Нет, не за то тебя я полюбил,
Что ты поэт и полновластный гений…
Константин БАЛЬМОНТ, «К Лермонтову»

Я подошёл к Сене на большой перемене и в руке моей была труба. А если точнее, корнет си-бемоль. Такой же, как был дома у Сени. Народ рванул в буфет и они остались одни. Вот она, ситуация, Сеня напрягся, но…
– Твой поход по родовой линии поохотиться там за мной ничего не даст. Ни нашим, ни вашим.
Посмеялись над невольным каламбуром, снявшим напряжение, и я продолжил.
– Я хочу пообщаться с твоим Учителем, мне кажется, его вводят в заблуждение. А пока вот, – я указал глазами на корнет, который всё это время держал в левой руке.
– Насчёт похода – лады, только не надо вот так, у меня с самооценкой нелады, а все ты. Но я без претензий. Учителя моего сам найдёшь, знаю. А вот с трубой я что-то не улавливаю, это что – вызов?!
– Именно, именно.
Я оживился: неприятная часть разговора завершилась, и ладно.
– Я у тебя как увидел корнетик, ага, говорю себе, вот тут мы и спустим пар в прямом и переносном смысле. Тебе ведь со мной потягаться хочется? Хочется. А мне – с тобой. Слушай, Сень, я тут маленько прикинул слегка, – я доверительно коснулся руки Мороза, – надо ребят взбаламутить. Мы неверно с тобой делаем, что очевидное прячем: они видят наше с тобой э-э... и Эля видит. Ну и давай устроим ристалище за трон.
Я хохотнул лукаво, – о! какие словеса в ход пошли. Условие одно: на трубе, мечах, эпиграммах, сердцах юных дев, наконец, но только здесь – не ТАМ.
– Сколько у меня времени?
– За две недели восстановишься?
– Вполне.
– Так я пишу афишу? И пригласим всех желающих, пусть и на других инструментах нам оппонируют. Да, болельщиков вербуем, пусть определяются, а мы поборемся за их симпатии. Вот так и родились из невинной забавы далеко идущие последствия.