за это лето я....
лизнул канифоль.
больше мне поделится с вами нечем.

Вот когда мы бухали, плакали или грызлись -
Выделялось какое-то жизненно важное вещество.
Нам казалось, что это кризис.
На деле, кризис -
Это ни страдать, ни ссориться, ничего.

Хуже этой недели не придумаешь. Все проблески расшелестелись и растаяли в помертвелом воздухе. Под завалами глубокой тьмы тлеет огонек моей сигареты. Только и он скоро погаснет, вот она – расплата за халяву, не будет никакого спасения, надвигаются сумерки. Я в красках представлял себе, как мои мозги размажутся по асфальту. Что будет, если сейчас выпрыгнуть под этот красный грузовик? Ебанная неделя, ебанная жизнь, ебанный я!
Ярким желтым мелком около моего подъезда написано: «Настя + Миша = любовь». я пытаюсь тяжелой подошвой затереть слово на букву «л», я тушу окурок о надпись и кричу «сдохнете, суки!». Я бы очень хотел пробить хлорфторуглеводородами озоновый слой насквозь. Открыть сливные краны на всех танкерах мира и сбить заглушки со всех нефтяных скважин на континентальном шельфе.
Ебанная неделя, ебанная жизнь, ебанный я!
Но я поднимаю глаза на свой подъезд и…улыбаюсь.
я знаю, что мне очень мало для счастья.

Настроение сейчас - глаза слезятся

Хотелось спать и есть. Английского восьмым уроком совсем не хотелось.
В ожидании неизбежного мы смотрели на дверь кабинета глазами грустного больного спаниеля. Неожиданно из черного траура школьного коридора выплыл незнакомый Мэн в белой рубашке. Сняв солнцезащитные очки, он продемонстрировал нам воспаленные бельма бледных глаз, испещренные узорчатыми ручейками кровоподтеков. Воздух помутился, от незнакомого мэна несло алкоголем за километр.
-эй, ребят, у вас тут урок?, - обратился он к нам, и, не дав нам ответить, продолжил: - я пришел проведать тут свою учительницу английского. Интересно, она все также преподает?
Он посмотрел на нас, явно ожидая нашей ответной реплики. Мы недоуменно переглянулись. Знаете, достаточно сложно ответить на вопрос «также ли она преподает?», не зная, как учила она раньше. Нас обложили со всех сторон запахом смрада и гулкостью тишины. Мэн явно истолковал наше молчание по-своему:
-вы можете, не стеснятся меня, ребятки. Я был худшим учеником у нее. – он одарил нас улыбкой человека, который явно гордится этим фактом.
Мы молчали, а он, сделав небольшую паузу, продолжал: «скажите мне правду, скажите мне правду, скажите мне правду». Мы боязливо переглянулись, он был явно неадекватен. Накренившись под опасным углом, он повторял, как заведенный «скажите мне правду, скажите мне правду». Я не шучу, этот сумасшедший со стеклянными глазами, вытянувшимся и оглупелым поглощенностью лицом все время повторял одно и тоже «скажите мне правду, скажите..», пока мы пятились к двери, стараясь производить минимальный звуковой эффект.
После того, как нас со вздохом выпустила дверь в относительную безопасность коридора и возникла не_совсем_в_тему мысль «а чего все с этой правдой так носятся?»