Крестный ход подошёл к концу. Я проводил Элю и Дарью, уже получившую от неугомонных царевен имя Дар, до околицы и вернулся назад к храму. Большая часть лицеистов разъехалась на папиных машинах, прихватив всех тех гостей, кто жил в центре. Остался собор, в который входил теперь и Граф, и несколько кандидатов разной степени посвящения – всего пятнадцать человек. Договорившись здесь же, у храма, со стариками о лодках и, накупив свечей, все гурьбой двинулись к Дону.
По пути я отсыпал царевнам по десятку астр. То же сделал Маражак – астры от него получили Завет и Вера. У Лады были свои, выкованные ещё при посвящении на Буяне. Кроме того, один из кандидатов, маг пятой ступени и ученик Графа, имел при себе «примоченный» складной арбалет с ночной оптикой: «мажор» тоже мечтал принять участие в ночных подвигах, а Граф обещал похлопотать.
Каждая из лодок теперь имела на борту по гребцу на каждое весло из кандидатов и по три воина, если считать юного кудесника с арбалетом. Плыть решили, как обычно, уступом: я с Натой и Ладой впереди, а Маражак, Мила и Вера, так же, как Граф с учеником и Завет – на корпус сзади по обе стороны от моей лодки. Я, Маражак и Граф сидели на носу каждый своей лодки, командуя гребцами. Остальные разместились по двое на корме своих лодок. Тронулись: Маражак контролировал берег, а Граф – глубину. Свечи решили зажечь только на острове. Я был вперёд смотрящим. Именно я и увидел первый, как из камышей, что у старой водокачки, в ста метрах от нас выскочили, пеня воду вёслами, три баркаса.
Баркасы шустро взяли лодки в полукольцо и теперь, зловещие в неверном лунном свете, медленно и осторожно приближались к маленькой флотилии. Высокие борта баркасов скрывали стрелков, лишь изредка и наудачу пускавших арбалетные стрелы в сторону лодок. Стереглись, верно зная, какие стрелки сидят в тех лодках. И потому решили действовать наверняка. Я без труда разгадал их план: подойти вплотную и с рассветом по команде засыпать тучей стрел. Преимущество в количестве стрелков сулит скорый и простой путь к победе и минимум потерь. Потому перед каждым гребцом стоял воин со щитом, а стрелки до срока прятались за высокими бортами баркасов.
Я таки выцелил гребца ближнего к берегу баркаса и пробил ему кисть астрой. Баркасы остановились и, пока меняли гребца, я в неизбежной толчее нашёл стрелой воина. Маражак тоже расстарался: находясь чуть сбоку от понёсшего потери баркаса, он ещё отклонился вбок и высмотрел всё ж заднего дальнего гребца, которого и уложил на месте. Мы тотчас сосредоточили всё внимание на потерявшем манёвр баркасе, и не даром. При вынужденном передвижении на нём ради замены гребца, кто-то потерял равновесие, баркас накренился открыв половину стрелков. Туда разом ушли три стрелы и четыре астры: на дальней лодке тоже не зевали. В секунды всё было кончено – баркас встал окончательно. Два других вынуждены были тоже табанить. И всё-таки преимущество их перед лодками было слишком велико. От немедленного расстрела лодки спасала только ночь.
– Там только двое, – я указал на баркас, – вперёд! – Из обречённого баркаса выпрыгнули двое, а за ними гребец с пробитой мною рукой. Они, стараясь не плескаться, поплыли к камышам, но их и так не трогали. Через минуты все комбатанты и два гребца были в баркасе, а пятеро кандидатов в кудесники, перебравшись в одну из лодок, уходили вверх по течению и далее к храму, где их должен был ждать полковник: им ввязываться в подобное было рано. Передышка…