Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Пластилиновой Гордости

Это был сиреневый шёлк, расшитый пепельно-серебряными перьями облаков. Или расписанный лёгким, потёкшим акварельным батиком с мягкими фиолетовыми и чёрными разводами. Чёрные ветки старых клёнов цеплялись за шёлк, но он не рвался - наверное, он и так был прозрачным. И под этим расписанным сумерками небом, по маленькому окраинному парку бежал огромный агатово-чёрный волк - с горящими как солнце сквозь листву изумрудно-золотыми глазами, и клыками, которые, в отличие от клёнов, наверняка смогли бы вспороть небо. Конечно, это был не обычный волк, а оборотень, один из каэрна Золотого Пепла, и он мчался сейчас за врагом, одним из тех, кто предал и почти полностью уничтожил его племя...Кто был этим врагом - подлый древний вампир, охотник за оборотнями, или волчья тень, отраженная на кромке апельсинового озера - история умалчивает. Его имя, равно как и помыслы, навсегда было скрыто за ломкими осколками древних пыльных амфор. Его душа была настолько черной, что тонкое, сплетенное из снов шелкопряда полотно легенды не выдерживает его. Но нам это и не нужно. Вернемся к оборотню - к пылающему жаждой мести, словно окутанному эфемерным облаком из страхов фениксов и гнева жар-птиц. Он бежал по пыльной тропе, и не видел ничего вокруг - лишь силуэт Врага обжигал сетчатку острым клинком Великой Мести. Всё вокруг: птицы, листья, мотыльки и случайные прохожие разбегались в инстинктивном ужасе перед мощью оборотня. Это было и привычно и это было правильно. Но вдруг волк остановился. Резко остановился и сначала сам не понял, почему. А потом с удивлением осознал - кто-то н е п о б е ж а л. И кто! Перед разъярённым оборотнем стояла хрупкая, невысокая девушка в тонком старом пальто, с растрепанными пушисто-каштановыми локонами волос, выбившимися из-под нелепого вязаного берета. Её лицо было бледным - но не от страха, а от не до конца стёртого грима, и картинно подведённые чёрным глаза смеялись. Девушка вдруг привстала на цыпочки, естественным жестом потянулась к дереву и, отломив несуществующую ветку, швырнула её в сторону - словно собаке, предлагая игру. Оборотень был в растерянности. Где-то там, близко, за струящимся шлейфом лунных искр скрывался его враг, и надо было догонять, останавливать, мстить...Но золотисто-карие глаза девушки-мима излучали странное, живое тепло, которое перезвоном виолончели отдавалось в его мохнатой душе. И он...подыграл. Забыв про врага, он подбежал к неяркой осенней траве, будто бы старательно выискивая там потерявшуюся палку, и...выпрямился. Превратился в того, кем он был на самом деле - высокого широкоплечего парня с бронзовой шевелюрой. Лишь глаза - глаза остались те же. Девушка улыбнулась, и начала идти к нему - медленно, с напором, будто бы сопротивляясь шквальному ураганному ветру...Что было потом - бесконечные разговоры, молчание, сплетённое из дыхания, ловля рыбок-звёзд в старом фонтане, шутливое рычание, деланно-пафосный испуг и безыскучно-согревающая нежность - неважно, ведь всё решилось в эти мгновения. Важно то, что следующим вечером рядом с пластичной девушкой-мимом в городском парке выступал пока молчаливый, неловко улыбающийся дрессировщик белых пуделей.Они медленно играли свою жизнь - играли на нелепой сцене, нарисованной разноцветными мелками на влажных осенних листьях. И проходящие мимо люди на минуту останавливались, чтобы поиграть вместе с ними - положить ничтожно малый кусочек своей жизни на весы этих двух странных актеров, так неожиданно и маняще похожих друг на друга - а острое сверкание изумрудов в глазах парня сменилось мягким малахитовым сиянием горного неба… Так прошла неделя - а казалось, всего два вздоха между улыбкой и падением кружевного кленового листа. Но вот однажды сумрачным промозглым вечером оборотень застыл посреди сценки - он почувствовал присутствие врага. Ненависть, веками враставшая в плоть его рода, проснулась в нём и чёрные её когти вновь сжали сердце. С низким жутким рыком, мигом распугавшим всех зрителей, оборотень шагнул вперёд, ловя глазами призрачный силуэт, исчезающий между деревьями. Все чудовища мира не смогли бы сдержать его в этот момент - ведь гордость крепче всех сил. И всё же он остановился - потому что его окликнул встревоженный голос девушки. Она замерла в шаге от него, широко распахнув золотисто-карие глаза и протянула к нему руку. Оборотень несколько секунд не шевелился, хотя вся его ярость требовала мчатся за врагом и уничтожить его, ведь это презренное существо сейчас навсегда скроется....А потом шагнул к миму, медленно, словно сопротивляясь дикому встречному ветру... и сжал тонкую тёплую ладошку. Ведь от прикосновения любви даже гордость становится пластилиновой и ничего не значащей игрушкой эгоистов. Тогда Враг окончательно потерял терпение. С жутким ревом, который был громче колокольного перезвона и тише дыхания трав, он выскочил на середину сцены, плавя своей яростью мокрый асфальт. Он напрягся - и сотканной из первомрака молнией бросился на оборотня. Когда до него оставалась метра, он вдруг...натолкнулся на невидимое препятствие. Этим препятствием была невидимая стена, которую обвела в воздухе девушка с растрепанными каштановыми волосами. Она лукаво улыбнулась, проведя ладонью по затвердевшему воздуху, и начала медленно, резкими, но плавными движениями скатывать врага в ком, не прикасаясь к нему. Короткий рев, отразившийся в зеркальном серебре луж, тишина и...рядом с парнем и девушкой замер в неподвижности маленький черный мяч...Со всех сторон раздались аплодисменты. Это зрители, стоявшие в стороне, хлопали и кидали маленькие лунные монеты под ноги артистам. Они считали все это частью представления...и наверное, так оно и было. Никто не знает, что стало потом. Рассказывают только, что иногда в дышащем осенью парке, посреди нарисованной мелом сцены можно встретить странную девушку в гриме, будто бы идущую против шквального ветра и парня с волосами цвета бронзы, с легкой улыбкой бросающего черный мяч своим дрессированным пуделям...

Пройти тест