриммджо почувствовал, как напряглось тело под его пальцами. Ичиго чуть отстранился, облизнул губы и неловко взял в рот полностью, судорожно сглотнул, опять отстранился и снова взял, сам задавая ритм. Улькиорра не шевелился, только вздрагивал, напрягаясь. Приноровившись, Куросаки закрыл глаза и начал двигаться активней.

*** *** ***

Наблюдать оказалось так же интересно, как и участвовать. Гриммджо жадно глядел на рыжие волосы недавнего врага, на даже сейчас нахмуренные рыжие брови и длинные ресницы на подрагивающих веках. На яркие припухшие губы, то всасывающие бледную головку, то скользящие по белоснежной коже. Видеть Куросаки в таком положении было невыносимо, до сбивающегося дыхания приятно. Гриммджо судорожно сглотнул. Тихий, на грани слышимости, стон Улькиорры послал сильную дрожь вдоль его позвоночника, заставляя дыбом подняться волосы на затылке. Возбуждение Гриммджо стало почти болезненным, но только его руки на узких белых плечах удерживали второго арранкара от падения. Улькиорра постанывал всё громче, заставляя Джаггерджека буквально передергиваться от звуков низкого голоса, в котором постепенно пробивались хриплые нотки. Боль внизу живота становилась почти невыносимой. С трудом втягивая ставший невероятно горячим воздух, арранкар осторожно передвинулся вперед, пытаясь потереться о хрупкое тело в своих руках. Одно прикосновение к прохладной белой коже чуть не заставило его кончить.
Улькиорра дернулся, уходя от контакта. Этого маленького движения оказалось достаточно - он отчаянно выгнулся, вскрикивая, резко откидывая назад голову и широко распахивая ставшие бездонными зеленые глаза. Получивший сильный удар рогом в плечо и оглушенный всплеском мощной реяцу Гриммджо отскочил, разжимая руки. Улькиорра обморочно соскользнул на пол перед Ичиго.
Джаггерджек медленно облизнул губы, разглядывая белые брызги на мордашке почти успевшего отшатнуться рыжего шинигами. Потянулся к нему.
И ощутил за спиной движение воздуха.

*** *** ***

Сильнейший удар швырнул его на пол. Сквозь огненный фейерверк перед глазами Гриммджо разглядел склонившегося над ним оскаленного Хичиго. Арранкар попытался откатиться в сторону и встать, но пинок под ребра заставил его упасть на колени и закашляться.
- Отли-ично. - промурлыкал Пустой, проводя согнутыми в хищную лапу пальцами по позвоночнику арранкара и заканчивая сильным шлепком по заду. Джаггерджек яростно дернулся и сделал кувырок вперед, вскакивая на ноги. Он еще был оглушен, стены перед глазами качались, но арранкар с рычанием закрутился на месте, выискивая врага. Неуловимый Пустой всё время оставался за спиной, потом сделал подсечку и, заломив Гриммджо руки за спину, ткнул носом в пыльный матрас.
Отчаянно бранясь, арранкар попытался сбросить со спины легкого врага. И буквально взвыл, прогибаясь, когда на его промежности вдруг сжалась рука. Раздавшееся за спиной мерзкое хихиканье взбесило Джаггерджека, мощным рывком он вскочил на ноги, протащив Хичиго за собой пару шагов, и снова рухнул от удара по колену. Любая его попытка вырваться немедленно и безжалостно ломалась, доводя голубоволосого арранкара до неистовства.
Алую пелену бешенства перед глазами внезапно разрезала белая молния резкой боли. Гриммджо зарычал, чувствуя, как отзывается не прошедшее во время короткой схватки возбуждение. Такая же резкая вспышка удовольствия выбила из него остатки мыслей.
Хичиго удовлетворенно усмехнулся, глядя на извивающегося под ним арранкара.

Почувствовав содрогания Улькиорры, Куросаки резко откинулся назад, зажмуриваясь. Шум схватки заставил его открыть глаза. Увидев сцепившихся Гриммджо и Хичиго, он с облегчением почувствовал, как тает его беспокойство за белобрысого Пустого. Ичиго брезгливо попытался стереть брызги с лица о собственное плечо и обнаружил, что удерживающая его связанные за спиной руки веревка ослабла. Пара растягивающих рывков, и ему удалось выкрутить запястье. Рыжий начал сматывать ее с руки, наблюдая за стремительной схваткой.
У его ног зашевелился Улькиорра, подтягивая колени к груди и пытаясь свернуться в клубок. Наткнувшись на колени Куросаки, он начала замер, а потом, не открывая глаз, пристроил на них голову и снова затих.
Ичиго вздрогнул, увидев, в какую позу Пустой поставил арранкара. Попытался что-то сказать - и промолчал. Обернувшийся Хичиго подмигнул ему и ударом раздвинул ноги Гриммджо.
Улькиорра снова дернулся. Приоткрыв потемневшие глаза с расширенными зрачками, приподнялся на локте. Дрожащая рука подломилась, и арранкар свалился Ичиго на колени. Снова напрягся, цепляясь рыжему шинигами за плечо и подтягивая ноги. Тот машинально помог ему сесть, не в силах оторвать взгляда от разворачивающегося действа. Щеки Ичиго отчаянно пылали, но он всё равно смотрел.
Услышав, как через рычание, отрывистую брань и короткие свистящие стоны Гриммджо прорывается резкое «еще», Хичиго резко отодвинулся. Резким рывком перевернул дернувшегося арранкара на спину, прижимая его заведенные за голову руки к полу, и вошел снова. Издавший полузадушенный всхлип Гриммджо содрогнулся, попытавшись было сбросить Пустого, потом вдруг обвил ногами его тело, не позволяя больше отстраниться. Выгибаясь, издал полурычание-полустон, чувствуя, как накатывает оргазм. И ощутил сжавшиеся вокруг основания до предела напряженного члена сильные пальцы.
- Не-ет, так легко ты не отделаешься! – промурлыкал Хичиго.
*** *** ***

Пытаясь отвлечься и не кончить самому, Хичиго пару раз глубоко вдохнул и закрутил головой по сторонам. Его взгляд наткнулся на Куросаки и второго арранкара.
- Чего пялишься, баран?! Уделай скорее своего, пока он не очухался!
Ичиго вздрогнул, покраснев еще сильнее, и отвел глаза. Потом нерешительно посмотрел на Улькиорру.
Сидящее у него на коленях существо вело себя очень смирно. Арранкар бездумно прижимался к его телу, обвив руками шею и положив голову на плечо. Почувствовав внимание Куросаки, поднял на него затуманенный взгляд. Обнаженный, изящный, с белоснежной кожей, резко контрастирующей с угольно-черными волосами, с навеки застывшей на лице маской печали и огромными зелеными глазами с вертикальными кошачьими зрачками, Улькиорра вдруг показался рыжему шинигами очень юным и каким-то нереальным. Машинально Ичиго поднял руку и попытался осторожно стереть дорожку нарисованных слез с его щеки. Арранкар тихо потянулся за ладонью.
Рыжий плохо представлял, что следует делать, но в словах Пустого был резон, очухавшийся Четвертый Эспада был невероятно опасен. Решившись, Куросаки подхватил на руки легкое тельце и поднялся на ноги. Гриммджо и Хичиго попытались совместить приятное с полезным, и сейчас увлеченно катались по полу, мутузя друг-друга, но не расплетая обвивающих противника ног. Обойдя их, Ичиго подошел к кровати и осторожно опустил свою ношу на стопку одеял.
Улькиорра не возражал, покорно вытянувшись на спине. Парень перебрал все обрывки когда-либо слышанного или читанного, и, не сообразив ничего путного, решил начать с поцелуя. Осторожно подсунул ладонь под затылок арранкара, наклонился, мягко прикоснувшись к его губам, и отстранился.
Улькиорра задумчиво облизнул верхнюю губу и его взгляд внезапно стал острым. Ичиго не успел испугаться, когда арранкар приподнялся, обвивая его шею руками, и сам потянулся к нему. Тоже отстранился, вопросительно заглядывая в глаза. Рыжий поцеловал еще раз, сильнее, оглаживая плечи, проводя ладонями вниз по груди. Потом забрался на кровать.

*** *** ***


Практически лежащий на арранкаре Ичиго коснулся поцелуем плеча, передвинулся, слегка охватывая губами тонкую косточку ключицы, когда почувствовал, что арранкар просунул руку между их телами и уперся ему в грудь. Передвинулся еще немного. Улькиорра напрягся, отталкивая его. Куросаки растерянно поднял голову.
Арранкар напряженно и как-то испуганно смотрел на него, прижимая ладонь к дыре на горле. Под пристальным взглядом он постепенно расслабился, снова прикрыл глаза, медленно убирая руку и неловко откидывая голову в мешающей половинке шлема. И снова напрягся, ощутив прикосновение к ключице. Вздохнув, Ичиго почесал об него нос и передвинулся ниже.
Против прикосновений к груди Улькиорра не возражал, тихо вздыхая и прогибаясь в такт движению подсунутых под спину ладоней. Ичиго от поцелуев перешел к вылизыванию, быстрыми движениями языка дотрагиваясь до напряженных сосков. Арранкар чуть заметно вздрагивал под прикосновениями, потом поднял руку, зарываясь пальцами в рыжие лохмы.
Куросаки попытался сдвинуться ниже. Улькиорра дернулся, потом медленно расслабился. Но стоило Ичиго шевельнуться, вновь напрягся, сжал пальцы, оттаскивая от себя шинигами. Отстранившийся было рыжий тут же был притянут назад. Арранкар часто дышал, не открывая глаз, и то сжимал пальцы в волосах, то ослаблял хватку.
Ичиго решил действовать иначе. Огладил белое плечо, прошелся пальцами по ребрам и медленно опустил руку на бедро. Не встречая сопротивления, осторожно погладил. Но стоило двинул рукой смелее, как Улькиорра опять оттолкнул его.
Куросаки издал недовольный звук. От вновь подавившего сопротивление Гриммджо Хичиго к нему шли волны сильнейшего возбуждения, путающие мысли и заставляющие продолжать начатое. Ичиго мотнул головой, высвобождая волосы. Арранкар приоткрыл глаза и задумчиво посмотрел на него. Потом осторожно попытался притянуть к себе. Шинигами фыркнул, но снова опустил голову, потершись щекой о грудь Улькиорры.
Арранкар дергался под прикосновениями, но больше не пытался оттолкнуть ставшие чересчур смелыми руки и губы. Казалось, он сражается сам с собой, тяжело дыша, изредка мотая головой и почти сразу разжимая судорожно сжавшиеся в рыжих прядях пальцы.
Ичиго попытался коленом раздвинуть его ноги. Переждав волну напряжения, надавил настойчивее. Вздрагивающий Улькиорра подчинился, но, ощутив охватывающие бедра ладони, резко задергался, сбрасывая с себя Куросаки.
Соскользнул на пол и встал на ноги, задумчиво глядя из-под длинных черных ресниц на приподнявшегося шинигами. Коснулся пальцами дыры на горле, медленно оглаживая края. Потом отвернулся и ушел в угол.
Уже успевший «уделать» отключившегося Гриммджо и теперь ревниво следящий с высокой кучи матрасов за действом на кровати Хичиго подобрался, наблюдая за арранкаром. Но тот не попытался взять одежду или занпакто, покопался в каких-то вещах и вернулся к кровати.
Протянул найденное Ичиго. Это были наручники.

*** *** ***
Куросаки нахмурился, отодвигаясь к стене. Покосившийся на него Улькиорра повертел устройство в руках и еле слышно вздохнул.
И защелкнул браслет на собственном тонком запястье.
Снова лег на спину, заводя руки к спинке кровати, и перевел взгляд на сидящего Куросаки. Ичиго недоверчиво протянул руку, перекинул цепочку через кованое украшение и медленно потянулся к свободной руке арранкара. Тот сам вложил запястье в браслет, позволяя заковать себя.
Рыжий озадаченно посмотрел на Улькиорру. Мелькнувшая было мысль, что Четвертый Эспада уже обезврежен и можно попытаться сбежать, растаяла, натолкнувшись на внимательный и какой-то доверчивый взгляд зеленых глаз. Взамен наведенного Хичиго накатило собственное возбуждение, а сам Пустой ощущался запутанным клубком из удовлетворения, легкой злости, ревности и любопытства. И постепенно пробивающейся скептической ехидцы. Ичиго нервно сглотнул, кожей ощущая насмешливый взгляд чёрно-жёлтых глаз, решительно встал, подобрал с пола баночку и вернулся к кровати.
Теперь всё оказалось гораздо проще, арранкар по-прежнему дергался и напрягался, но скованные руки не позволяли ему помешать исследованию своего тела. Ичиго медленным и длинным движением лизнул его в живот. Улькиорра попытался было сдвинуть колени, потом резко вздохнул, и, прогнувшись, широко раздвинул ноги, позволяя теплым ладоням ласкать нежную кожу между бедер.
Ичиго с трудом сдерживал желание, от которого дыхание буквально перехватывало. Хотелось большего, немедленно, прямо сейчас, но он не хотел причинить арранкару боль. Торопливо свинтив крышку баночки, рыжий зачерпнул прозрачной мази. Провел пальцами от колена вниз, оставляя блестящую дорожку, огладил яички и просунул руку между широко раздвинутых бедер. Осторожно надавил, вдвигая палец в узкое отверстие. Улькиорра судорожно сглотнул, закусил губу и сам чуть подался навстречу, насаживаясь на тонкие пальцы.

*** *** ***

Первый же толчок в горячую глубину тела арранкара раскаленной лавой удовольствия прокатился по нервам. Ичиго замер, судорожно втягивая воздух, и ошалело мотнул головой, разгоняя рой разноцветных искр перед глазами. Чуть наклонился вперед и толкнулся снова. И снова, прислушиваясь к срывающемуся на стоны частому дыханию. Безумно хотелось ускорится. Парень наклонился вперед, заглядывая в потемневшие от наслаждения глаза
- Можно…хха…быстрее?
- Да-ахх! – арранкар сорвался на взвизг, отчаянно подаваясь навстречу. – Быстрее!
Улькиорра выгибался всем телом, яростно дергая скованные руки. Скип металла о металл визжащей нотой бил по нервам, и Ичиго с трудом оторвал взгляд от закушенных в попытке приглушить стоны узких губ и пролегающих поперек нарисованным тоненьких дорожек настоящих слез. Зрение будто расфокусировалось, но даже сквозь туман в голове рыжий понял, что еще несколько таких рывков, и арранкар вывихнет себе запястья.
Парень дотянулся до браслета и ощупал его. Под пальцы попала какая-то выпуклость, поддавшаяся при нажатии, и наручники расстегнулись. Улькиорра уронил руки вдоль тела, но стоило Ичиго попытаться замедлиться, как ему в спину вонзились остренькие ноготки. Рыжий ахнул, выгибаясь, а царапучий арранкар прижался к нему всем телом, обхватывая ногами и вновь загоняя в безумный ритм, разрядившийся ослепительной вспышкой удовольствия.
Отразившаяся от стен волна переплетенных реяцу обрушилась на находящихся в комнатке, погружая в бархатную тьму беспамятства.

*** *** ***

На полу зашевелился Гриммджо. Приподнявшись и ошалело оглядевшись вокруг, он заметил торчащую из-под белых хакама неподалеку рукоять своего занпакто. Стремительным рывком арранкар схватился за нее, обнажая меч и хрипло бросил:
- Разорви, Пантера!
Когда вихрь реяцу утих, в его голове закончились умные мысли. Рассеянно потоптавшись на месте, холлоу-леопард плюхнулся на задницу и лапой попытался прижать к полу собственный хвост. Хвост не дался. Гриммджо уже собрался вступить с ним в серьезную схватку, когда из груди очнувшегося Улькиорры на выдохе вырвался тихий низкий стон. Мохнатые уши дернулись. Джаггержек медленно повернул голову в сторону кровати

*** *** ***

Устало уткнувшийся в плечо Улькиорры Ичиго краем глаза увидел движение и с трудом повернул голову. Гриммджо буквально распластался по полу, подкрадываясь к ним текучими завораживающими движениями хищника. Пригибаясь все ниже, последний метр он прополз на брюхе и замер, мелко подрагивая хвостом. Потом также медленно начал поднимать голову, пока не положил подбородок на край кровати. Оскалив острые зубы, Джаггерджек непрерывно принюхивался, не отрывая горящего взгляда от распростертого по постели зеленоглазого арранкара.
Ичиго также медленно выпрямился, отстраняясь от Улькиорры. Вздрогнул, ощутив, как соскальзывающие коготки оставляют сочащиеся кровью полоски на его боках.
Не отрывая подбородка, холлоу-леопард так же осторожно положил сначала одну, потом другую маленькую черную лапку на край кровати, и только тогда тихо потянулся вперед, утыкаясь Улькиорре носом в грудь. Жадно обнюхал, щекоча роскошной голубой гривой грудь Ичиго, и несмело лизнул белую кожу.
Не дождавшись возражений от дремлющего Четвертого Эспады Джаггержек с торжествующим рыком выпрямился на лапах, нависнув над кроватью и урча, как испорченный двигатель. Уже не таясь, прошелся шершавым языком по груди Улькиорры, выше, выше, пока не провел языком по дыре на горле. Улькиорра дернулся, широко распахивая глаза, и попытался оттащить агрессора испробованным методом – за волосы, но тонкие пальцы намертво увязли в голубых космах. А подбодренный неожиданным объятием Гриммджо удвоил усилия, с рокотом вылизывая ключицы второго арранкара, потом с возбужденным сопением попытался взгромоздиться на постель, грубо отпихнув рыжего бронированным плечом.
И сердито и испуганно рявкнул, когда его бесцеремонно оттащили назад за хвост.
*** *** ***

Ичиго прыснул, глядя как Хичиго без особых усилий волочит назад здоровенную тушу холлоу-леопарда с вытаращенными от удивления глазами в звуковом оформлении скрипа рефлекторно выпущенных когтей о каменный пол через пропарываемые попавшие под лапы циновки.
Через пару метров Гриммджо додумался повернуть голову и взглянуть на врага. Возникшее на морде сердитое отвращение облаком разлилось вокруг Джаггерджека. Кажется, даже в с трудом соображающий из-за событий последних часов мозг холлоу-формы приникла мысль, что он абсолютно напрасно связался с похожим на Куросаки белесым поганцем. И теперь, похоже, не избавится от него до конца жизни. Мученически вздохнув, арранкар хлопнулся на бок и на пробу брыкнул задними ногами. Пустой отскочил, перехватив хвост за кончик, и послал Гриммджо воздушный поцелуй.
Зашипев, арранкар резким движением перекатился на живот, подбирая лапы, и стремительно прыгнул вперед, выдергивая хвост. Чужие пальцы соскользнули, но почти сразу на спину обрушилась тяжесть.
- Покатай меня, ки-и-са! – издевательски пропел Хичиго, губами прихватывая кончик мохнатого уха. Взревев, Джаггерджек встал на дыбы, но плотно обвивший его руками и ногами Пустой только хихикал в ответ попытки его сбросить.
- Какая у тебя тут дырочка, ки-и-са! – бесцеремонный белобрысый переместил руку на живот Гриммджо, быстро оглаживая большим пальцем чувствительную поверхность внутри. – Но мня сейчас интересует совсе-ем другая…
Одним текучим движением соскочив со спины Джаггерджека, Хичиго крепко ухватил его за основание хвоста, не позволяя ни вырваться, ни ударить задними лапами, облизал свои пальцы и всадил их ниже.
Гриммджо издал неописуемый звук – смесь мяуканья и вскрика, припадая на передние лапы и бесстыдно вскидывая зад. Ощущение пальцев внутри было странным, неописуемым сплавом дискомфорта и тянущего удовольствия, а их малейшее движение заставило его с хриплым звуком прогнуться еще сильнее. Оскалив зубы в отчаянной гримасе, холлоу-леопард расставил задние лапы шире, и вцепившись выпущенным когтями передних в многострадальные циновки, качнуться назад, навстречу болезненному и невыносимо приятному ощущению.
- Черт, зоофил ненормальный! – поспешно отвернулся дернувшийся было помочь Пустому Ичиго. Тяжело дышащий Хичиго ответил ему безумной улыбкой.
- Да-а! Это здо-орово, правда, Ичи! Не хо-очешь попробовать? – и хрипловато рассмеялся над вспыхнувшим лицом парня. Быстрым движением перехватил вздернутый хвост зубами и вошёл одним резким движением. Гриммджо взвизгнул и полыхнул реяцу, безуспешно пытаясь вырваться из захвата сомкнувшихся на животе рук. Пара грубых толчков, и его вопль вдруг сорвался в мурлыканье, а такой же сильный толчок назад чуть не опрокинул Пустого. А через пару мгновений Джаггерджек снова забился, сопротивляясь.
- Вот уроды… - буркнул рыжий, рассеянно взъерошивая волосы. Внезапно парень понял, что невероятно устал.

*** *** ***

Ичиго утомленно зевнул, рассеянно наблюдая за очередным раундом схватки. Джаггерджек буквально разрывался между двумя сильнейшими желаниями – победить или получить удовольствие, и то с хриплым мурлыканьем подавался назад, сладострастно насаживаясь на грубо входящий в него член, то вдруг снова начинал брыкаться, пытаясь вцепиться в противника когтями.
Рыжий взглянул на Хичиго. По бледной коже его альтер-эго градом тек пот, Пустой из последних сил удерживал арранкара, но даже сквозь зажатый в зубах хвост на его лице сияла широкая усмешка, а желтые радужки пылали демоническим огнем – белобрысый был абсолютно счастлив, полностью отдаваясь забаве с новой игрушкой.
Куросаки еще раз зевнул и покосился на Улькиорру. Четвертый Эспада давно спал, свернувшись клубочком и собственнически вцепившись в руку шинигами, для верности вогнав в запястье ногти. Рыжий вздохнул и пристроился рядом, обнимая и осторожно прижимая к себе теплое легкое тело. Арранкар, не посыпаясь, обхватил его другой рукой за шею и уткнулся носом в грудь. Ичиго с любопытством потрогал кончик торчащего вверх рога на шлеме, бросил последний взгляд на так и не пришедших к решению, чем им больше хочется заняться, противников, и погрузился в сон.

*** *** ***

В себя его привело сильное встряхивание за плечо. Рыжий с трудом продрал слипающиеся глаза.
- Ичи! Эй, Ичи, вставай! – на краю постели сидел Хичиго, другой рукой осторожно перебирающий его волосы
- Чего тебе? – сонно буркнул Куросаки.
- Чего, чего…валить отсюда надо, чего!
Ичиго вздрогнул и быстро огляделся по сторонам. На полу перед кроватью распластался напоминающий снятую шкурку Джаггерджек. Похоже, Гриммджо снова потерял сознание в момент ошеломляющего удовольствия. Один сияющий как пламя газовой горелки глаз арранкара был приоткрыт, на лице застыл боевой оскал, и только слабо вздымающаяся грудная клетка помогала понять, что он еще жив. Ичиго быстро отвел глаза от залитого кровью из разнообразных ссадин мускулистого тела, и покосился на второго арранкара. Улькиорра так же безмятежно спал рядом.
Рыжий осторожно высвободил руку из цепких пальчиков и встал с кровати. Исчезновение из-под бока теплого тела не обрадовало Четвертого, он чуть нахмурился сквозь сон и завозился на постели. Ичиго напрягся, и ему в голову неожиданно пришла отличная идея. Наклонившись, он схватил Гриммджо за жалкие обрывки так и не снятой куртки. Уловивший его идею Хичиго одобрительно ухмыльнулся и ухватил арранкара за ноги.
Вдвоем они взвалили Джаггерджека на постель. От встряски тот слегка пришел в себя, и когда ощутивший сквозь сон возвращение «грелки» Улькиорра прижался к нему, перекатился на бок, собственническим жестом подгребая под себя маленького арранкара. Четвертый чуть повозился в медвежьей хватке и, в свою очередь, по-хозяйски вцепился в обрывки куртки Гриммджо.
Ичиго умильно покачал головой и укрыл обоих арранкаров выдернутым из стопки одеялом.

*** *** ***

Из-за оторванного куска пояса хакама приходилось постоянно поддергивать. Ичиго чертыхнулся, на что хихикающий Хичиго продемонстрировал ему живописное рванье, оставшееся от его штанов. По хакама Гриммджо проехался когтями сам холлоу-леопард, оставив одни ленточки, а единственные целые – Улькиорры – были Пустому сильно коротки, да и одевать одежду врага было как-то…непатриотично, так что пришлось покрепче завязать что есть.
Куросаки уже шагнул к двери, когда новая мысль заставила его остановиться. Он оглянулся на парочку на кровати. Хичиго вопросительно поглядел на него.
- Им же попадет. За то, что они меня освободили!
- И что? – кисло скривился Пустой. Покосился на выражение крайней вины на рыжей мордашке и мученически возвел очи горе. - Слушай, Ваше Величество, ну что за привычка спасать всех подряд, а? Ну попадет, и что теперь? Остаться тут, нээ?
Ичиго упрямо засопел и не тронулся с места.
- Тьфу! Слушай, идиот, а вдруг сюда щаз еще кто-то придет?– попытка воззвать к осторожности успеха не принесла. Тогда Хичиго использовал последний козырь. – Они ведь тебя изнасиловать хотели, а ты их жалеешь!
Рыжий запунцовел и нахохлившись, шмыгнул носом. И опять никуда не пошел.
С минуту выжидательно таращившийся на него Пустой наконец не выдержал и, мученически вздохнув, махнул рукой.
- Ла-адно, раз ты такой непроходимый идиот. Щаз что-нибудь придумаем, как этих придурков выручить…
- Правда? – недоверчиво спросил Ичиго. Хичиго бросил на него взгляд, в котором горела почти непреодолимое желание врезать по одной рыжей и лохматой башке, и приступил к спасению арранкаров. Выкопав первым делом среди обрывков хакама синеволосого спертые ключи, Пустой принялся методично убирать следы их присутствия. Попутно осмотрел принесенные Улькиоррой предметы в углу, и с нехорошей ухмылкой оглянулся на Ичиго.
Куросаки подумал, что абсолютно не жаждет узнать, что там.

*** *** ***

Попытка выйти в дверь усехом не увенчалась – рыжий снова встал как вкопанный, пораженный очередным озарением. С размаху наткнувшийся на его спину Хичиго шлепнулся на задницу, взвыл от злости и отчаянно выбранился.
- Ну что опять? Что?! – рыдающе прокричал он.
- Зангецу! Я не могу оставить мой меч здесь. Нужно найти его!
- О, Господи, если ты там есть, ну за что мне это?! Ну почему, почему он такой тупой!!! – в отчаянии белобрысый уже рвал на себе волосы. Немного посидев в позе полного отчаяния, Хичиго с усталой мольбой заглянул в вытаращенные глаза рыжего и.о. шинигами
- Ичиго. Ты помнишь, что сказал призраку Карии, когда сражался со мной?
- Что Зангецу…Зангецу живет внутри меня. – запинаясь, ответил сбитый с толку Куросаки.
Так и не дождавшись внепланового озарения от своего Короля, Пустой грустно вздохнул и продолжил мысль.
- Да. Настоящий Зангецу живет внутри тебя. Так что… - Хичиго подорвался с пола и сердито встряхнул рыжего за отвороты косоде, рявкая ему в лицо – Что ты собрался искать, малолетний идиот?! Никчемный кусок железа, который давно растворился в воздухе?
- Подожди! Так что, я мог вызвать его в любой момент? – ахнул пораженный Куросаки.
- Не-е. В твоей камере какой-то блокирующий щит на стенах, я до тебя только в коридоре докричался, да и цепи высасывали реяцу.- Хичиго угрюмо разжал руки.
- Хичи…- Ичиго неловко покосился на белобрысого, не решаясь задать мучивший его вопрос. – Ты…как?
На мгновение лицо Пустого перекосила трагическая гримаса, желтые глаза вспыхнули отчаянием и болью. Он безмолвно качнулся к рыжему, судорожно прижимаясь к его телу в поисках защиты и тепла, но в следующую секунду уже ухмылялся привычной беспечно-свирепой улыбкой и несильно цапнул временного шинигами зубами за плечо.
- Какой же ты глупый, Ваше Величество…-тихо прошептал он, и тут же гораздо громче. – Давай, вызывай клинок быстрее, а то вдруг кто-нибудь еще явится! И не обращай внимание на старика, он побухтит, но меч отдаст, он же тебя любит, черт знает за что…
Ичиго ухмыльнулся и растянулся на полу
- И мой захвати! И главное, не говори, чем мы тут занима-ались!…- последнее, что услышал рыжий перед охватившим его знакомым ощущением падения.
*** *** ***

На лице Владыки сияла милостивая всепрощающая улыбка, поражающая своей кривизной и фальшивостью. Сидя на мраморном троне, он слушал доклад Премьеры о произошедших в его отсутствие событиях. Арранкары опасливо жались по углам, дыша через раз.

Находясь в круглосуточно патруле, остатки Эспады почувствовали присутствие врага и по всем правилам тактического искусства устроили на него засаду. Когда же вражеский отряд почти зашел в ловушку, в тыл уже готовым напасть арранкарам вероломно был нанесен удар в лице, точнее двух лицах прибежавших со стороны дворца рыжего и белого типов, обращавших на себя внимание прежде всего постоянными попытками подтянуть сползающие штаны. Обернувшаяся на защиту родных тылов Эспада немедленно отгребла еще и от собственно вражеского отряда, с ужасом опознала в рыжем Куросаки и, окончательно утратив боевой дух, рассредоточилась по местности и прикинулась ветошью, беспрепятственно позволив врагам уйти.
Вернувшись домой, они могли только печально констатировать факт бегства исполняющего обязанности шинигами Куросаки Ичиго. Вышеупомянутый неизвестным образом сумел расстегнуть – не разорвать, а именно расстегнуть – особо прочные, поглощающие реяцу цепи с особо хитрыми замками, притом что ключи по-прежнему висели на положенном месте. Не ограничившись публичной демонстрацией подобных странностей, Куросаки ухитрился в полностью экранированном помещении вызвать свой занпакто, которым и проломил дверь, а потом и наружную стену, после чего, собственно, и сбежал. Вдобавок гадский риока где-то ухитрился раздобыть банку ярко-оранжевой краски, и теперь все протяжение «Пути Куросаки» украшало его мнение о данном месте и его хозяевах поименно, чем вышеупомянутый, несомненно, продемонстрировал свой крайне низкий моральный облик. Что касается белого, то тут данных нет, хотя лично он не хотел бы снова встретиться с этим гадом, который вместо честного приветствия пыряет противника мечом пониже спины. - Премьера покосился на благообразный лик, подпорченный сильным нервным тиком, и опасливо продолжил.
После обнаружилось, что те, кто мог реально помешать бегству – Премьера обвиняюще ткнул пальцем в стоящих на коленях перед троном полураздетых Улькиорру и Гриммджо – не нашли другого времени, чтобы устроить «ночь любви и страсти», хотя до этого чертовы прибабахнутые отморозки с упорством, достойным лучшего применения игнорировали ежевечерние оргии Эспады, а только тайком задавали кретинские вопросы и убегали раньше, чем получали предложение «посмотреть всё на деле». В результате они были найдены дрыхнущими в обнимку в одной из кладовок и, разумеется, ничего не видели и не слышали.
На этом известии Владыка улыбнулся почти нормально, чуть разрядив обстановку, бросил пару фраз о чересчур демонстративной ненависти и милостиво махнул рукой, отпуская прощенных арранкаров. А на сунувшегося было с рацпредложением «посмотреть, нормально ли все прошло» Ичимару Гина яростно обрушился весь издергавшийся в ожидании наказания проштрафившийся Тоусен. Вдобавок ко всем бедам, только начавший постигать науку каллиграфии Вандервайс ухитрился не только правильно прочитать некоторые образцы настенной живописи, но и пополнить ими словарный запас, чем буквально выводил слепого поборника справедливости из себя. Альбинос обиженно надулся и закрыл эту тему.

*** *** ***

Арранкары вышли за дверь и, переглянувшись, облегченно вздохнули. Подумав, Улькиорра пошел в подвал оттирать следы бегства. Гриммджо поплелся за ним. Пробегавший мимо Люппи окинул взглядом внушительную коллекцию разнообразных отметин на бывшем Шестом и почти не тронутое тело Улькиорры, и с опасливым восхищением посмотрел вслед Четвертому.
Гриммджо пошлялся по подвалу, внимательно прочитал все надписи, одобрительно поухмылялся, потом со вздохом взял скребок. Через некоторое время ему стало скучно. Он еще раз вяло ковырнул короткую, но емкую надпись о происхождении Владыки, и его в который раз за этот длинный день посетила мысль.
- Эй, Улькиорра! – окликнул он. Старательно шурующий мокрой тряпкой по не менее глубокой догадке об истинном назначении Эспады Улькиорра покосился на него через плечо.
- Ну-у…мы ведь поставили эксперимент, да? – Гриммджо растерянно взъерошил голубые пряди. – А какой из него будет вывод, никак не пойму… Эй, ты чего?
Аккуратно отложивший тряпку и сейчас медленно надвигающийся на него маленький арранкар с яростно сияющими в темноте зелеными глазами впервые за время их знакомства показался Гриммджо действительно страшным. Джаггерджек попятился, успокаивающе выставив перед собой ладони.
- Ничего. – тихо ответил Улькиорра. – Просто хочу объяснить тебе вывод на практике…

О себе:
1. Ник в "Bleach": нету... там все клевые персы парни, а я беру ники, тока девушек.
2. Пишешь ли ты фанфики: ДА!
3. Рисуешь фанарт: неа, у меня с этим не лады )))
4. Читаешь слишком много фиков: да, так, что мозги отключаются )))
5. И пишешь отзывы: редко, но если просят... то мона

О галактике:
6. Любишь мангу: Смотря какую ))
7. Ну а аниме: ДААААААА!!!
8. Что, и филлеры: Ну....
9. А мюзиклы: так себе...
10. А фильмы: не очень (
11. Музыка в "Bleach": самая прикольная!

О персонажах:
12. Любимый житель Каракуры: Ичиго и Татсуки
13. Любимый капитан: Бывший Гин, а так Бьякуя
14. Любимый лейтенант: Ну Абарай или Шухей... ммм... не знаю кого выбрать )))
15. Любимый вайзард: Хирако, наверное
16. Любимый арранкар: Гриммджо - он ваще лучший, по любому )))
17. Любимый парень: ГРИММИ!!!
18. Любимая девушка: Ячиру - живой кавай )))
19. Самый-самый: Гриммджо!!!

О парочках:
20. Любимая пара: Гриммджо/Ичиго, Гриммджо/Улькиорра
21. Другие любимые пейринги: Гин/Хитсугая
22. Самые интересные пейринги: Ммм... Гин/все что движеться
23. Нелюбимые пейринги: Орихиме/и все что движеться!
24. Самый ненавистный: Орихиме/Гриммджо, Орихиме/Улькиорра
25. Ичиго/Ишида или Ичиго/Орихиме: Яой рулеzzz!!! )))
26. Бьякуя/Ренджи иди Ренджи/Рукия: Яой спасет мир )))))
27. Кьераку/Укитаке или Кайен/Укитаке: ни то ни другое ((
28. Сейретей, Руконгай, Каракура, Уэко Мундо, или те с этими: Уэко Мундо!!!

О фандоме:
29. Канон или фанон: канон.
30. Канон или AU: а что ето такое???
31. Коротенькие сценки или POV: см. предыдущий ответ.
32. Длинные романы: Ну... если яойные...
33. Джен, гет, яой или юри: ЯОЙ! ЯОЙ! ЯОЙ!
34. Много парочек на один фик: групповуха, что ли? ))) Не чесна - люблю длинные интересные фики )))
35. Fluff или angst: и то и другое + яой )))
36. Трагические истории: с яоем, можно на закуску )
37. Истории на заказ: сама писать по заказам не люблю, а заказывать )))
38. Новые персонажи: Сама люблю вводить, а читать у других, не очень )
39. ООС или IC: ну...
40. Поливанов: Ну...
41. Гин-который-на-самом-деле-любит-нужное-вставить: Яой???
42. Что больше всего раздражает в фиках: юри! тупые пейринги, дуры типа Орихиме и Сакуры (извините их поклонники, можите кидаться тапочками, но я все равно их ненавижу!!!) (((
43. Самый лучший фик на свете: Хороших фиков много, смотря в каком жанре...
44. Второе место: см. пред. ответ

О смертях:
45. Масаки жалко: Неа
46. А Кайена и Мияко: Неа
47. А Пустых: Смотря каких...
48. Или арранкаров: ЖАЛКО, зачем напомнили (хнык-хнык...)
49. А брата Орихиме: Неа
50. Чьей смерти ждешь: ОРИХИМЕ! (и ксении собчак)
51. Чьей не хочешь: Гриммджо! и Улькиорры!

О разном:
52. Имя лейтенанта первого отряда: Чодзиро.
53. Цвет глаз Гина: красный!
54. Ичиго нравится: с первого взглдяда )
55. А Айзен: после того как снял очки и нормально уложил волосы
56. Гин - верен Айзену или всех сдаст: по любому останеться победителем )
57. Ичиго или Хичиго: Оба просто КАВАЙ!
58. Орихиме раздражает: СВОИМ СУЩЕСТВОВАНИЕМ!
59. Что думаешь о шинигами: Арранкары прикольнее )
60. О Пустых: О них ничего, думаю только о арранкарах )
61. Хиери, Синдзи, Лиза или Кенсей: Хиери

О прекрасном будущем:
62. Ичиго умрет в самом-самом конце: нереально
63. Орихиме уйдет с Улькьоррой: Я отказываюсь этому верить! НИКОГДА!
64. Гина убьют: НЕ-Е-Е-ЕТ!!!
65. Кто: он сам )

Финал:
66. Хорошие или плохие: ПЛОХИЕ!
67. Каких персонажей стоило лучше продумать: Орихиме, не продумать, а ваще убрать из Блича!
68. Изменил ли "Bleach" коренным образом твою жизнь: Да, я поняла, что Наруто не так уж крут )
69. Что в "Bleach" нравится больше всего: Многое, кроме ОРИХИМЕ!!! Кто-нидь убейте ее!

Автор: nelo
Рейтинг: PG-13
Пара: Гриммджоу/Улькиорра, Иноуэ/Ичиго
Жанр: стеб
Краткое содержание: От появления в Лас Ночес Иноуэ страдали все, Гриммджоу - в особенности
Дисклеймер: все c) Кубо Тайто
Предупреждение: вольная авторская трактовка событий манги 277-278, определенный ООС героев

Ревность – штука страшная.

Был такой замечательный роман, за авторством г-на Шекспира, о том как некий мавр в состоянии крайнего аффекта взял да придушил предполагаемо неверную возлюбленную. О чем, вероятно, впоследствии и сожалел, ну да история умалчивает.

С трудом великого классика Гриммджоу знаком не был (если уж честно, его контакты с литературой заканчивались букварем, включенным Айзеном-самой как обязательного в курс подготовки молодых арранкаров), но страдания Отелло разделял до глубины души. Гриммджоу ревновал, и ревновал страшно, до безумия, белого каления и красных крестиков на всю голову. Разве что без попыток наложить руки на сам объект ревности.

«И чего он в ней нашел?! Слабая, мелкая, глупая, только и занимается, что хнычет и жалуется днями напролет… к тому же ЖЕНЩИНА! Извращенец хренов…»

- Ано…
- Чего еще?! – рявкнул Гриммджоу, пинком отшвыривая с дороги безвинный булыжник.
- Вы не могли бы… помедленнее?..
- Может и веревку развязать? Шагай давай, и не ной, а то верну обратно.

План Гриммджоу был прост как дрозд, и действенен, как кувалдой в лоб. Он быстро понял,
как избавиться от конкуренции проще всего – выдворить соперницу из Уэко Мундо. А вокруг Лас Ночес который уже день нарезал круги в поисках этой самой девицы один рыжий шинигами. Способов одоления препятствий, кроме как проломиться, шинигами явно не признавал, и посему в замке и окрестностях поминутно что-то взрывалось, сотрясалось и рушилось*. От постоянного грохота у Айзена-самы разыгрывалась жуткая мигрень, вследствие чего главный антагонист постоянно пребывал в таком настроении, что даже Гин не решался подходить к нему ближе, чем метров на сто, а Эспада жалась по углам и передвигалась исключительно перебежками и исключительно на цыпочках. Словом, с появлением в Лас Ночес Иноуэ Орихиме фигово стало всем, и следовало срочно принять меры.

Надо просто сложить два и два, что Гриммджоу и сделал. Осталось только отыскать шинигами, вручить ему девчонку и как можно быстрее спровадить парочку из Уэко Мундо. Плюс намертво запечатать проход, чисто на всякий случай – а вдруг захотят вернуться?..

Нужный шинигами обнаружился быстро. Ичиго живописно валялся в полной отключке возле наполовину проломленной бетонной стены, окруженный развалинами того, что некогда являлось любимым летним домиком Айзена-самы. По-видимому, стена оказалась упрямее, подтвердив нехитрую истину – все на свете имеет предел, и крепость лба Куросаки не исключение. Гриммджоу сказал пару не совсем цензурных слов, заставив бедную Орихиме заалеть как маков цвет, и в два прыжка добрался до контуженного временного шинигами.

- Тьфу ты…
- Ку… Куросаки-кун!!!
- …! – Арранкар схватился за оглушенное ухо, - Зачем так орать, а?!
- Куросаки-кун… Куросаки-куун!!!
- Вылечи его, и поживее! – приказал Гриммджоу, с трудом подавив недостойный Сеста Эспады порыв зажать уши руками.
- Сотен кесшюн… как же это случилось?!
Гриммджоу вгляделся повнимательнее, присвистнул.

- Не иначе как добрые арранкары помогли!
- Бедный, бедный Куросаки-кун! – расплакалась Иноуэ, - Это просто ужасно, так врезаться в стену… Кто же мог такое сделать?..
- Улькиорра, - Гриммджоу мрачно указал на недвусмысленный отпечаток подошвы на заду временного шинигами, - в Эспаде 38-й размер ноги только у него. Вот зачем он пнул этого, уже вопрос…

Иноуэ, жалобно всхлипывая, принялась за дело, а полный самых нехороших подозрений Гриммджоу уселся на приглянувшуюся кирпичную кладку.

«И как это понимать? Что, посчитал пацана за соперника и убрать решил? А потом заполучить девчонку и жить себе весело, хентайно и счастливо?!»

Ревность взыграла со страшной силой; подливая масла в огонь, воображение подкинуло картин Улькиорры с Иноуэ в разной степени пристойности. Они мелькали, надвигались и становились все откровеннее и откровеннее… а потом воображению показалось мало и оно включило звук:

«Ооо, Ульки-чан…»

- ПОЧЕМУ ТАК ДОЛГО?!?! – Гриммджоу взвился на ноги, словно подброшенный катапультой.
- Ой, ну зачем же так вопить?.. – пролепетала перепуганная Иноуэ, чудом не сверзившись на голову временного шинигами,.
- Умолкни и займись делом! Мало ли кого может принести…

Но не успел Гриммджоу закончить фразы, как за спиной в лучших традициях канона образовалось знакомое рейяцу. Очень такое знакомое…

- Улькиорра?!

Улькиорра. В эффектно колыхающихся под порывами несуществующего ветра белых одеждах, и с таким выражением лица, что Гриммджоу на пару секунд пожалел, что не владеет невероятно полезным искусством телепортации на край света. Или, по крайней мере, свойствами невидимки.

Появление неверного возлюбленного в план точно не входило.

А потом Гриммджоу представил последствия провала – все в тех же откровенных картинах «Ооо, Ульки-чан…» – и мгновенно завелся.

- И что ты делаешь, Гриммджоу? – ровным голосом, в котором только искушенное ухо Сесты могло уловить надвигающуюся бурю, поинтересовался Четвертый Эспада.

«А то непонятно!», тут же окрысился Гриммджоу, но счел за благо промолчать – слишком уж отдавало детской скубачкой. Никто ведь не хочет выглядеть глупо чаще, чем положено, и даже Сеста Эспада тут не исключение.

- …что ты пытаешься изменить, - продолжал тем временем Улькиорра, - залечивая раны врага, поверженного мной?..
Как назло, все крутые, остроумные и просто хоть сколько-нибудь вменяемые ответы начисто вылетели из головы, дав простор назойливо крутящимся междометиям и нецензурщине. Ни то, ни другое не годилось совершенно, и Гриммджоу встречал надвигающуюся опасность очень для него нетипично – молча.

- …Не отвечаешь? – проявляя чудеса наблюдательности, констатировал Улькиорра, - Хорошо… в любом случае, Айзен-сама доверил эту девушку мне.

«Опять ОНА! Всех как замкнуло на этой девчонке, и будь проклят тот день, когда в светлую голову Айзена-самы стукнуло ее украсть… и чего теперь делать?! Не драться же с ним… это Улькиорра все-таки, чихнешь – его и унесет… и вообще, Айзен-сама говорил женщин бить нельзя**… тьфу, при чем тут женщины?! Нет, с воздержанием пора заканчивать…», так думал Гриммджоу. А еще – что скоро вообще потеряет дар речи. За ненадобностью***.

- Отдай ее, - напомнил о себе Улькиорра. И совершил огромную ошибку.

- Пошел ты! – от возмущения Гриммджоу вновь обрел способность говорить. Ах так?! Все, сам напросился!

- Что-о?? – кавайные глазищи Четвертого стали еще огромнее. В другое время, при других обстоятельствах Гриммджоу непременно бы этому поддался, но сейчас арранкар был зол. Очень зол. И ревновал, и…

- А что? Ты сегодня много болтаешь, не так ли… Улькиорра!!!

«О, Создатель! Сделай так, чтобы эта дура додумалась вылечить шинигами, пока я отвлекаю Улькиорру!», взмолился Гриммджоу, бросаясь в атаку.

Где-то в недрах Лас Ночес оглушительно чихнул Айзен-сама.

Разумеется, тут он ничем помочь не мог.

И Иноуэ, мигом позабыв про друга, одноклассника и возлюбленного в одном флаконе, в миру – Куросаки Ичиго, с детским восторгом в глазах и открытым ртом глядела на бесплатный боевик. Только все никак не могла решить, за кого же она болеет – с одной стороны, Гриммджоу спас из неволи, но заботился-то Улькиорра… в конце-концов, мозг устал от столь сложной дилеммы, и девушка мысленно пожелала победы… обоим. Как такое возможно, она честно не представляла, но благоразумно решила не забивать голову, и просто смотрела. Не забывая, впрочем, ставить барьер от случайных серо.

- …Знаешь, кто ты, Улькиорра?! – что-то, а драться молча Гриммджоу не умел и не любил. Скучно ведь! И потом, пора было расставлять точки над «ё», - Ты – предатель! Подлый изменщик! Как ты вообще мог променять МЕНЯ на НЕЕ, а?!?

- Нани?! – на секунду опешил Четвертый. И тут же улетел на встречу со столбом.

- Что слышал! А еще… - Гриммджоу скрестил руки на груди и приготовился высказать все, что на душе скопилось, но Улькиорра уже выскочил из груды обломков, ободранный, исцарапанный и злой, как сто чертей. Обычная выдержка и хорошее воспитание благополучно забылись, и Четвертый, никогда прежде не повышавший голоса****, превзошел громкостью даже Иноуэ.

- Это я – предатель?! Уж кто бы говорил! Можно подумать, это «Я» постоянно бегаю в мир живых, к Куросаки Ичиго!
- Причем здесь Куросаки? – растерялся Гриммджоу.
- Все при том! Трещишь о нем с утра до ночи, шрам на память оставил, спасать принесся, и после этого изменщик – я?! Думаешь, много мне радости за ней присматривать? Еда ей невкусная, одежда неудобная, обувь жмет, спать жестко, атмосфера мрачная, арранкары – чудовища, Куросаки-кун – снова он! – the best. И кого Айзен-сама наградил сомнительной честью это выслушивать? Меня!..
- И ВСЕ?.. – пролепетал Гриммджоу, растерянно хлопая глазами, - То есть, ничего не было? А я подумал…
- А ты вообще не думаешь, и в этом твоя беда, Гриммджоу! – оскорбленный до глубины души Улькиорра пустился в разнос, - Я не моральный мазохист, и вообще она не в моем вкусе! А вот ты со своим Куросаки…

«Как они ругаются!.. Вот это – настоящая любовь», восхищенно подумала Иноуэ, и вновь расплакалась – от умиления.

- Да нет у нас ничего! – воскликнул Гриммджоу, и спешно взвился в воздух, спасая ноги. Попрыгал, уворачиваясь от шквала серо, обрушенного разгневанным Улькиоррой, потом вспомнил про сонидо и перенесся за относительно безопасный столб.

Сердце пело от радости, душа свернулась клубком и мурлыкала, но вот разум понимал, что ситуация складывается прескверная. Между ним и Куросаки действительно же ничего нет, кроме естественного желания подраться и выяснить, кто тут главный… но как объяснить это разбушевавшемуся Улькиорре, при этом не расставшись с частями тела? Столб разнесло очередным серо, отступать было некуда, и Гриммджоу решился на отчаянный шаг…

Это был исключительно подлый маневр, и вместе с тем очень результативный. У любого на теле есть эрогенная зона, но где – вопрос уже отдельной физиологии. У Улькиорры это была, конечно же, дыра под горлом (потому и ворот расстегивал где только мог – ткань-то трется, со всеми вытекающими). О чем Гриммджоу, разумеется, прекрасно знал.

И вот, сделав сонидо, наш герой оказался за спиной Улькиорры и быстро, пока тот разбирался, что к чему, стянул край куртки и провел по краям дыры.

- Черт, - выдохнул Улькиорра, и покачнулся.

Гейм овер!

Все-таки хорошо, что знал про это только Сеста, а то представьте, как быстро и оригинально выбывал бы из боя Четвертый Эспада, прознай враги!

Гриммджоу немедленно сграбастал разомлевшего любовника в охапку, махнул на прощание смущенной, но растроганной до глубины Иноуэ, и был таков.

- Ах, как же это прекрасно!.. – пробормотала Иноуэ, вытирая слезы.
- Думаешь? – живо поинтересовались с земли.
- Куросаки-куун!!!
- Ауч! – полузадушенный Ичиго предпринял слабую попытку освободиться, - Иноуэ…
- Ой, п-прости…
Ичиго помотал головой, не без труда встал.
- Знаешь, говорил мне Урараха, Уэко Мундо – ЗЛО, но чтоб настолько… интересно, они все тут такие?
- Ага! – жизнерадостно подтвердила Иноуэ, имея в виду, что даже арранкары с Айзеном – добрые и любящие, пусть и где-то глубоко внутри… (Такая вот она, наша Иноуэ:)), - Все-все… Ай, Куросаки-кун, мы куда?!
- Домой! – временный шинигами покрепче ухватил подружку за рукав – еще захочет остаться! – Домой, и как можно скорее! Подальше от всяких Айзенов, озабоченных арранкаров и Уэко Мундо! Кто знает, вдруг это заразно…

Конец))

Автор: Leyana
Фандом: Bleach!
Жанр: всего понемножку – юмор, стеб, романс
Пэйринг: Ренджи/Бьякуя
Рейтинг: NC-17
Саммари: да не люблю я саммари. Все в тексте.
Предупреждение:
1)ООС
2)некоторое расхождение с каноном
3)определенное количество пафоса
Примечание: возможно, через полгодика, когда выйдет прилично манги, напишу продолжение.

У Кучики Бьякуи возникла проблема. Ну как – возникла? Появилась, легкими шагами, постепенно наращивая силу, подкралась поближе и встала во весь немалый рост.
Помимо означенного роста проблема обладала шикарной гривой неестественно красных волос, множеством абстрактных татуировок и скверным характером. И звали ее Абарай Ренджи, фукутайчо шестого отряда.
Бьякуя, наверное, в тысячный раз пожалел, что его лейтенантом не стал тихий, покорный Изуру Кира. Дело было даже не в том, что этот мальчик, видно, родился с организаторскими способностями. Конечно, у Абарая с документами и прочей канцелярщиной совершенно не ладилось – его мускулистые руки были предназначены для тяжелого занпакто и для рукопашного боя, но никак не для кисти; у Киры же любая работа спорилась – талант руководителя с лихвой компенсировал не очень высокую для его звания рейацу и прочие мелкие слабости.
Но с бумагой Кучики мог справиться и сам. Прелесть Изуру была в другом: он совершенно не вызывал у Бьякуи эмоций – кроме, разве что, зависти к пронырливому Ичимару, отхватившему такое сокровище. Кучики когда-то отступил перед лисомордым капитаном, взял в лейтенанты горластого Ренджи, на кандидатуре которого почему-то настаивала добрая половина старших офицеров, включая Ямамото. Сколько раз он успел обругать себя за слабость, не знал даже он сам.
Потому что, в отличие от безмолвного интеллигента, шумный руконгайский оборванец сводил с ума непробиваемого Кучики. Бьякуя часами, прячась под маской отрешенности, мог обдумывать, как рассказать Ренджи, что он мешает выполнению капитанских обязанностей. Потому что Кучики Бьякуя, самый правильный офицер во всем Готэе, при виде своего лейтенанта отвлекается на посторонние… и совсем посторонние мысли.
Кучики уперся взглядом в затылок склонившегося над отчетом Ренджи и почти слышно заскрежетал зубами. Как объяснить этому чурбану, что холодный, как весенний ветер, и отчужденный, словно лазурное небо, капитан… хочет его до потери пульса – точнее, пульсирования рейацу..? Поэтические полупризнания, «ненароком» оставляемые на рабочем месте, приглашение на чай или совместную прогулку под луной не помогали: в лучшем случае, посидев или походив с капитаном полчаса-час, Ренджи убегал на дружескую пирушку – и всё. А сказать прямо Кучики не доставало… смелости, что ли?
Бьякуя снова скрипнул челюстью; ровные белые зубы аристократа с легкостью откусили кончик кисти, которую он, задумываясь. подносил к губам. Дабы лейтенант не заметил ничего необычного (Бьякуя сильно сомневался, что он способен на это, но осторожность вошла в привычку), Кучики выбросил испорченную вещь в корзину и наказал себе потихоньку избавиться от мусора.
Несчастная корзина уже почти доверху заполнилась кистями, грифелями и палочками для подчищения пятен.

Абарай Ренджи побаивался своего капитана. Особенно в последнее время. Если раньше Кучики-тайчо хоть издали был похож на нормального, то сейчас… Его невозмутимость и снисходительное презрение к Ренджи достигли таких размеров, что лейтенант боялся быть буквально погребенным под тяжелой, неподвижной рейацу. К тому же, примерно с месяц Кучики появлялся на работе с характерными темными кругами под глазами: бравого капитана явно мучила бессонница.
«Пьет, что ли?» - думал Ренджи, которому не мешали спать никакие тонкие материи. Он о них попросту не думал.

Неизвестно, чем бы кончилось дело (может быть, Кучики бы набрался смелости и высказал все; хотя, скорей всего, так и продолжил бы вариться сам в себе), но…
Но случилось «вторжение»; в Готэй 13 начался такой переполох, что даже Аясегава Юмичика забыл о личной жизни. Да что там – шинигами на время забросили и сон, и выпивку.
Бьякуе стало не до страсти; он отчаянно пытался решить противоречие между братским и воинским долгом. Но, так как за сотни лет жизни он привык обдумывать все очень размеренно, то к моменту, когда бешеный рыжий мальчишка почти свалился ему на голову, ничего умнее, чем обещание не нарушать законов Сообщества Душ, Кучики ни вспомнить, ни придумать не смог.
Потом он долго изумлялся, насколько удачно решилась безвыходная ситуация. Чудом, без преувеличения, Рукия осталась жива, цела и даже оправдана.
Однако Бьякуя был благодарен нахальному риоке не только за это. Ренджи ни на секунду не отходил от честно заработавшего место в госпитале капитана. Практически, как в радужных грезах Бьякуи: улыбался, подавал чай, чуть ли не за руку держал… обнял, когда Кучики в первый раз очнулся – капитан, правда, от этого так разволновался, что снова отключился… Но это уже детали.

Постепенно всё и все успокоились. Беспорядок, устроенный пришельцами, капитанскими бан-каями и лично Зараки Кенпачи, мало-помалу устранили. Незваных, но любимых теперь гостей готовили к отправке домой; Рукия пропадала где-то часами. Кучики совершенно справедливо полагал, что она гуляет с Ичиго: других дурных привычек за ней не водилось, а пожалованного шинигами тоже не было видно.

В последний вечер перед отбытием шинигами устроили для Ичиго (остальные под благовидными предлогами отказались) традиционную попойку. Так как сакэ и вино обеспечивал радостный Кёраку (сидевший тут же и глазеющий на Рангику), хватило всем; некоторым даже оказалось много.
В разгар вечера Ренджи и Ичиго очень бурно разругались, да так, что, пока выясняли, кто прав, забыли, с чего начали.
- А давай поспорим на что-нибудь! – предложил необычайно веселый Ичиго (даже когда он сердился, брови отказывались сходиться к переносице). – Кто выиграл, тот и прав.
Абарай ощутил раздражение: он сам хотел предложить такой замечательный способ. Поэтому он решил взять реванш:
- Давай так: кто выпьет большую чашку сакэ и не поперхнется, тот и выиграл. Проигравший в качестве моральной компенсации победителю («Нахватался слов от Кучики,» - сам себе удивился он) поцелует первого, кто попадется под руку, - Ренджи втайне понадеялся, что Куросаки не сваляет дурака и вцепится в хохочущую над ними Рангику или хотя бы в разрумянившуюся Нанао, и потом у него не будет лишнего повода злиться.
Но Ичиго, последние несколько дней отмечавший с Мадараме выписку последнего из больницы, изрядно натренировался и проглотил содержимое подсунутого стакана одним махом. Подождав, пока перед глазами перестанут мелькать цветные точки, он наклонился и прошептал – услышал, видимо, только Ренджи:
- Чего это ты вчера со своим капитаном в офисе обжимался?..
Возмущенный Абарай выплюнул сакэ почти в лицо сопернику и только собрался ответить, что помогал прихрамывающему – между прочим, по вине все того же Ичиго – капитану добраться до кабинета (кому какое дело, что при этом он изрядно облапал Бьякую?)… Но тут все хором заорали: «Проиграл!»
- Нечестно! – взвился Ренджи, но Куросаки только ухмыльнулся, а Матсумото лукаво сказала:
- Проиграл – выполняй условие.
Абарай озлился, не глядя, схватил за ворот сидящего рядом. дернул… и оказался нос к носу с Кирой. Изуру, методично надиравшийся весь вечер, смог сказать только:
- Э-э..?
«Твою мать,» - подумал Ренджи, глядя в его затуманенные глаза. Из близкого окружения Абарая Кира был одним из тех уникумов, с кем он даже вообразить не мог возможности поцелуя. Но – слово шинигами превыше всего, поэтому он притянул приятеля к себе; Юмичика кокетливо захихикал, а Ичиго все-таки поперхнулся новой порцией сакэ.
Почти протрезвев от неожиданности, Кира с трудом отпихнул куда более массивного Абарая и возопил:
- Что на тебя нашло?!
- Ты проспал идиотский спор, - сумрачно пояснил Шухей. – Ренджи проштрафился, поэтому целовал первого попавшегося.
- Ничего личного, - подхватил, давясь смехом, Иккаку.
Ренджи получил по затылку от насупившегося Изуру и отполз подальше от гогочущей компании. Хисаги сгреб Киру в охапку, и они принялись что-то тихо, но бурно обсуждать. Немного погодя на огонек зашла Рукия, поругалась на Шунсуя, как раз в этот момент разливавшего молодежи вино, и забрала Ичиго. Веселья, впрочем, исчезновение виновника торжества не убавило.
Когда уже все забыли про инцидент с Кирой, к Ренджи подсела Нанао.
- Абарай-кун, может, это не мое дело… Когда ты целовал Киру, как раз зашел Кучики-тайчо. Посмотрел на вас, развернулся и вышел с таким лицом, словно застал жену с любовником. У вас роман? А что ты делаешь?
Ренджи моргнул и понял, что откусил край пиалы. Он сплюнул осколки фарфора и спросил:
- С чего ты взяла, что у… нас что-то есть?
Она усмехнулась:
- Когда Куросаки сказал, что ты обжимался с капитаном, ты покраснел явно не от того, что поперхнулся. Вот я и подумала, что это правда… - заметив, как вытянулось лицо Абарая, Исэ добавила: - Прости, что сразу не сказала. Хотелось посмотреть, с каким лицом ты будешь целовать Оомаэду – он сидел к тебе ближе всех, но потом отошел.
- Извращенка, - проворчал Ренджи.
- Ты бы сходил, посмотрел, - посоветовала Нанао. – Исане сказала, что у Кучики-тайчо и так проблемы с нервами после всей этой каши. А сейчас у него было такое расстроенное лицо…

Бьякуя сидел на диване в своем кабинет и думал. Пытался.
Диванчик или софа в офисах руководства отрядов предназначались для отдыха денно и нощно работавших на благо Готэя капитанов (или, в крайнем случае, лейтенантов). Однако, по слухам, не во всех отрядах он использовался по прямому назначению.
Кучики много раз слышал, что офицерский состав шинигами развращен до последней степени. Лейтенанты, мол, все спят друг с другом и даже иногда устраивают оргии. Так как Бьякуе в основном об этом рассказывал Шунсуй, Кучики не очень был склонен верить. Однако увиденная в казармах сцена стояла перед глазами, словно старая, до невозможности знакомая фотография.
Подумать только! Ведь Бьякуя уже набрался храбрости. Дошел до гулянки, собираясь увести лейтенанта… и узрел такое…
Кучики вспомнил слышанный на днях двусмысленный разговор своих младших офицеров о том, что «брошенного Киру-фукутайчо надо утешить». «Вот и утешатель нашелся,» - скорбно сказал себе Бьякуя; он прекрасно был осведомлен о юношеской дружбе лейтенантов и порой даже ревновал – так что сейчас у него не возникло даже тени сомнения в том, что именно он видел.
Ренджи возник на пороге тихо, словно тень – его выдавала рейацу, которую он даже не пытался скрыть. Искоса глянув на подозрительно серьезного лейтенанта, Кучики попытался сглотнуть. В который раз за последние недели захотелось расплакаться: расшатанная всем, выпавшим на его долю, психика подводила железного капитана.
- Абарай плотно закрыл дверь, мягко скользя – крепкий, тяжелый, он обладал звериной грацией, - подошел к капитану и сел рядом. Кучики хотел что-нибудь сказать… но понял, что не сможет – дрогнет голос, предательски сорвется, выдавая невыносимое волнение. То ли Бьякуя непроизвольно придвинулся, то ли Ренджи оказался нахальнее, чем думал капитан – Абарай одним широким движением обнял его, прижал к груди, бережно, словно ребенка… погладил по волосам, чуть царапнув палец кенсейканом; взяв за подбородок, заставил приподнять голову… коснулся губами прохладной щеки, потом сжатых в тонкую полоску губ… Тихо вздохнув, Бьякуя обнял лейтенанта за шею и опустился на маленькие, вышитые шелком думочки.
Ренджи целовал его осторожно, неуверенно, робко заглядывая в глаза, словно боялся позволить себе лишнее. Кучики с готовностью отзывался на все ласки, не зная, как еще показать, что он не против, что ему нравится, и – капитанское бесстрашие загадочным образом улетучилось – не смея просить о большем. Только скинул мешающее хаори – широкий ворот чересчур целомудренно закрывал шею – и снял кенсейкан, смутно догадываясь, что на это Ренджи точно не решится.
Без заколок его волосы были непослушными и пушистыми, перепутывались с красными прядями (что случилось с лентой, которой Абарай стягивал хвост, не понял ни один, ни другой – в какой-то момент густые, тяжелые волосы Ренджи хлынули вниз, занавесом падая вокруг лица Бьякуи). Ренджи перебирал их, еще больше запутывая, словно стараясь привязать Кучики к себе.
А Кучики… Кучики думал, что все это сон. Поэтому он закрыл глаза… и очнулся, когда вовсю светило солнце. Никаких следов недавнего пребывания в офисе лейтенанта не было, даже снятое ночью хаори аккуратно прикрывало безмятежно спящего тайчо…
Только вот кенсейкан лежал на полу, а рядом с ним – разорванная лента с застрявшим в узле ярко-красным волосом.

- Ренджи, ты идиот… - Кира, болезненно морщась, прикладывал к голове мешочек со льдом. – Если так хотелось, воспользовался бы ситуацией.
- Ага, а потом Сенбонсакура, и у Кучики новый лейтенант, - уныло сказал Ренджи, пытаясь стянуть волосы резинкой, одолженной у Орихиме – свою повязку он так и не нашел, будто меж глаз попала.
- Тогда не жалуйся, - в дверь постучали, и Кира спрятал несолидное «украшение». Вошла такая же кислая, как он, Рангику и водрузила на стол стопку документов. Капитан Хитсугая не пил вообще, так что свежая порция отчетов от него никого не удивила.
Изуру снова достал лед, едва избежав посягательств на него со стороны Матсумото; с преувеличенно серьезным видом начал просматривать бумаги. Женщина плюхнулась на соседний с Абараем стул.
- Кира-кун, куда это ты вчера так быстро ушел с Шухеем?
Ренджи вытаращил глаза на нее, потом ни Изуру. Тот раздраженно дернул плечом, в который раз поморщился:
- Мы гуляли.
- И до какой степени вы «догуляли»? – усмехнулась Рангику.
- Мы просто гуляли, - упрямо повторил Кира. – Надо было кое-что обсудить. Личное.
Ренджи вспомнил случайно пойманный вчера Шухеев взгляд – тяжело и яростно он смотрел в спину Кире, словно прожечь пытался – и ляпнул:
- Он тебе морду набить хотел?
Изуру аж листок выронил.
- Значит, хотел, - констатировал Абарай. Кира понурился и начал рассказывать:
- Когда ты ушел, семпай взял меня под руку и просто вывел из казарм. И повел за собой по лабиринту. К моему стыду, у меня возникло всего две версии его странного поведения. Он выбрал первую – бросился с кулаками. Хорошо хоть за меч не схватился, а то лежал бы я сейчас… и не обязательно в четвертом, а в земле сырой, как сказал Куросаки. Он, кстати, тебе привет передавал.
- Не увиливай, - строго велел Абарай. Рангику неслышно вздохнула. Кира еще тише продолжил:
- Увиливай - не увиливай… Он будто сломался. Упал на колени и засмеялся. Типичная истерика, я думал – потом заплачет. Нет – посмеялся, встал, и мы действительно гуляли, пили прихваченное им сакэ. Потом Шухей потащил меня к себе, добивать его запасы. Первый раз в жизни так… нажрался, по-другому не скажешь… - он помолчал и совсем уж неслышно добавил: - Только ведь все равно не помогло…

Бьякуе снился сон.
Сон немного душный и тяжелый, тем более, что Кучики находился уже на грани с реальностью, и понимал, что все еще грезит. Но еще он понимал, что сон о Ренджи. А все сны о Ренджи носили определенную окраску.
Поэтому просыпаться не хотелось.
Но пришлось.
- …сама… Они-сама… Проснись уже, брат, - цепкая рука дернула его за плечо, острые ногти впились в кожу даже через одеяло – тонкое, правда. Бьякуя открыл глаза… узрел мордашку Рукии и скорчился в неподобающей аристократу позе выброшенного на холод котенка: одеяло предательски точно передавало все рельефы тела… и в данный момент это было лишним.
Рукия хмыкнула:
- А я испугалась, что тебе кошмар снится. Брат, прости, что вмешиваюсь, но тебе пора завести любовницу. Или любовника.
Кучики моргнул. Потом подумал, что живые окончательно испортили и без того не сахарную девушку. Потом осторожно сказал:
- Я чту память Хисаны. Это было бы оскорблением…
- А мне кажется, она бы поняла, - неожиданно перебила Рукия. Кучики моргнул еще раз. Впрочем, повалявшись в госпитале, он стал несколько покладистее и потому стерпел.
- Нельзя себя так изводить, есть вещи, в которых нельзя себе отказывать…
«Какой чепухи она нахваталась у этого рыжего…» Кучики сел и спросил:
- Зачем ты пришла?
- И похудел изрядно, будто рейацу по часам убывает, - завела новую шарманку сестра. – Под глазами темные круги, будто пьешь на пару со своим лейтенантом…
- Все-таки этот рыжий тебя испортил, - сказал вслух Бьякуя. Это заставило Кучики-младшую на секунду заткнуться, и он воспользовался паузой: - Я спросил, зачем ты пришла?
- Вот, подпиши, - девушка сунула ему под нос какие-то бумажки. – Я отправляюсь на грунт, но для этого необходимо твое разрешение.
- На грунт? Для чего? Это не опасно? – строгим тоном задавая вопросы, Бьякуя тем не менее ставил печать клана на документах. Глаза сестры горели – она явно жаждала поскорее отправиться к новым друзьям, и останавливать ее было бы несколько жестоко.
- Не знаю. Йоруичи сказала, что Урахара все мне объяснит.
Кучики вздохнул. Доверить девушку проныре в подозрительной полосатой панамке и с несолидным веерочком вовсе не казалось ему хорошей идеей. Уж лучше…
- Подай мне со стола чистый лист.
Часто и мелко обмакивая кисть в тушь, Бьякуя размашисто, даже чуть небрежно набросал записку:
«Куросаки-сан, позаботьтесь, пожалуйста, о моей сестре. Урахара кажется мне неблагонадежным типом. Просто - Типом. И передайте Абараю, чтобы возвращался: отчетность.
С уважением, Кучики».
Подождав, пока письмо высохнет, Бьякуя свернул его и запечатал с помощью маленького заклинания, одного из тех, секрет которых передавался из поколения в поколение.
Пофыркав, Рукия все же в достаточной мере вежливо попрощалась… но, задержавшись на пороге, бросила:
- Знаешь, брат… В некоторых случаях Ренджи безобразно глуп. Но если ты прямо скажешь ему, что хочешь его в свои любовники, он побежит за тобой, как собачка.
И ушла. А Бьякуе на несколько минут представилась возможность узнать, что такое кома.

Ичиго рыдал над запиской, но потом собрался и похоронно-торжественным голосом обещал выполнить наказ Кучики. Ренджи, скрепя сердце (ибо предчувствовал неладное – к примеру, горы канцелярской работы), отправился в Сэйретей.
Здесь было тихо. Даже тише, чем в Каракуре. Поэтому Абарай немного ослабил бдительность и отправился к старому приятелю. Кира, только закончивший месячную отчетность, ему очень обрадовался. Но вот выпить у него было нечего. Изуру шепотом признался, что от выпивки у него только голова болит, а забыть то, что хотелось бы – не получается.
«Ничего, где наша не пропадала» - решил Ренджи и потащил друга к Шухею. Но у того тоже было пусто: в памятный вечер Хисаги с Кирой вылакали абсолютно все, что было. Повздыхав, Абарай взбодрился и поволок смурных (верно, от воспоминаний) лейтенантов к хозяйке самого роскошного бюста и самого большого запаса алкоголя во всем Сэйретее.
У Рангику уже сидели Иккаку с Юмичикой, Исане, Нанао и несколько совершенно незнакомых шинигами – совсем зеленых, видимо, набранных в Академии взамен пострадавшего состава Готэя. Вечер выдался славным; неудивительно, что от гостеприимной Матсумото Ренджи выполз только после полуночи. Впрочем, он еще бы долго просидел среди веселящихся от души коллег, но вовремя заметил, как изрядно пьяный Шухей уводит совсем чуть-чуть хмельного Киры.
Последив за ними, Ренджи с долей разочарования убедился, что ничего предосудительного друзья по несчастью не делают. Самым крамольным оказалось громкое обсуждение недостатков их бывших капитанов. они словно пытались убедить себя в том, что так даже лучше.
Плюнув на такое неблагодарное занятие, как шпионаж, Абарай отправился в офис. Он как-то не подумал, что там, скорее всего, никого нет.
Однако кабинет тайчо был не заперт, а сам он спал на диванчике, чуть поджимая тонкие ноги. Ренджи пожал плечами: думать, почему капитан спит здесь, а не дома, было лень. Поэтому он просто лег рядом с диваном и уснул.

«Легко сказать… хочу в любовники…» - размышлял Кучики, меряя кабинет шагами. Так как поступь у него была легкая, как полет бабочки над цветком, но такая же неравномерная, результат получался каждый раз разным. Это сбивало с мысли, и они текли не потоком, а каким-то рваным о камни мелким ручейком.
«Твои руки так возбуждают, что я готов отдаваться прямо на рабочем столе…» - сочинял он и тут же перебивал себя: «Чересчур пафосно и пошло одновременно… Я твой, возьми меня… Это уже что-то из области дамских романов… Трах… Нет, у меня язык не повернется такое сказать!»
В конце концов, изрядно помучившись, он прилег на диван и задремал. Проснувшись, осторожно спустил ноги с дивана… и поставил их на лейтенанта, мирно спящего на полу.
Разбудить его оказалось совершенно невозможно; впрочем, по распространявшемуся запаху Бьякуя без труда определил причину такого крепкого сна.
Однако Кучики не был бы Кучики, если бы не умел обратить обстоятельства на пользу обществу (а в данном случае – себе). Он подхватил неподвижное тело Ренджи на плечо и, осторожно выскользнув, запер офис. Часовой, поставленный охранять центральную часть расположения отряда, сидя на корточках, бессовестно дрых. Бьякуя запомнил его с твердым намерением поутру влепит выговор и, невидимый глазу, помчался к себе: он, конечно, не госпожа Шихоуин, но все же шунпо – один из его коньков.

Абарай проснулся от того, что чувствительно ударился головой в стену. Потерев лоб, он попытался сообразить, откуда тут взялась перегородка. Потом огляделся и понял, что находится в чужой, абсолютно незнакомой комнате.
С трудом поднявшись – последствия возлияний не ощущались, но мышцы затекли и отказывались нормально работать, - Ренджи подошел к оконцу – небольшой прорези в стене, закрытой прозрачным кеккаем. Уже наступали сумерки; темное небо меняло оттенок с красновато-оранжевого на фиолетовый.
Быстренько прикинув, Ренджи предположил, что проспал примерно три четверти суток; думать, что, возможно, провалялся в беспамятстве в неизвестно чьем жилище несколько дней, как-то не хотелось.
Он осторожно высунулся в коридор, никого не увидел и пошел в случайно выбранном направлении. Поплутав по бесчисленным, казавшимся одинаковыми, покоям огромного, по видимости, дома, Абарай умудрился вернуться к той комнате, из которой начинал «прогулку» по лабиринтам; чертыхнувшись, отправился в другую сторону. Через некоторое время Ренджи убедился в появившихся смутных подозрениях: эта часть поместья Кучики была ему знакома – ему пришлось пару дней присматривать за спотыкающимся, но категорически отказывающимся вернуться в госпиталь капитаном и сопровождать его даже дома.
Движимый немного детским любопытством ( а также вполне естественным желанием узнать, зачем Кучики притащил его к себе домой), Ренджи отыскал спальню капитана, поражаясь тому, насколько пустынен, даже зловещ этот дом. По дороге не попалось ни одной души.
В личных покоях Бьякуи неярко горел светильник; в кабинет из смежной комнаты падал расплывчатый прямоугольник света. Замаскировав и без того ослабленную рейацу, Ренджи заглянул в спальню.
Кучики сидел на аккуратно расстеленном футоне спиной ко входу и осторожно массировал неловко подвернутую под себя ногу. В белом шелковом кимоно он был болезненно хрупким; равномерно двигающиеся плечи казались намного уже, чем облаченные в форму или даже просторный больничный халат. Потом Бьякуя встал, начал развязывать пояс…
Ренджи словно толкнули: он подошел вплотную, обхватил узкие, худые плечи, притянул к себе мгновенно напрягшееся тело. Бьякуя вцепился в смуглую татуированную кожу белыми пальцами, подался к Абараю, прижимаясь всем телом, прогибаясь в пояснице. Ренджи, внутренне обомлев, судорожно вздохнул, перехватил его одной рукой, приспустил тонкую ткань, прикусил, оставляя на шее алый след; потом, развернув к себе, с силой поцеловал, обхватив одной рукой запястья, встал на колени… Кучики послушно опустился рядом, одновременно выскальзывая из кимоно…
Ренджи прижал его к футону, боясь, что капитан вырвется – убьет на месте или просто одарит неподражаемо-холодным взглядом и выставит. (С него сталось бы подразнить и выкинуть – к примеру, после восхитительной, пусть и очень короткой ночи поцелуев капитан успешно делал вид, что ничего не случилось.) Словно разубеждая в этом, тонкая рука прошлась по его спине, задержавшись на талии, погладила бедро и потянула за оби. Ренджи вернул ласку, проведя пальцами по напряженному животу – его золотистый загар странным образом изумительно сочетался с бледной кожей Бьякуи, - потом ниже; Кучики выгнулся, впился ухоженными ногтями в предплечье. Абарай высвободил руку, с мягким нажимом лизнув скулу, проследив языком острую линию челюсти: хватка разжалась, тонкие пальцы скользнули по затылку, снимая, отбрасывая резинку для волос, впутались в рассыпавшуюся гриву.
Пока Ренджи, откровенно наслаждавшийся данным ему положением хозяина ситуации, неторопливо целовал и покусывал мягкую, пахнущую вишней кожу, Бьякуя распутал пояс его хакама и, нетерпеливо дергая края одежды, почти стянул оба кимоно. Смешно фыркнув – пушистая темная прядь, упавшая Кучики на грудь, пощекотала Ренджи нос, - Абарай приподнялся и отточено красивым движением сбросил форму. Кучики заподозрил, что Шунсуй был не так уж неправ, рассуждая о беспорядочных связях офицерского состава.
Ренджи будто мысли прочитал: хищно усмехнулся и, возвращаясь к своему занятию, подхватил Бьякую под поясницу, прижав к себе, потерся животом о живот; тот тихо охнул, снова вцепился в плечи, обнял за шею. Ренджи осторожно уложил его обратно, ладонью, едва касаясь, погладил пах, словно просил расслабиться. У него уже сводило все мышцы: природное нетерпение сыграло плохую шутку. Однако Ренджи, с трудом державший себя в руках, все же отчаянно старался не спешить: опасался, что всегда неприлично спокойному капитану не понравится его несдержанность.
Бьякуя же искренне не понимал, почему Абарай не торопится. (На секунду он даже испугался, что Ренджи откуда-то узнал его потаенные желания - с сестры сталось бы дать лейтенанту подробные «инструкции» - и, пересиливая себя, пытается угодить капитану.) Он нерешительно пропустил меж пальцев красные прядки – острые ногти зацепились и едва не запутались; выгнувшись, плотно прижался, стараясь полнее ощутить горячее тело, гладкую кожу, частую пульсацию крови в выступивших на руках венах…
Абарай, судорожно выдохнув, отпустил мелко дрожащего Кучики, провел пальцами по губе, чуть приминая; Бьякуя резко прикусил, потом, забрав пальцы в рот, тщательно облизал – на языке остался солоновато-металлический привкус – и, легонько подтолкнув руку Ренджи, пошире раздвинул ноги. Ренджи сам не уследил за своими действиями: Кучики ахнул, распахнул удивленно потемневшие, словно бы невидящие, глаза…
Абарай плавно двигал рукой, с особым, почти садистским удовольствием любуясь меняющимся лицом Бьякуи. Тот терпеливо закатывал глаза, даже вполне успешно – пару раз – выровнял дыхание; прикусив губу, неожиданно лукаво усмехнулся – протянул изящную руку, провел между ног неловко согнувшегося над ним Ренджи, скользнул пальцами по члену. Абарай сжал зубы: узкая кисть сомкнулась в горячее кольцо и двинулась вниз; теперь Кучики наблюдал за ним из-под кокетливо опущенных ресниц, взглядом откровенно приглашая к дальнейшему.
Не выдержав, Ренджи издал странный звук, похожий на полузадушенный всхлип, убрав руки, приподнялся и рывком – темные волосы взметнулись вокруг лица – вздернул Бьякую к себе на колени; от напряжения сводило живот. Кучики обхватил его за шею, сильно прижавшись бедрами, мягко опустился на плоть – Ренджи, так и не разжавший челюсти, почти вскрикнул, на миг ощутив чуть суховатый горячий анус партнера; потом все на время растворилось в оглушающем вихре ощущений, эмоций… чувств.
Ренджи невинной овечкой не был (в Готэе вообще было сложно сохранить невинность); а с его темпераментом опыта разного рода он набрался быстро и на удивление качественно. Однако сейчас Абарай не мог припомнить из своих любовников – и даже некоторого числа любовниц (хотя с женщинами у шинигами дела обстояли еще хуже, чем с девственниками) – ни одного, с кем он мог бы так долго заниматься сексом. Кучики тихо, изнеможенно постанывал, несильно и неравномерно уже двигаясь; умоляюще глянув, провел ладонью по щеке… Ренджи нравилось это изматывающее удовольствие, но он все же подчинился молчаливой просьбе: опрокинув на спину, несколько раз излишне резко – Бьякуя всхлипнул, его лицо исказилось – толкнул… на несколько секунд замер, смакуя ощущения – наверное, в первый раз поняв смысл выражения «искры из глаз»… Потом отодвинулся, наклонившись, коснулся губами живота Бьякуи, провел языком по лобку; прижав зубами головку, чуть прикусил, губами втянул член. Кучики, мучительно выгнувшись, почти сразу кончил; Абарай, не ожидавший такого быстрого результата, чуть не поперхнулся, рефлекторно поднеся руку ко рту, часть спермы выплюнул, часть проглотил; немного отдышавшись, смахнул белые капли с пальцев и с губ и устало вытянулся рядом с Бьякуей.
Через некоторое время Кучики открыл глаза; неловко помогая себе руками, сел и немигающе уставился на Ренджи. Абараю стало не по себе; промелькнула предательская мысль: «Вот сейчас точно выставит…» Но Бьякуя улыбнулся – чем поверг Ренджи в куда больший шок, чем все случившееся – и хрипло, будто перенимая интонации лейтенанта, сказал:
- Пойдем.
Абарай похлопал глазами, затем послушно поднялся и последовал за Бьякуей.
Кучики уверенно шел по путаным коридорам; от легкого сквозняка, гулявшего по дому, полы кимоно, небрежно наброшенного на привычно развернутые плечи, картинно трепетали и развевались. Залюбовавшись легкой походкой капитана, Ренджи не заметил, как очутился у входа – точнее, у выхода – в купальню.
Под навесом на крохотной террасе были расставлены плетеные стулья; немного неуместно рядом с ними смотрелся традиционный низкий столик, сервированный большими, но как-то очень изящно – как все в этом доме – выглядящими блюдами, аккуратно прикрытыми полотняными салфетками.
Однако эклектичное сооружение ненадолго заняло внимание Абарая. Бьякуя, капризно дернув плечиком, сбросил кимоно и шагнул в полуестественный водоем, над которым клубился пар. «Кучики – сволочи, знали, где поместье строить,» - завистливо подумал Ренджи, следуя примеру капитана. То есть, раздеться-то он не мог – непобедимая лень не позволила произвести действий больше, чем было необходимо для перемещения своего тела вслед за Бьякуей, – но в источник залез с превеликим удовольствием, чуть не урча.
Изрядно отмокнув и почти растаяв – смягчились даже тонкие складки у бровей, – Кучики выполз из источника, завернулся в широкий халат, явно привезенный из мира живых («Урахара со своей контрабандой везде проберется,» - ухмыльнулся про себя Абарай). Потом выгнал Ренджи из воды под предлогом вредного влияния на сердце (чем изрядно развеселил лейтенанта: мало того, что крепостью здоровья он поражал Унохану-тайчо, – шинигами, кроме Укитаке, вообще не были склонны к органическим болезням).
- Ешь, - Кучики подсел к столу, снял несколько салфеток. – Я думал, что ты проснешься раньше. Но ты проспал весь день. Впрочем, ужин еще должен быть съедобен.
Бьякуя явно лукавил: мисо и лапша оказались обжигающе горячими, от чая, словно от маленького ароматного источника, поднимался пар. Даже суши были еще теплыми. «Здесь какой-то фокус,» - решил Абарай, но внимать робкому голосу разума под аккомпанемент оглушительных воплей тела (которое обычно питалось крайне скудно) было решительно невозможно.
Кучики, пересевший на стул, наблюдал за ним с легкой полуулыбкой. Только за это Ренджи, наверное, отдал бы все на свете, но бесценное сокровище досталось ему не то, чтобы даром, а еще и с доплатой.
Дождавшись окончания трапезы лейтенанта, Кучики взял его за руку и, состроив каменно-спокойное лицо, отвел его в спальню, уже в другую. Там стояла широкая, словно специально для этого случая приготовленная кровать –с пышно взбитыми подушками и заманчиво белоснежным бельем.
Потаращившись несколько секунд на это великолепие и припомнив собственный жесткий футон в казарме, Ренджи заявил:
- Все-таки эклектичный у Вас дом, капитан.
«Куросаки, кажется, повлиял на всех,» - несколько шокированный капитан решил проигнорировать нехарактерное для Абарая высказывание, просто разделся и молча улегся. Ренджи, не зная, куда себя деть, пару минут поизображал столб, вздохнул и заполз под одеяло. Немного поворочавшись, обнял капитана, уткнулся носом в волосы, пахнущие сакурой и гибискусом, и моментально уснул.

Ренджи буквально летал; ему будто реактивный двигатель прикрепили. (Владелец двигателя, между прочим, не разгибаясь, работал в офисе, вечерами встречая лейтенанта усталой, но очень многообещающей улыбкой.)
В воскресенье кто-то из офицеров, вернувшись с грунта, рассказал, что вечером прибудет Рукия с загадочным «приветом» от Урахары. Абарай обрадовался и понесся к Кире; они уже давно не устраивали традиционные еще с Академии встречи. К постоянно находящейся в полуобмороке Момо Ренджи не пошел: с момента исчезновения предателей она всех избегала, да и Кира на нее посматривал косо.
Подходя к зданию штаба, Ренджи заметил Кучики-тайчо, с пачкой бумаг под мышкой капитан поднялся к дверям, неожиданно оглянулся по сторонам, словно слежку высматривал, и только тогда вошел. Абарая тут же одолело любопытство; он осторожно проскользнул внутрь и заглянул в кабинет тайчо третьего отряда.
Кира занимал капитанское кресло, перед ним высились стопки документов. Он взял принесенную Кучики партию отчетов и спешно начал их пролистывать, на некоторых ставя аккуратный росчерк. Бьякуя, неотрывно смотревший в точку над его головой, вдруг вздохнул и несмело спросил:
- Кира-фукутайчо… До меня дошли слухи… Неужели все лейтенанты спят друг с другом?
Изуру выронил очередной листок, вспыхнув до корней волос, промямлил:
- Откуда вы узнали? Мы же… - потом взял себя в руки: - Неправда. Не все.
Странное поведение Киры удивило Абарая куда больше, чем непонятный интерес Кучики-тайчо к этой теме. Удивительно быстро сложив два и восемь, Ренджи выпал из офиса и побрел куда глаза глядят. Жизнь становилась все прекрасней и удивительней.

Рукия задумчиво пила чай, искоса посматривая на друга детства. Ренджи был искренне озадачен вскрыванием банки с колой, которую девушка притащила из мира живых. Вопрос, хоть и заданный очень мягким тоном, прозвучал неожиданно:
- Ренджи, что ты думаешь о моем брате?
Занятый банкой, Абарай, не подумав, брякнул:
- Он классно трахается.
Кира шумно поперхнулся; Ренджи запоздало понял, что сказал, и сжался в комок, ожидая, по меньшей мере, гневных воплей.
- Превосходно, - умиротворенно произнесла Кучики, отчего Изуру поперхнулся еще раз. – А я-то уж думала, придется брать все в свои руки.
«Слава Ками-сама, я успел раньше,» - порадовался Абарай. Масштабы последствий, вызванных активными действиями Рукии, обычно достигал катастрофических размеров. Потом он кое-что вспомнил и, повернувшись к Кире, уверенно сказал:
- А ты спал с Шухеем.
- Ты-то откуда знаешь?! – взвыл Изуру.
- А, - сказала Рукия. – Нашли друг друга. Боюсь, это ненадолго.
- Возможно, - устало согласился Кира. – Но так легче.
- Действительно помогает?
- Помогает. На время… забывается все… лишнее…
Ренджи, хлопнув ресницами, посмотрел на серьезную, как перед боем, Рукию, на измученного Киру и промолчал; только по-человечески эгоистично порадовался, что ему не довелось пережить предательства.

- Наговорился, сплетник? – Бьякуя, мягко улыбаясь, ждал Абарая в спальне, той самой, в западном стиле. Ренджи сделал вывод, что сегодня ничего радостного ему не светит: следуя какому-то неизвестно происхождения капризу, Кучики предпочитал заниматься любовью в личных покоях, словно нахождение на собственной территории придавало ему уверенности в своих силах – или, скорее, в праве на свои действия, будто что-то могло ему запретить быть не просто руководителем…
Абарай вздохнул и начал раздеваться. Здесь, где было мягко, уютно, сонно, Бьякуя предпочитал просто спать – тесно прижавшись, вцепившись руками в плечо. Но Кучики удивил его: подошел сзади, обхватив за талию, помог распутать пояс.
Ренджи удивленно обернулся, посмотрел на тянущегося к нему Бьякую – из-за разницы в росте тот лишь с большими стараниями мог поцеловать лейтенанта; обняв за талию, подхватил, прижался губами к полуоткрытому влажному рту, чуть прикусил кончик языка, мгновенно скользнувшего по зубам. Кучики прерывисто ахнул, пошире открыл рот, впуская чужой уверенный, нахальный даже язык, начавший выписывать по нёбу замысловатый рисунок. Бьякуя на это тихо застонал, прижался к любовнику так, что почти слышно затрещали узкие аристократические косточки, зарылся пальцами в распущенные уже волосы.
Внутренне усмехаясь – невозмутимый капитан с изумительной легкостью велся на подобные приемы, – Ренджи прижал Бьякую к стене, продолжая тягучую, чувственную ласку, начал развязывать его пояс. Когда свободная рука Ренджи проскользнула в распахнутую юкату, погладила пах, Кучики полувсхлипнул, застонал громче, обнял за шею.
Абарай обхватил капитана обеими руками – исчезновение ласкающей ладони вызвало странный разочарованно-предвкушающий вздох – с намерением перенести его на кровать; не удержавшись, снова поцеловал чуть припухлые губы…
Створка двери без стука распахнулась, и в комнату влетела перекошенная Рукия; Ренджи, перепугавшись, замер. Девушка тоже застыла, покраснела, повернувшись, тихо произнесла:
- Простите… Я позже зайду.
- Подожди, - Бьякуя выскользнул из рук любовника, догнал сестру, на ходу поправляя одежду, и, схватив за плечо, развернул ее к себе: - Что случилось?
Рукия подняла на него огромные, влажно блестящие глаза.
- Что… что произошло? – почти испуганным шепотом переспросил Бьякуя, обнимая всхлипнувшую девушку. Ренджи растерялся: нет, он, конечно, понимал, что капитан любит сестру… но только теоретически. На практике… он просто предпочитал над этим не задумываться: чересчур запутанными стали связи событий, чувств и отношений.
А теперь пугающе равнодушный к сестре капитан, по ее же словам никогда не защищавший ее, неловко гладил плачущую Рукию по голове. Абарай вздохнул, подошел к семье Кучики; буквально отобрав у Бьякуи девушку, поднял легкое – кажется, еще легче, чем тогда, на скале – хрупкое, как веточка, тело, чуть встряхнул. Рукия моментально перестала реветь, обхватила за шею тонкими, детскими руками, прижалась, чуть дрожа. Абарай невольно вспомнил Руконгайские последние кварталы с их холодными ночами, мучительными полуголодными днями и злыми, норовящими пнуть ребенка, прохожими.
Бьякуя посмотрел на них такими же круглыми, как у Рукии, глазами, и в растерянности опустился на кровать. Ренджи сел рядом, устроил девушку на коленях и выжидательно уставился на нее. Рукия вытерла слезы и сказала истинно Кучиковским ледяным тоном:
- Арранкары похитили Орихиме. Теперь Ичиго собирается в Хуэко Мундо.
Ренджи чуть руки не разжал, но вовремя спохватился. Бьякуя еле слышно ахнул – будто просто вдохнул, долго, глубоко, и не выдохнул. Рукия посмотрела на брата:
- Что теперь будет?
Тот немного помедлил, но все же ответил, тяжело, вынужденно:
- Если хочешь, отправляйся вместе с ним. Но обещай, что будешь осторожна.
Она кивнула; соскользнув с колен Ренджи, легким касанием поцеловала его в щеку; поколебавшись, обняла брата – он не шевелился, безвольно уронив руки вдоль тела, – и выскользнула из комнаты. Кучики-старший закрыл лицо руками и откинулся на кровать. Ренджи, сумрачно раздумывая о предстоящих неприятностях, разделся, лег, притянув к себе находящегося в прострации Бьякую, и усилием воли заставил себя уснуть.

Ранним утром был созван срочный совет у Ямамото. Генрюсай был как всегда невозмутим, его, казалось, не раздражал даже мечущийся, будто раненый зверь, Куросаки. Все остальные были необычно молчаливы и явно нервничали. Даже Кенпачи скалился как-то криво, а Комамура, без своего неизменного соломенного шлема, то краснел, то бледнел так. что это было заметно через рыжую шерсть. Ренджи мимоходом удивился, почему нет Киры и Шухея, но потом подумал, что так даже лучше: в Хуэко Мундо их бы все равно не взяли, зато нервы потрепали бы изрядно.
Выйдя с собрания, Кучики решительно взял сестру под руку и отвел в сторону; лейтенант, оглядываясь на смурных шинигами, поплелся следом. Отойдя на расстояние, достаточное, чтобы их никто не услышал, Бьякуя остановился, не выпуская руку девушки, повернулся к Ренджи и неторопливо начал:
- Вы будете смеяться, дети… но я хочу вас попросить… Перед тем, как мы отправимся в буквальном смысле наверх… Обещайте мне, что мы вернемся. Вернемся сюда, прямо на это место…
- Кто здесь ребенок?! – нарочито громко возмутился Абарай, накрывая ладонью сцепленные практически одинаково тонкие пальцы двоих Кучики, и снова вспомнил Руконгай, где только это и спасало от отчаянной, черной тоски – а без рук друзей, без этого общего кулака не выжить – потеряешься в огромном мире душ без сердца…
- Мы такие же дети, как ты! – нахально заявил он на удивленный взгляд капитана… посерьезнел, склонившись, поцеловал судорожно сжатые белые руки и тихо сказал:
- Обещаю.
И Рукия подхватила:
- Обещаю, они-сама, обещаю.
Кучики, благодарно кивнув, вымолвил – как лепесток сакуры упал:
- И я – обещаю.
- Тогда – за работу! – бодро воскликнул Ренджи. Куросаки, на удивление спокойно ждавший поблизости, подошел, чуть наклонил голову перед Бьякуей – хотя его неуважительное отношение к Кучики успело стать притчей во языцех, – словно присоединялся к почти семейной клятве. Рукия подхватила его под локоть, и, тихо переговариваясь, они чинно, с подозрительно благопристойными лицами, направились к ухмыляющемуся Ямамото.
- Капитан, Вы не боитесь, что придется выдать Рукию замуж за этого придурка?
Кучики дернул плечиком, по-девичьи, как делал только наедине:
- У нее так горят глаза, что я не решусь запретить ей какое-либо безумство… даже нечто вроде этого.
Ренджи покосился на него; капитан поймал взгляд и – это всегда, как бы Абарай ни пытался привыкнуть, было неожиданно – улыбнулся:
- Пойдем, Ренджи. Перед отправкой ты еще должен выполнить кое-какую… тонкую работу.
Ренджи захотелось оглушительно засмеяться от внезапно нахлынувшего счастья, но он пересилил себя и просто выпалил чересчур громко и радостно:
- Ха-ай!

ФАНДОМ: Bleach
АВТОР: ulfhedhnar Хельга
НАЗВАНИЕ: Шаг в пропасть.
ПЕЙРИНГ: Гриммджо Джагерджек/Улькиорра Шиффер
ЖАНР: ангстовый романс, pwp
РЕЙТИНГ: NC-17
ОТ АВТОРА: такое ощущение, что если я за неделю не устроила порнографии, то неделя прошла зря... Н-да.
Скажем так. Мне хотелось мяса. Ещё хотелось IC... Что из этого вышло?
И да. Арлекин_, прости, пожалуйста, я опять издеваюсь над Улькой. Но если честно, я ему очень даже симпатизирую. Он мне очень даже интересен. Честно!


Слетают на плечи обрывки несказанных слов
Банален и вечен, сюжет к сожаленью не нов
Так единодушно над этим смеется свет
Ты мне очень нужен, а я тебе вовсе нет.

«Гриммджо, зачем ты снова это сделал?»
Глядя на измордованного, но безумно довольного арранкара Улькиорра испытывает странную горечь. Наказание Тоусена кажется ему чересчур тяжелым и несправедливым, но кто он такой, чтобы его оспаривать. А Джагерджек, несомненно, является абсолютным идиотом: зачем лезть в битву не на жизнь, а на смерть, не располагая всей своей силой, фактически будучи калекой. Он не понимает, что Куросаки мог убить его?! Вот так, не моргнув и глазом. Особенно, в маске Пустого.
Ладонь Улькиорры дрожит на плече Гриммджо. Но тот не замечает: его трясет не меньше. От возбуждения. Адреналин бежит по его венам, не позволяя азарту, пусть уже оконченного боя, сойти на нет.

- Поздравляю, - Улькиорра знает, что его голос звучит бесчувственно. Он ничего не может с этим поделать. Да и не хочет: это делает его жизнь только проще.
- Аа… Шиффер! – Гриммджо довольно скалится, глядя на пустыни Хуэко с высоты Лас Ночес. – Когда он придет сюда, я уничтожу его. Да! И его девка…
В воздухе повисает пауза. В тоне Джагерджека бурлит ненависть и радость противостояния, заглушающие даже обычную неприязнь к Улькиорре.
- … его девка будет моей, пожалуй. Глупая, но лакомая.
Грубый, наглый, прямолинейный.
Улькиорра не понимает, что привлекает его в этом существе. Не хочет понимать, не хочет на него реагировать, но что-то внутри неприязненно сжимается. Хочется уничтожить Куросаки, задушить Орихиме.
- Айзен-сама приказал не трогать её.
Гриммджо только смеется и размахивает восстановленной рукой, радуясь восстановленной силе.

- О! Плачущая красавица пришла! – Ноитора ржёт.
Полигонов в замке немало, но Эспадовцы предпочитают спарринги друг с другом, а потому всё равно пересекаются на тренировках.
Гриммджо в форме Пантеры. То ли смеется, то ли рычит.
- Слушай, Шиффер! Развлекай кошку сам, - Ноитора едва успел уклониться от следующего прыжка арранкара, - меня Тоусен вызывал.
Чернявая орясина мелькает и сваливает, а Улькиорра лицом к лицу сталкивается с проблемой посерьезней.
- Ну! – требует «пантера».
Зеленоглазый арранкар поводит плечом, отказываясь.
- Что? Кишка тонка?! – Гриммджо налетает, прижимает к стенке, нависает, опираясь на камень за спиной, горячо дышит в лицо.

Невыносимо.
Улькиорра не знает, отчего ему так знакомо падение в пропасть без дна.
Но сейчас, цепляясь взглядом за точку за спиной Гриммджо, он с садистическим наслаждением чувствует, как дрожит нога над пустотой.
Полет – прекрасен.
Бывает, он стоит того, чтобы умереть.

Тонкие руки оплетаю напряженную шею, вцепляются в мохнатый загривок, грубо и с силой тянут на себя. Зеленые глаза смотрят в голубые омуты, полные удивления, но не замешательства.
Улькиорра впивается в губы Гриммджо, проползает языком меж них, минуя ряды кошачьих зубов, жадно шарит во рту арранкара. Тот тихо смеется, и его смех переливается в глотку наглеца… Из-под пальцев исчезает шерсть, язык прекращает натыкаться на острые клыки и пальцы, впивающиеся в ягодицы, уже не скребут по ткани острыми когтями. Улькиорра забывает, как дышать, когда его действия встречают ответную ласку.
Стоит только отстраниться…
- Так, так, так… Шлюшка ты, Улькиорра! У тебя случка началась, что ли?
Спасать своё «доброе имя» не стоит. Нечего, в общем-то, «спасать».
Рука Гриммджо движется вдоль тела, собирая складки на хакама, и ложится на возбужденный член Улькиорры.
И становится всё равно. Желание звонко щелкает оскаленной пастью.
- Раздевайся, - предлагает Джагерджек.
Дрожащие руки повинуются, скидывают плащ, развязывают оби… Хакама держит сам Гриммджо. Ухмыляется тварь. Отчего-то неуклюжие пальцы ложатся на сильное запястье, отводя его в сторону. Улькиорра с вызовом поднимает взгляд, чувствуя, как падают вниз остатки одежды.
- Нравится?
Гриммджо ухмыляется и приказывает снова:
- Повернись.
Ещё чего. Рука вырывается вперед, ложится подушечками пальцев на краешек «дыры» Джагерджека, медленно очерчивает полукруг. Улькиорра отталкивается от стены, делает пару шагов, льнёт голой грудью к разгоряченной коже Гриммджо. Тот довольно кивает, нагло забирается рукой на шею, медленно проводит вдоль позвоночника… А потом резко хватает за плечо и разворачивает спиной к себе:
- Я сказал, повернись, - его голос становится намного ниже.
Играя сильного, он не в состоянии скрыть ответного желания. Хочет!
Сильные пальцы сжимают складку кожи на копчике, тянут на себя, провоцируя боль. Но вместо нее волна наслаждения скользит от этого полу-брезгливого прикосновения. Улькиорра прогибается против воли, едва ли не с грохотом роняет локти на стену перед собой, чтобы опереться и не упасть.
Черт с ним! Пусть делает, что хочет.
- Ты блядь… - заключает Джагерджек.
Шиффер прогибается ещё сильнее, требуя…
- … только для тебя … - шепот, близкий к дыханию.
Но у арранкаров острый слух.
Скептический смешок в ответ.
На задницу ложатся горячие ладони, раздвигают ягодицы…
Улькиорре кажется, что где-то здесь проходит грань стыдливости. Но ему всего лишь чертовски хорошо.
- И правда…
Бесстыжие пальцы проводят по тугому кольцу мышц. Шиффер вздрагивает…
А потом его начинает трясти мелкая дрожь, потому что между ног появляется горячее дыхание. С каким-то недоумением он бросает взгляд вниз и за спину: Гриммджо опустился на колени и…
По внутренней стороне бедра поползла влажная обжигающая дорожка, ведомая шершавым языком. Только захлебнуться дыханием и понять, что без стены и уверенных рук на ягодицах Улькиорра просто не в состоянии стоять. Колени подкашиваются.
А Гриммджо настойчиво движется к… Он грубо заставляет раздвинуть ноги шире и… На чувствительно коже мошонки сжимаются губы, втягивают её и яички в горячую влажность рта, аккуратно перекатывают…
Улькиорра громко застонал. Это было невообразимо… Для описания этих ощущений нет слов. За это можно простить всё, что угодно. Особенно, если это будет делать Гриммджо!
Ласка продолжается, вырывая новые тягучие вздохи… Шиффер начинает подаваться бедрами назад… Хочется, чтобы… чтобы…
Прикосновение исчезает. А затем чувствуется медленное движение, скольжение внутрь тела… Пальцы? Вовсе нет… Черт возьми! Проклятая кошка…
Язык Гриммджо протискивается в тугое кольцо. И желание накатывает с новой силой, сотрясая все тело изнутри… Этого мало, мало нерешительного…
Джагерджек скользит языком глубже, а потом направляется дальше, вдоль позвоночника, поднимаясь с колен. Улькиорра отдаляется от стены, выпрямляя руки в локтях, упирается задом в пах Гриммджо, чувствуя сквозь ткань возбуждение арранкара…
- Проси, - снова приказ.
Кто его учил этому?!
- Возьми…
- Нет.
- Трахни меня.
- Уже лучше… - голос его низок и дрожит! Еле сдерживается сам и ещё находит силы играть. Дрянь.
- Вставь мне! – почти вопль.
Громкий торжествующий смех. Он отстраняется и Улькиорра едва ли не падает на пол. Всего лишь секунда, а потом… между ног упирается пульсирующая напряженная плоть, обводит линию и упирается между ягодиц.
- Терпи.
И мир разрывается на осколки, когда внутрь едва-едва проникает что-то… Улькиорра сжимает зубы и через пару секунд с ужасом понимает, что это – всего лишь палец… Один палец… Но Гриммджо уже предупредил… Он не привык ждать ни в чем.
А потому боль перекрывается ещё больше болью, а та – новым потоком взрывов внутри… Всё внизу саднит и жжёт, но отступать уже поздно…
- А-а-а… - тянет Гриммджо.
Пытка длится уже несколько минут… И теперь внутрь погружается нечто невообразимо огромное, горячее… Улькиорра вскрикивает. Не раз, не два…
Но он сам просил, он помнит. И, в конце концов, что-то рвется внутри, спины касается горячая грудь Гриммджо, он прерывисто дышит прямо в ухо…
- Мать твою, какой же ты узкий…
Всё замирает, на секунду-вторую, а затем начинается обратное движение. И что-то срывается внутри снова, окрашивая сплошное марево страдания всплеском наслаждения. Не хочется «отпускать» член Гриммджо, не хочется, чтобы это затишье заканчивалось… потом снова будет боль. Улькиорра томно тянется вслед за бедрами Джагерджека, но тот задерживает его движение железной хваткой рук на бледных бедрах. Практически сразу врывается снова… Через боль продирается какая-то сладостная эйфория. Улькиорра уже не противится.

Ладонь Гриммджо опускается на стену рядом с локтями Шиффера, а вторая заключает в тиски его член. И через пару секунд плоть вновь наливается тяжелым томлением, подается навстречу ладони Гриммджо…
- Ну-ка, детка…
Это похоже на какое-то бешенство…
Улькиорра «умирает» первым. По другому передать этот экстаз он бы затруднился…
И только потом вспыхивают очаги боли… Но кругом достаточно свободной силы, чтобы хоть частично успокоить её.
Гриммджо кончает следом, с утробным рыком, погружаясь настолько глубоко, что кажется, вонзается в самое сердце…
Запах этой кошки по всему телу… следы его прикосновений въелись в кожу… тело ломит от них…
Джагерджек медленно и сонно опускается на пол, лениво размазывает сперму по своему члену и торсу, ухмыляется так, как умеет лишь сытый довольный жизнью кот. И лишь потом замечает рядом с собой тонкое тело Улькиорры. Точнее, замечает на своем бедре изящные пальцы, цепляющиеся за него…
- Горячий ты! – скалиться широко. – Обращайся…
Отчего-то Шиффер пытается сдержать нежданные слёзы… слава Создателю, что на щеках и так – несмываемые дорожки грусти. И влага на них не заметна.

Я еще ни одного фика по отбеливателю не написала, но в процессе фик с пейрингом Гриммджо/Гин, Гриммджо/Улькиорра - Мои любимые пары. А пока я буду выкладывать чужие фики! ))) Авторы простите меня!