Перво-наперво, выложу кое-что из самого сокровенного - собственных сочинений. Прошу не судить строго, но судить по существу. Небольшой отрывок, может не самый лучший, но, как мне кажется, вполне интересный.
Чистый весенний вечерний воздух, мягкий оранжевый свет огней, освещающих аллею, багровое закатное солнце, чей большой диск уже наполовину исчез за линией горизонта – что может быть лучше того, чтобы посидеть на лавочке, наслаждаясь всем этим, вечерком, после многотрудного рабочего дня. Редкие прохожие: в основном парочки, занятые больше друг другом и своей любовью, чем созерцанием всего этого вечернего великолепия. За небольшим бортиком, отделяющим дорожный асфальт от сочного зеленого цвета травы, начинается огромное поле, заканчивающееся рядком невысоких елей на другой стороне. Кажется, что перед тобой целое озеро, или гигантский пруд на худой конец, подернутое рябью травянистых волн.
Как много людей, которые просто не умеют ценить этот покой, эту естественную красоту. Отдых среднестатистического молодого человека - это банка пива, зрелищный блокбастер по телевизору и красивая девушка рядом на диване. Не умеете вы жить, люди, не умеете! Лишь годам к пятидесяти нарезвившийся вдоволь мужчина, чьи виски уже посеребрила седина, а пальцы рук покрыты мозолями от бесконечного нажимания на кнопки телевизионного пульта и клавиши компьютера, понимающий, что, в общем-то, жизнь уже прошла по большому счету, покупает загородный домик с участком, лопату, грабли и идет обрабатывать землю, выращивая морковь, свеклу, картошку и лук, чтобы насладиться свежим салатом на лавочке, посреди трав и кустов смородины. Тогда-то приходит, наконец, понимание, что такое – настоящий покой и умиротворение.
Впрочем, не скрою, что и сам я не безгрешен. Люблю и за телевизором посидеть, и выпить банку холодного пива, да и загородным участкам с их смородиной и крыжовником предпочитаю тихие аллеи в городских парках, освещенные вечерними фонарями. Люблю этот мягкий убаюкивающий оранжевый свет – словно маленькие вечерние феи зависли над асфальтированной дорогой и покрашенными желтой краской лавочками и льют вниз со своих крылышек сказочно нежный свет.
И этот вечер был таким же тихим, сказочным и умиротворяющим, как и все предыдущие вечера. Рабочая неделя подошла к концу, впереди выходные, дневные заботы последний раз потревожили мою душу и отстали, оставив меня в покое на целых два с лишним дня. Вот только вечерняя сказка, которой я столь долго наслаждался, решила взять с меня все долги.
Мое умиротворенное спокойствие было уничтожено тихим всхлипыванием с соседней лавочки. Оторвав глаза от садящегося красного ока солнца, я удивленно посмотрел направо. На соседней лавочке сидела маленькая белокурая девочка в прелестном голубеньком платьице и, закрыв лицо маленькими ручками, тихо плакала. Рядышком лежала тоненькая книжка. Девочке на вид было лет пять, и я встревожено окинул взглядом аллею в поисках родителей. Однако аллея оказалась практически пуста – лишь двое подростков, парень и девушка, лет семнадцати, да старенькая бабулька через три лавочки направо от меня. Встав с насиженного места, я подошел к девочке, сел рядом и спросил:
- Что ты плачешь?
Она еще раз всхлипнула, открыло лицо и посмотрела вверх на меня. Наверное, минуту мы просто смотрели друг на друга, затем она произнесла:
- Я потерялась.
Глазки ее, удивительно голубые и чистые, казались вовсе не заплаканными, лишь слегка раскрасневшимися и если бы не слезы на щеках, я бы подумал, что девочка притворялась.
- Потерялась? А где твои родители?
Девочка вытерла слезы, отвела глаза и грустно сказала:
- Нет никого.
- То есть как, нет? – удивился я. – Ты сюда одна пришла?
- Я одна была. Просто гуляла, как всегда, читала книжку, смотрела картинки, а тут посмотрела и не смогла выйти.
Я со злостью подумал, что убивать надо таких родителей – отпустить маленькую девочку гулять одну поздно вечером. Ведь попасться ей мог вовсе не я, а какой-нибудь бандит или извращенец. Тут девочка подняла глаза, посмотрела на меня, улыбнулась. Личико ее было светлым и радостным, словно она и не плакала минуту назад. Она взяла книжку, открыла ее, посмотрела на картинку, звонко хихикнула, подняла свою ручку к моему подбородку и, легонько коснувшись, направила мой взгляд на страницу книги.
- Смотри, какая картинка!
На странице было изображено существо, похожее на помесь свиньи с бегемотом, хотя видимо имелся в виду какой-то водяной. То ли своей глупой комплекцией, то ли нелепостью морды, существо вызвало даже у меня улыбку. Девочка еще раз коснулась моего подбородка, удивительно нежно и бережно, словно боялась сделать мне своим прикосновением больно, и заглянула мне в глаза. Опять улыбнулась. Я осторожно отвел ее ручку от моего лица и сказал:
- Так нехорошо одной гулять вечером, надо мне тебя к родителям отвести, а то мама с папой беспокоятся, наверное.
- Да нет никого. Нет, нет, нет, нет…
Улыбка с ее личика не пропала, только радостный взгляд сменился насмешливым. Такой взгляд обычно бывает у детей, когда они думают: «какие же вы, взрослые, все-таки глупые».
На этот раз я был обескуражен. Я спросил напрямую:
- Так ты сирота?
Девочка задумалась, потом спросила:
- А кто такой сирота?
- Это ребенок, у которого нет папы и мамы, и он живет в детском доме.
Девочка с серьезным задумчивым видом помотала головой:
- Нет, я не сирота. У меня нет дома, я гуляю.
Я первый раз попал в подобную неординарную ситуацию, потому просто не знал как себя вести. Разум подсказывал, что девочку надо отвести в отделение милиции и там уже оставить на попечение служителей закона, чтобы выяснили, кто эта девочка и куда ее надо отвести.
- Давай тогда идти к милиционерам, найдут они твой дом, скажут, куда тебя вести, - сказал я.
Девочка опять покачала головой:
- Не найдут они того, чего нету. Нет дома, я же говорю – я гуляю. Какой ты глупый, - и она весело засмеялась.
- И что же мне тогда с тобой тут делать? – спросил я, окончательно сбитый с толку. Девочка никак не производила впечатления бездомной. Аккуратное чистенькое платьице, ленточки в белокурых вьющихся волосах.
- А давай вместе гулять? – предложила весело она.
Я просто не нашел, что ответить. Либо вести девочку к милиционерам, либо к себе домой на ночь, а завтра уже разбираться. Я выбрал второй вариант – как никак уже поздно. И я, и, наверняка, она, уже хотим спать. Да и милиционеры много не нароют по ночному времени.
Девочка неожиданно поежилась и произнесла:
- Холодно.
Внезапно стало темно. Фонари замерцали и потухли – все кроме одного. Фонарь над самой моей головой продолжал светить ровным оранжевым светом. Но освещал он совсем небольшое пространство – только лавочку, на которой я сидел…мы сидели. Я обернулся – девочка исчезла. Если честно, по моей спине прошел холодок, и даже немного закружилась голова. Вокруг меня была плотная черная неосязаемая стена – свет одинокого фонаря просто исчезал, наталкиваясь на невидимый барьер. Я глянул вверх – надо мной все тоже было черно – ни звезд, ни темно-голубого вечернего неба, сплошная чернота.
Тут я услышал неторопливые шаги, доносящиеся откуда-то из темноты.
- Вы, я вижу, удивлены, Максим Сергеевич?
На освещенную площадку вышел невысокий упитанный толстячок с полным добродушным лицом, сверкающей лысиной, в сероватом костюме. Он медленно подошел к лавочке, наклонился и вежливо спросил:
- Разрешите?
Я растерянно кивнул.
- Чистый воздух, ночная чернь – что может быть приятнее, верно? – добродушно и учтиво произнес он.
- Вы кто?- спросил я, тупо уставившись на пуговицы его костюма.
- Скажем так, неофициальный представитель одной высокопоставленной и богатой персоны, - произнес он, при слове «высокопоставленной» подняв указательный палец вверх, тыча куда-то в сплошную черноту. Я, молча, с тем же растерянным выражением лица перевел взгляд на его палец.
- Черт подери, где я?
- А удивляться-то не надо, что удивительного? Лавочка, фонарь – вот весь ваш мир. Но не лучше ли будет его немного расширить? – толстяк улыбнулся. – За вполне ощутимое и материальное вознаграждение. Видите ли, у моего хозяина есть к вам деловое и очень выгодное предложение, связанно с вашей настоящей профессией.
Я взглянул снова на толстяка: что он плетет?
- Вам понадобился инженер?
Толстяк весело и громко рассмеялся. Смеялся, чуть ли не пять минут, в конце концов, вытащил из какого-то кармана платок и начал вытирать им вспотевшее лицо и лысину.
- Да нет, что вы. Нам нужен хороший специалист по кодам и замкам.
- Это вы не к тому попали, - произнес я, а вот сердце предательски застучало, ускоряя свой темп, собираясь словно выпрыгнуть из груди и убежать в черноту от плохого предчувствия.
- Но почему же? Как раз по тому. Вот у нас есть замечательная фотография, где вы совершаете свой предпоследний на сегодняшний день взлом, - толстяк полез пухлой рукой в карман и извлек оттуда фотокарточку, протянув мне. – Оставьте на память, у нас-то еще есть.
Я глянул на фото, сжал зубы, скомкал фотографию и кинул прямо на асфальт.
- Не хорошо парк засорять. Тут природа, дети гуляют, а вы мусорите. Написано же на доступном языке – “No littering”, - толстяк как-то нехорошо улыбнулся, тень злорадства скользнула по его добродушному лицу, превратив на миг его в какого-то злобного старикашку с ввалившимися глазами и рябой кожей.
- Что вам от меня нужно?
- Ну, скажем так, достаньте одну нужную этой персоне вещь, и мы уничтожим все хранящееся у нас о ваших прошлых не совсем законных делах. Там не только такие фото, там и о человеке мертвом, который стал трупом не без вашего участия, - я вздрогнул, толстяк это заметил и снова злорадно ухмыльнулся. – Еще интересного всякого много.
У меня снова закружилась голова – я уже ничего не понимал. Может, я сплю? Сначала эта странная девочка, которая неведомым образом испарилась, теперь эта чернота, толстяк, фотокарточка, которой не должно существовать, да и не могло, собственно говоря.
- Вижу вам сейчас не здоровится, Максим Сергеевич. Вот вам телефон мой, в милицию вы его все равно не передадите, да и если передадите – ничего от этого не случиться. Завтра позвоните, все скажите, что решили, - тут толстяк поднял голову, нелепо замахал пухлыми ладонями, как крыльями и взлетел…
Я поднял упавшую на плечо голову и протер глаза. Небо было все таким же темно-синим, закатное солнце исчезло за линией горизонта. На соседней лавочке плакала маленькая девочка. Я встал, залез рукой в карман и вытащил оттуда небольшую карточку с телефонным номером, растерянно поглядел на нее, подошел к девочке, сел рядом и спросил:
- Что ты плачешь?
- Мне холодно…