Я умолчал, что при пси-контакте с людьми Ваала поймал на себе чей-то взгляд. Долю секунды некто изучал реакцию на само изучение, а почуяв, что сам стал объектом, отступил. Я за миг до разрыва контакта уловил подобие эмоции, некое удивление. Только Никола, с которым у нас установилась прочная духовная связь, был посвящён в подробности. И счёл их настолько важными, что не медля прибыл на Буян, куда вызвал и меня. До Острова я теперь добирался сначала азовской электричкой, а дальше плыл лодкой. Местные калымили доставкой в плавни устья Дона охотников отсидеть зорьку с удочкой на тони. Так называли очищенную от коряг и мусора протоку с «заимками» под рыбалку. Песчаный пятачок среди кустов и камыша, костровище с запасом плавника, часто даже шалашик из камыша, способный укрыть от дождя или солнца, если захочется вздремнуть до вечернего клёва. В штормовке, сапогах, при луке со спущенной тетивой и стрелами в чехле, похожими вместе на удочку в разборе, я подходил под именно эту категорию добытчиков. Невидимый в разборе, висел на поясе в чехле меч, подаренный в Городе мастеров.
Недавно ещё за рубль в оба конца я с юными казачатами мог добраться сюда и по уму «взять» тут десяток сазанчиков и «надрать» с ведро раков. Что вместе с сотней плотвичек и ласкиря, как называли здесь мелкого и жирного подлещика, тянуло на трёшку. Её охотно давал хозяин пивного зала Боцман или дядя Паша: кому как позволял звать себя морской волк в якорях и русалках. Он превратил грязную «чайную» с водочкой, прозванную «бабьи слёзы», в чистый пивной зал со струганными столами. И обязательными к пиву раками и воблой. Обеспечив пацанву работой и деньгами на брюки-клёш, остроносые туфли с каблуком-рюмкой, гитару или велосипед, которые добывали здесь, в плавнях, а не клянчили у «предков».
Попав на «номер», я «осматривался», связывался с островом и только убедившись, что окрест «чисто», совершал короткий бросок по «стёжкам» на Буян. Ещё пара недель и маршрут дополнит каяк. «Низовка», так здесь зовут муссон с Азовского моря, поднимет на месяц, до самых морозов, уровень воды в Дону, рыба уйдёт на нерест а «номера» зальёт. Поэтому электричкой надо ехать до Кагальника, последнего притока Дона перед морем, а дальше – на каяке или байдарке, если придётся добираться до Буяна с девочками. Зимой, даже тёплой, протоки замерзают, и идти к кривой иве придётся пять вёрст по камышам и покрытым льдом заводям. Но это только предстоит опробовать, а вот та дорога, которой я добирался сейчас, была знакома с шести лет, когда Юра впервые взял меня с собой на «подработку».
Как только лодочник, подбросивший меня, уяснил, что меня заберут обратно другие и скрылся за поворотом, я первым делом собрал меч и натянул тетиву у лука. Затем положил в нагрудные карманы по две астры, лук повесил тетивой назад на левое плечо, а чехол-колчан укрепил за тем же плечом на специальной петельке так, что стрела доставалась движением правой руки. Проверил это, а также насколько легко вынимается меч. Несколько раз глубоко вдохнул чистейший, почти морской воздух, повернулся, вскинув руки, к Солнцу, край которого должен был через миг появиться над камышами. И замер…
Прямо передо мною, в двух шагах, стоял некто, упёршись обеими руками в массивную резную трость и широко расставив ноги, обутые в совершенно неуместные тут, среди камышей, тончайшей выделки кожаные сапожки с отворотами седого меха. Плащ с оторочкой по рукаву и вороту тем же мехом пижонски волочился по траве, чуть приподнятый ножнами меча. Всё это я ухватил взглядом в единый миг, а в следующий ударил первый луч солнца и, вслед ему, раздался звучный голос:
– На моих сапогах, о коих ты мыслишь ехидно, собрана звёздная пыль всего мироздания. Это я тебя искал, юноша.