Она подошла неслышно, сзади, закрыла глаза ладонями. Он вздохнул, встал с кресла, взял её в руки и обернулся.
-Что случилось, малыш? - спросил он нежно и грустно, как всегда зная ответ. -Я хочу есть - тихо сказала она, смотря ему в глаза и по-детски улыбаясь.
-конечно, давай я потушу овощи, или сделаю салат, или ты хочешь какой-нибудь суп? - сбивчиво забормотал он, всё ещё на что-то надеясь.
-Ты знаешь чего я хочу - ласково произнесла она.
Её влюблённые глаза не двигались, расширенные зрачки затягивали в себя, даже ладошки вспотели от волнения.
-Ну хорошо, вздохнул он, и они пошли на кухню.
Она села рядом, достала сигареты и тихонько закурила, не сводя с него настороженного и любящего взгляда. Она даже не моргала - всё смотрела и смотрела, как он повязывает передник (с Бэмби, она подарила его ему после самого первого раза, а то он закапал любимые светлые джинсы), нарочито громко гремит кастрюлями и сковородками, мокро звенит вилками и ножами в раковине. В воздухе запахло средством для мытья посуды. Она поморщилась, и он включил вытяжку.
-Как ты хочешь сегодня? - спросил он громко из-за шума вытяжки.
Её лицо осветилось улыбкой, которую он так любил - пока её не стало вызывать только одно. Теперь он её боялся и старался не смотреть.
-Наверное, с картофельным пюре и грибами, медленно сказала она.
Потом, подумав, добавила:
-Ты только не обижайся. И затянулась сигаретой.
-Не буду, - сказал он. - Но, может, всё таки не сегодня? Давай хотя бы через пару дней, а? Ведь так мало осталось... а пюре с грибами я тебе и так сделаю, вкусное.
Она непонимающе посмотрела на него.
-Да нет, ничего, - вздохнул он. И стал чистить картошку.
пока жарились грибы, он готовил соус и салат. Он мог сделать всё быстрее, но старался оттянуть самое последнее, то, что ей было от него нужно. Руки делали всё сами, он ни о чём не думал, просто тщательно нарезал огурцы и помидоры, смешивал грибы с луком, помешивал пюре деревянной ложкой. Он ни разу не обернулся, но знал, что она курит и следит за каждым его движением, и болтает ногами. Огромное фарфоровое блюдо (он всегда удивлялся, как в неё, такую худенькую и маленькую, столько влезает) постепенно заполнялось океаном жёлтого пюре, на котором чернели горы из грибов и салата.
-Я как бог из каких-нибудь чукотских мифов, - хмыкнул он про себя, забывшись. - какая-нибудь великая утка или морж-отец, ну или... - и осёкся, вспомнив, что ему сейчас надо будет сделать.
Наконец, он напустил на свой мирок дождь из кинзы и петрушки, придирчиво посмотрел, нет, вроде бы всё. Пора…
Он достал из ящика стола огромный зазубренный нож.
-Какая прелесть, - захлопала она в ладоши, увидев его когда-то на витрине.. – для О-МА-РО-В - по слогам прочитала она и улыбнулась, - это мой подарок тебе на все дни рождения, которые я пропустила из-за того, что мы не были знакомы... мой крабик, - и мило хихикнула.
Он впервые воспользовался им тем же вечером.
-Удобно? - заботливо спросила она.
-Ещё бы, - натянул он резиновую улыбку под мёртвые глаза, - совсем другое дело, вот что значит техника.
Она поцеловала его в губы, и они занялись любовью прямо на столе. Да... тогда они ещё трахались, с грустью вспомнил он, а теперь ей от меня нужно только одно, ладно, неважно. Раньше начну, быстрее кончится.
Он снял майку и аккуратно сложил её на стуле. На столе уже стоял маленький тазик. Он склонился над ним и приставил кончик ножа к одному из бесчисленных шрамов на груди, резко выдохнул и с силой надавил, сзади сдавленно ойкнули - она никак не могла привыкнуть. Тело как будто плюнула кровью, она хлюпнула об дно тазика одним комком, за которым сразу зажурчали тугие струйки. С таким же звуком бабушка выдавливала молоко из коровы в ведро, когда он был маленьким и жил в деревне. Он улыбнулся, вспомнив вкус парного молока, и тут же почувствовал солёный едкий запах собственной крови, его чуть не стошнило, он побледнел и зацепил зазубринами рёбра. Действуя лезвием как рычагом, он расширил дыру в груди достаточно, чтобы залезть туда рукой и вытащить сердце.
Вернее то, что от него осталось.
Неуклюжий бесформенный обрубок оказался совсем маленьким. Этот кусочек его души бился абсолютно бесшумно, и ему показалось, что у него на руке сидит маленькая морская свинка, испуганная, с чёрными глазками-бусинками, и дрожит, дрожит, дрожит... он снова вздохнул, ощущая вспотевшей спиной жадный и любящий взгляд.
Пожалуй, тут только на два раза и осталось, думал он, взвешивая на ладони когда-то большое сердце - как обычный шмат мокрого мяса. Потом - была не была - положил его на деревянную доску, где уверенно разрезал на два куска, один чуть больше другого. Тот, что поменьше, он осторожно положил обратно в дыру между рёбрами. грудь захлопнулась как устрица, втягивая боль обратно в себя. Она беззвучно поднялась и тронула его за плечо. Он медленно повернулся, и она нежно слизала кровь, оставшуюся на коже и ноже.
-Как пенки, которые я выпрашивал, когда мама делала варенье - против воли улыбнулся он, и она ответила ему любящей улыбкой, от которой он не успел отвернуться.
С каким-то злым остервенением он начал нарезать оставшийся кусок на тонкие полоски, глубоко вдавливая нож в дерево. Потом положил их на край блюда и поставил всё это на стол перед ней.
-Ешь, а то остынет - строго сказал он.
-Хорошо, любимый, - ответила она и изящно взяла вилку.
-Вкусно? - спросил он, когда блюдо снова стало белым.
-Ещё бы, - облизнулась она и посмотрела на него голодными глазами, - только мало - и вытерла салфеткой струйку крови из уголка рта.
-Солнце, но ведь почти ничего и не осталось, - терпеливо проговорил он.
-Я знаю, - жалобно протянула она, - но, может, ещё хоть кусочек? пожалуйста... очень-очень хочется. Он вздохнул…
-Там на один раз и осталось, любимая, на последний понимаешь?
-Ага, - грустно вздохнула она, - так мало... жаль, у тебя такое вкусное сердце, самое-самое вкусное, ты самый лучший. Я так тебя люблю.
-Я тоже тебя люблю. Можно твою сигарету?
-Они с ментолом.
-Да какая разница.
Он вышел на балкон и затянулся холодным ментоловым дымом.
-Ну вот почти и всё, - сказал он засыпающему городу, - ты извини, но осталось только на раз. ну, может, на два. и всё - как мне жить без сердца? Так что скоро я уйду... ты тут не скучай без меня, ладно? И позаботься о ней, хорошо? Она же не виновата, она хочет как лучше, и я ведь её люблю...
Он затянулся ещё раз и подумал, как хорошо, что это не последняя сигарета. я бы тогда стоял, пытался насладиться ей как-то по особому, думал о чём то грустном. пафосно так, сентиментально, а сейчас я просто курю, потому что впереди есть ещё немного жизни, немного времени, которое можно тратить, хотя бы на то, чтобы просто курить.
Он бросил окурок, и тот маленькой звёздочкой полетел с балкона. В этот момент что-то острое ударило его под лопатку, резкая боль парализовала его тело, он не мог пошевелиться, а острые птичьи когти сжали его сердце и выдрали наружу, он согнулся от боли, и что-то сильно толкнуло его через стекло, вниз, к городу, на холодную улицу. В полёте он перевернулся на спину и увидел, что она держит в руке последний кусок его сердца. она улыбалась ему самой красивой и самой любящей из всех улыбок.
Он упал на промёрзший асфальт и битое стекло. Дыра в спине точно накрыла недокуренный им бычок, и тот сжигал живое мясо, все его кости были переломаны, гниющая боль пульсировала во всём теле, он не мог пошевелиться - но он был жив, пока живо было сердце.
-Я люблю тебя, - прошептал он, глядя на единственный огонёк высоко вверху окно кухни, - доедай, и я, наконец, высплюсь, - подумал он, коченея от холода. Но время шло, свет в огне погас, а он всё дышал и дышал, и его волосы покрывались инеем...
-Наверное, ты оставила немного на потом, любимая, глупая... я бы и так отдал тебе всё до конца, неужели ты не поняла, любимая? Просто я не хотел, чтобы у тебя заболел животик... только и всего, а ты меня опять не поняла, - думал он, и корчился от холода, и сгорал от боли в переломанных костях, и шептал вверх - любимая, любимая, люблю тебя...
Последний кусочек сердца она съела на завтрак. Он умер с открытыми глазами, улыбаясь, и его улыбка немного растопила холодное февральское небо.
Я себя сёдня ЛуБлУ!!!