В ночь с 27 на 28 октября 1910 года Лев Николаевич Толстой в душевном смятении тайно покинул Ясную Поляну. Уход Толстого сразу же оказался в центре внимания всего мира. "Вся европейская печать захвачена этим событием, а о русской и говорить нечего", - писала в те дни московская газета "Раннее утро".

...и культура, и богословие — эсхатологичны по самой своей природе. Они вносят в быт проблематику, вопрошание, трагизм, искание, борьбу, они все время угрожают статике быта. Культуру «бытовики» принимают только когда она отстоялась и, ставши частью быта, оказывается как бы «обезвреженной», безопасной бритвой. Когда они уже знают, что и как следует о ней думать (или не думать). При жизни Хомякова считали модернистом и ниспровергателем устоев, теперь для «бытовиков» он символ и воплощение консерватизма. И это так потому, что «бытовики» абсолютно неспособны воспринять какое бы то ни было современное творчество, духовно разобраться в нем. И христианство, и Православие только тем и хорошо, и «приемлемо» для них, что оно древнее, что оно в прошлом, само — субстрат и санкция быта. Поэтому всякие слова (творчество) — самые подлинные, самые истинные, но не облеченные в привычную сакрально-бытовую форму — «бытовики» просто не слышат, для них это сразу угроза, опасность, расшатывание чего-то. Но, конечно, мироощущение это в последнем итоге пронизано просто неверием, и в этом его трагизм и греховность....

Прот. Александр Шмеман. Дневники. С. 56-59

Я не ошиблась!

http://www.pravkniga.ru/interests.html?id=700

Там, где есть дух Православия, всегда дышит свобода. Но там, где свобода, всегда есть риск

«И вот я приступила к владыке со своими проблемами. Прежде всего, в творчестве меня настораживало с духовной точки зрения то, что сам процесс литературной работы (ну хорошо, назовем все своими именами: вдохновение) полностью поглощает человека: когда я таким образом тружусь, то практически перестаю замечать мир и в буквальном смысле “не наблюдаю часов”. Но как же тогда трезвение? Мало того, я чувствую в себе энергию и силы, не объяснимые моим собственным физическим естеством - в этом состоянии я могу работать ночи напролет. Но как же быть с различением духов, как понять, не лукавый ли меня подбадривает? А кроме того - бывает, я пишу то, чему и сама порой удивляюсь, ибо я как бы этого и не ведала до того, как назвала, и лишь назвав, узнала. Словно творящая душа видит большее, чем мое дневное житейское “я”...

Но все же - может, это и не “творящая душа”, а “навет вражий”, может, вообще я в какой-нибудь прелести, не приведи Бог? И, может, пока как поэт я блаженствую, как христианка я погибаю? Все это я и поведала владыке Антонию. И еще прибавила, как пытаюсь бороться с этой творческой энергией: р-раз - и прерываю ее волевым усилием, подключаю свое православное сознание и выворачиваю стихотворение к концу так, чтобы оно увенчивалось чем-нибудь благочестивым и проверенным, духовно надежным, - либо евангельской аллюзией, либо скрытой цитатой из святых отцов, либо нравоучением. Но стихотворение от этого перекашивается, заваливается, как человек, которому связали ноги, теряет жизнь...

И тут владыка остановил меня и сказал строго, почти грозно: “Не смейте этого делать! Вы же все портите! Вспомните, в Евангелии есть притча о злаках и плевелах. Человек посеял на поле доброе семя, но пришел враг и насадил между пшеницей плевелы. Когда же рабы предложили господину выдергать плевелы, что он ответил им? Он сказал им: “Нет, чтобы выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы”. Вот и вы в тот момент, когда начинаете искусственно ломать то, что пишете, как вы говорите, дивясь и блаженствуя, и на этом месте водружать нечто общезначимое и общеизвестное, портите свою пшеницу, свое, быть может, доброе семя. Оставляйте все, как есть, пусть даже с плевелами, и уже не ваше дело судить это”.

Так сказал мне митрополит Антоний, чтобы я поняла: там, где есть дух Православия, всегда дышит свобода. Но там, где свобода, всегда есть риск».

http://www.filgrad.ru/texts/nikolaeva7.htm/i.ixnp.com/images/v3.52.0.2/theme/silver/palette.gif" target="_blank">http://i.ixnp.com/images/v3.52.0.2/theme/silver/palette.gif); visibility: visible; border-bottom-width: 0px; padding-bottom: 0px; margin: 0px; vertical-align: top; width: 14px; line-height: normal; padding-top: 1px; background-repeat: no-repeat; font-style: normal; font-family: 'trebuchet ms', arial, helvetica, sans-serif; position: static; top: auto; height: 12px; background-color: transparent; border-right-width: 0px; text-decoration: none; cssfloat: none; maxheight: 2000px; maxwidth: 2000px; minwidth: 0px" src="http://i.ixnp.com/images/v3.52.0.2/t.gif" />

тезисы ММ Дунаева и о. Максима Козлова:



Православие и культура

Православие отвергает две крайности по отношению к культуре. Оно не приемлет культурного минимализма, то есть умаления роли культуры в жизни православного народа. Но оно также не допускает и культурного максимализма, абсолютизации культуры, превращения ее в самодавлеющую ценность.
Православие декларирует генетическую зависимость культуры от культа. Всякая культура имеет религиозную основу. Поскольку любая культура представляет из себя систему жизненных ценностей человека и общества, а ценности определяются пониманием смысла жизни, места человека в мире, и, в конечном итоге, верою, то подобная зависимость очевидна.
В мировоззрении церковного человека культура не может быть конечной целью и высшей ценностью, поскольку земной мир не вечен, и в то же время культура является необходимым этапом в духовном развитии человека, но лишь в той степени, в какой она опирается на христианскую веру.
Исторически известные и утвердившиеся типы культур восходят к крупнейшим мировым религиям. Фундаментом христианской культуры является Божественное Откровение, запечатленное в Священном Писании.
Не меньшее значение в формировании христианской культуры Православие придает Священному Преданию в его литургическом, учительном и каноническом аспектах, а также святоотеческой мудрости.
Православие с уважением относится к нехристианским культурам, исторически неоднократно ассимилировало их достижения, прямо не связанные с вероучительными моментами и духовно-молитвенной практикой.
Исходя из того, что Православие проходит свое историческое бытие как общество Поместных Автокефальных Церквей, оно постулирует непреходящую значимость национального своеобразия культуры каждого народа.
Признавая как объективную реальность возникающие время от времени и в разных странах кризисы культурного развития, Православие видит выход из создавшегося положения прежде всего в укреплении веры, религиозных устоев народа, а не в исправлении периферийных повреждений в культуре.
Православие оценивает состояние культуры по нравственному состоянию человека, а не по материальным проявлениям этой культуры, ее внешнему блеску.
Исповедуя, что дух христианской культуры есть дух любви, Православие видит высшее достижение культуры в установлении соборного единства людей, на любви основанного. Это соборное единство - единство многообразия, которое не допускает нивелирования личности, но, напротив, содействует ее укреплению и развитию.
В православной культуре антиномически сочетаются дух внутренней свободы человека, не понимаемой при этом как произвол, и дух послушания авторитету Церкви (без слепого следования канону), проистекающего из свободного духовного устремления человека.
Православие отвергает гуманистичское превознесение человека как меры всех вещей и утверждает непреходящую ценность личности в том, что человек сотворен по образу и подобию Божию.
Культура, с точки зрения православного мировоззрения, есть живая, развивающаяся система, а не застывшая форма. И поэтому формализация и механизация культуры - противоречит христианскому духу и свидетельствут о ее вырождении.
Прогресс культуры сознается Православием не как количественное умножение ее внешних материальных форм, но с точки зрения соответствия культуры ее служению единому на потребу, спасению души человека

интеллигенция /10

Да, да, согласен: "знание и веру невозможно примирить на уровне коллектива, слоя, общества — за пределами личности, которая делает свой и только свой выбор". Отсюда начинается путь образованного, думающего человека в Церковь, в соборный разум который превыше всякого коллектива, слоя, общества. Именно в Церкви "образование" находит тот Первообраз, который придает и смысл "образованию", указывает путь к очевидности и достоверности, к просветлению, к духовному обновлению (И.А. Ильин), к истине, к жизни, к Жизни Преизобилующей, к обожению ("theosis"), к внутреннему соединению с Первообразом. В этом выборе действительно можно опереться "на вполне выстраданный и, наверное, главный итог истории интеллигенции: как писал архиепископ Иоанн (Шаховской), «каждый человек в мире, какого бы знания он ни был... может быть святым, верующим и любящим — не отрекаясь от своего земного знания, но ... возвышаясь к небесному... «Конфликт»... «знания и веры»

Запись 366.

Дом — очаг — пенаты. В прекрасной статье С. Франка "Религиозность Пушкина" страница отведена культу у Пушкина домашнего очага, пенатов, уединения.

Оказывается, стихотворение "Пора, мой друг, пора... " написано на листке, на обороте которого есть запись: "скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню — поля, сад, крестьяне, книги, труды поэтические, семья, любовь, религия, смерть".

http://elchaninov.livejournal.com/236016.html

Спасаясь от глубочайшей депрессии, он с головой ушел в работу над новой картиной. Через месяц она была почти гото­ва, и Федор решил выставить ее на очередной конкурс в Обществе поощрения художников. Все его переживания последнего времени, его чувства безысходности и заброшенности воплотились в этой картине под названием «Оттепель». Это одна из редких картин Федора Васильева, для которой он сделал подробный эскиз. И одна из его картин, которая отличалась сложным и глубоким психологизмом.
Разглядывая полотно с предельно простым сюжетом: ог­ромное заснеженное пространство, размытые колеи, низкое набухшее сыростью небо, движущееся над одинокой избой, стоящей вдали от дороги, деревья и бредущие по дороге две фигурки, — зрители испытывали щемящее чувство любви к этой забытой богом земле, к ее убожеству и величественной красоте. Они единодушно восприняли картину «Оттепель», как воп­лощенный художником образ России. Поэтому присуждение Васильеву первой премии на конкурсе общества поощрения художников на этот раз не вызвало никаких кривотолков. Вторую премию снова получил Алексей Саврасов за картину «Печорский монастырь». Павел Михайлович Третьяков приобрел «Оттепель» для своей коллекции. А великий князь Александр Александрович, будущий император Алек­сандр Третий, заказал Васильеву авторское повторение для своего собрания русской живописи. Художник сделал второй вариант в более холодном колорите, чем первый. Это еще больше усилило драматическое состояние пей­зажа и щемящее чувство бесприютности и одиночества в картине...

Александр Мень
ТРУДНЫЙ ПУТЬ К ДИАЛОГУ


ТРАГЕДИЯ ГЕНИЯ
(О религиозно-философских трактатах Л. Толстого)

Тыква пророка: смех и Господь. СМЕГРЕХ и немного о монахах-приколистах

Смех: как к нему относится? Есть ли он в Библии? Совместим ли с христианством? Каким становится в этой традиции? Над чем смеются монахи? Что недопустимо?
Эти вопросы не столь поверхностны, как кажется на первый взгляд. Если человек всерьез обеспокоен жизнью своей души, он готов на любые жертвы и для него нет мелочей.
В конечном итоге все вопросы сводятся к одному практическому: означает ли обретение веры отказ от смеха? Надо ли мне каяться в том, что я смеюсь?

Есть ли цель у литературы, и зависит ли результат от жанра

Отрывок из переписки с писателем-фантастом


Серьезное расхождение в понимании целей литературы во многом проистекает из разного взгляда на то, откуда и зачем у человека есть талант, в данном случае, литературный. Если талант – это Дар, и если Дар этот не анонимен, то писатель скорее всего, потрудится понять, чего хочет от него Даритель. А если считает, что талант – счастливая случайность, то и выводы зачастую будут иные.