Песнь стального соловья

Николай Асеев


Он мог создать несмываемый временем портрет поэта. О Гарсиа Лорке: "Он срывал апельсины / И бросал их в трясины". О Маяковском: "А это надо понимать, / Как девушек обнимать". И дальше: "Он обнимал, не обижая ни одной". Эти строки подтвердила при мне переводчица, возлюбленная Маяковского Рита Райт: "Из него сделали агитатора, а он был не такой. Он был нежный".

Стихотворение о Лорке - это не только об Испании Франко. Расстрел поэта - постоянная тема Асеева. На самом деле Гарсиа Лорка не срывал апельсины, когда его не вели, а тащили на расстрел. Он хватался за каждую ветку, и апельсины сыпались на землю. Думал ли Асеев о расстреле Гумилева, когда писал о Лорке? Ведь он поначалу, как и все, очень ему подражал. "Меня застрелит белый офицер / Не так - так этак. / Он, целясь, не изменится в лице; / Он очень меток". Асеев всю жизнь расстреливал в себе поэта. А поэт был. "Небо - как будто летящий мрамор / С белыми глыбами облаков, / Словно обломки какого-то храма, / Ниспровергнутого в бездну веков".

Начинал в группе "Центрифуга" в 1914 году вместе с Пастернаком. В поэтическом послании к Пастернаку есть строки, которые о многом заставляют задуматься: "Я из-за гор, из-за сосен, / Пригнувшись - прицелился в ночь, / И - слышишь ли? - эхо доносит / На нас свой повторный донос". Оторопь берет: доносит донос. Ведь это не 37-й, а начало 20-х. и не только о декабристах насмерть зацитированная строка: "Синие гусары под снегом лежат".

Он был насквозь советский поэт. Но иногда побеждал поэт без эпитета. Нам он очень помогал в 60-е годы. Достаточно вспомнить, что В.Соснору, ныне классика петербургского авангарда, в поэзию втащил он, процитировав в "Литературной газете" несколько строк.

Странная история разыгралась в ночь перед гибелью Маяковского. У Асеева непрерывно звонил телефон, а когда поэт брал трубку, чей-то голос повторял, как заведенный: "Ты еще жив? Скоро и тебя укокошим. Лучше застрелись сам". Не удивительно, что получив на сцене записку о гибели Маяковского, Асеев прямо во время выступления стал кричать: "Тут что не так! Его убили". При этом надо помнить, что перед смертью Маяковского от него отреклись все. Даже любимый ученик "Асеев Колька". Причины отречения сложны. Чувствовалась нарастающая политическая опала. Но главным было, конечно, поэтическое соперничество.

Асеева нарекли прямым преемником Маяковского. И он старался, как мог. Но, прямо скажем, перефразируя известную поговорку, не по Кольке шапка. И все же самая лучшая вещь Асеева поэма "Маяковский начинается". В 1941 году он получил за нее Сталинскую премию. И заслуженно. Правда, война затмила успех. А в 60-х, когда поэму переиздали, она оказалась на редкость актуальна в той поэтической душегубке, которую устроил Хрущев, развязав кампанию травли Пастернака, Вознесенского, Евтушенко, Аксенова, Эренбурга, Паустовского.

"О нет, завожу не о форме я споры. / Но только взлечу я над ширью земной, / Заборы, заборы, замки и затворы / Мелькают преградой внизу предо мной". Неужели это в 41-ом году написано? Так смело, так актуально. А ведь там еще и о Хлебникове, и об эмигранте Давиде Бурлюке, и о футуризме, так и не реабилитированном даже нынешней критикой.

Близко с Асеевым я знаком не был. Но в 15 лет раздобыл его телефон из справочника Союза писателей и позвонил. Наглость невероятная. Но поэт не обиделся и выслушал по телефону строки: "Но разве есть у свободы родина? / Свобода - родина всего мира. / Дайте же мне единственную свободу - / свободу не убивать". Пауза в трубке, и после некоторого молчания хрипловатый дребезжащий голос: "Вы думаете, это может быть напечатано?" - "Но ведь Соснора прошел с вашей легкой руки". - "Знали бы вы, чего мне это прохождение стоило". К тому времени травля поэтов усилилась, а сам Асеев получил очередную премию за сборник "Лад", в котором не было ни складу, ни ладу. Как поэт он был признан и сломлен. И все же нет-нет, да и наткнешься, чаще в ранних стихах, на великолепные строки: "Пускай весь мир остальной / Глядится в небесную щелку, / А наш соловей стальной, / А наш зоревун стальной / Уже начинает щелкать". Да, стальным надо быть, чтобы и в живых остаться, и не весь талант растерять.

Чисто случайно оказался я на его похоронах в ЦДЛ. По случаю смерти пота такого ранга очистили зал ресторана с камином и дубовой резьбой. Тут размещалась когда-то масонская ложа, в которой бывал сам Александр II. Орденский профиль Ленина на лацкане пиджака соперничал с таким же чеканным профилем самого Асеева. Он был похож не то на орден, не то на памятник самого себя. А в памяти оживала нежная строка Маяковского: "Правда, есть у нас Асеев Колька. / Этот может. Хватка у него моя".


© Copyright: Кедров-Челищев, 2013
Свидетельство о публикации №113053109352