Север, как и Восток, оставляет отпечаток в судьбе личности и зовётся та судьбоносная мета роком. Ведали бы это подстрекатели-хазары, не дали б совета использовать Мороза. Был один Мороз у рязанских полков в воеводах – дорого стал его норов рыбоедам. На струги усадил боярин воинов, по Оке, Волге и Дону сплыл до Саркела и за разор земли окской по наущению кагана, точно медведь яростно дупло, разорил улус и округи. Случай – мнили хазары, рок – знали за Бореем. А и не стали б атланты потомка строптивого боярина манить во власть, сам бы пришёл. Как пришёл его предок в боярскую думу от опричнины, а внучатая племянница его, Феодосия Морозова, за веру жизнь положила. Знал куда идти и полковник разведки, человек Круга, над которым все из-за того же родового норова нависли опала в Москве и отлучение в среде знающих. Рок…
Теперь Сеня выполнял не вполне ясную задачу в лицее и готовился в маги Серьги, а Никола и я, просчитав это, готовились к встрече со знакомцем графа Орлова, персом и человеком Круга, лично знавшим «учителя» Сени.
– Ты помнишь Краснощелье и ссыльного кержака-раскольника? Мороз – его внучатый племянник. Придётся деда потревожить. Пойдём пещерами. С атлантами – мир, не мир, а мешать не станут, остерегутся. Весь путь займёт два дня. И день на Варзугу: в храм и обратно – всё пещерами.
– Деду Еремею я весточку аж от Енисея принёс. Так бы он и показал иначе нам потайной волок: рта бы не открыл. Кержак же не человек Круга, как племяш, он Богу служит. Тому что Пилат распять велел, а не тому, что Никон велел крест класть шишом.
– Так ты что, Учитель, за старую веру?
– Многое из того, что ты видел в пещерах и ещё узришь, старцы сохранили. На каторгу шли, потом в лагеря, а ведь среди них были и есть древние роды, те, что ещё до Рюрика. Ни эта, ни другая какая власть не может себя покойно чувствовать, пока старые роды на Тропах.
– Наставник, а что это ты за власть озаботился, ей-то что? Вон нашли семью Лыковых, шуму сколько было: староверы, о мире внешнем ничего не ведают. Да ещё и потомки князя Лычки, древнего рода, угасшего при Петре. Какая от них угроза? Там писака гриппозный чихнул – и нет ни семьи, ни проблемы.
– Судьба Лыковых – не пример, истинные староверы к себе близко не подпускают, это люди духа, а раскольниками их попы зовут, чуют скорое возвышение, вот и хают праведников, хоть те и не без греха. Ты смекни, сынок, древние русские роды в раскол подались, пытаясь веру сохранить. Ту, что греки да агенты папские, с поляками и курляндскими баронами пришедшие в Московию, извести хотели до простых обрядов. Минин с Пожарским да отцом Гермогеном народ сплотили вокруг русской идеи, а вот веру в смутное время не уберегли. Бояре Мишу Романова за кротость короновали, а не как божьего избранника. Вот Тишайший царь и отыгрался за унижение рода, накачал Руси на шею Никона, даже не автора реформы.
И ударились боярские роды в раскол. Подумать только: знатнейшие из людей Руси, пережившие опричнину и поляков, не сумели объединиться и довести конца историческую миссию провозглашения Третьего Рима на Руси. Прокляли «реформатора» Никона и прохвоста Лигарида и покинули двор царя. А когда опомнились, худородные или, того хуже, собственные дети, посягнули на их, отступников, ленное право. Самых богатых и строптивых, вроде прабабки нашего полковника, Феодосии Морозовой, с тремя сёстрами уморили голодом и пытками в остроге. Никон, сделав чёрное дело, закончил ссылкой, но было поздно: разбрелись великие роды от Балкан и Румынии до Урала и Енисея, а неистовый сынок Тишайшего довершил дело.
– Раскольники стояли за старую веру, выходит они – суть староверы?! Причём тут раскол?!
– Старинные боярские и купеческие роды были становым хребтом Руси: так и до Рюриков было. Вишневецкий, твой предок по женской линии, ране звался Вышняветский (ветка Вышеня) и род свой считал от Вышеня. Рюрики с такими , как предки твои, роднились не зря: они звали на царство или княжение, они и шугануть могли. Ещё Грозный это знал: при любой угрозе власти уезжал в Александровскую слободу и грозил оттуда отречением – упреждал. Опричнину завёл, безобразничал, но основ Православия и земства не потрясал, напротив, всегда помнил: кто есть князь, а кто – грязь.
– Князь Курбский и грязь Малюта, столбовой Афанасий Вяземский и выскочка Лёшка Басманов. Иван всегда помнил, кто есть кто, хоть на дыбу мог послать любого, а уморить и патриарха строптивого. Тишайший корону по их милости носил, тронуть до поры без великого повода никого не мог, а без поддержки Нарышкиных и слететь с престола мог – греки и папские шпионы про то знали и прямо ему говорили: «Третьему Риму нужна знать послушная, как у французов, сословная».
– У них это означало не меньше, как смену государственности через смену знати: Третий Рим допускать было нельзя никак. А Никон со своей реформой и благоглупостями с амвона – провокация и великий повод, после которого всё можно. Мазать дёгтем, жечь в скитах под видом фанатиков-самопалов. Беспредел кары. Вот тогда-то Тишайший и отыгрался.
– Да и Пётр сие усвоил, именно он хребет нации с помощью лютеран и грязи ломал, а подвижников веры в расколе обвинял. Приём для Руси новый, но использован он будет не раз. Как и беспредел кары для инакомыслящих и просто честных людей: это станет для грязи Законом. Несчастная великая Русь…