«Девушка пела в церковном хоре…»
Александр Блок

А девочка пела в церковном хоре,
И явь отражалась от ломких гласных
И долго кровила закатным морем
В не молкнущем лязге миров Желязны,
Где время рвало паруса и жилы
(Ко всем остающимся столь же глухо),
Где бредили свечи прогорклым жиром
Ответного чувства святого духа.

А девочка пела – тепло и грустно,
Не помня ни слов, ни пароля скайпа.
И песня, дырявя плащи и блузки,
С сердец утомлённых снимала скальпы,
Ведь было в ней что-то от Гайаваты
И трипов Гомера по дальним весям.
И не было правых и виноватых
Во внемлющем заживо поднебесье.

А девочка пела, как Джельсомино,
И за душу голос дрожащий трогал,
И медленно таял минорным тмином,
А мины взрывались в руках у бога
Подчёркнуто нежно, с добром и светом.
И нёс одноразовый аист в клюве
Ей младшего брата, поскольку лето
Ромашково выгадано до «любит».

И девочка пела, пускай так мало
Всенощного проигрыша для соло.
А вечность всё правильно понимала,
И сыпала звёзды в стакан рассола,
Чтоб девочка пела, давясь удачей,
Чтоб снегом бросалась в глаза зима ей,
Чтоб слушали люди, смеясь и плача,
Чтоб люди не знали: она – немая.

© Майк Зиновкин

он приручал - не плетью, так ворожбой.
он говорил - я буду всегда с тобой.
кончились все заклятья, сломалась плеть.
я - горький хмель, и он не хотел трезветь.
он говорил - ты будешь моей женой,
я столько лет мечтал о тебе одной,
перекрывал ловушками все пути,
я не могу теперь тебя отпустить.
он мне вязал запястья, кормил с руки,
только зверели к ночи мои зрачки,
только из горла рвался не стон, а вой,
и отзывалась чаща на голос мой.
он запирал все двери на сто замков,
я же - все пахла снегом из облаков,
терпкой хвоей и тьмою ночных небес.
он приручал. а я - все смотрела в лес.
я не могла иначе. и он не мог.
и оплетал шиповник его порог.
ветер ломал замки и врывался в дом,
и покрывал решетки колючим льдом.
он закрывал в подвале, ломал ключи,
он убивал. но так и не приручил.
16.12.12
©Дрянь Винтер

1.

Говорят, на свете живет дракон,
Говорят, страшней его не найти,
Мол, он враг человеческий испокон,
Искушает людей, сбивает с пути.
Говорят, что кожа его - гранит,
Говорят, в глаза ему не смотри -
Мол, завертит, закрутит, заворожит,
Заморозит каждого изнутри.
У дракона шкура темна, сера,
А еще он быстрее любой змеи.
Пролетают мимо века, ветра,
Он - почти скалою во тьме стоит.

Есть принцесса, дворец ее далеко,
Косы рыжие, порванные штаны.
Она знает, что где-то живет дракон
(выдох пламенный, зубищи жестяны).
Королеве нужен хороший зять,
И король на дочку опять сердит,
Но принцесса мечтает однажды взять
И дракона самостоятельно победить.

Горизонт серебрян, необозрим,
Поднимаются горы в неровный ряд.
То ли это мы легенды творим,
То ли это легенды тебя творят.
Песня сложится за твоей спиной,
Золотое солнце войдет в зенит,
И принцесса едет на смертный бой,
И копье о щит жестяной звенит.
И влетает, как рыжая стрекоза
(правда, что ль, он пламя рождает ртом?)...
Но они замирают глаза в глаза,
И становится сказка вдруг не о том.

2.

Всех, кто сегодня счастлив - боже благослови,
Где-то в душе рассказчика мерзко скребутся черти.
Понимаешь. Любая сказка - она всегда о любви,
Даже если кажется, что о смерти.
Просто законы - справедливы, хотя и злы.
Тот, кто горяч - никогда не сможет согреться.
Это неправда, что драконы умирают от старости или стрелы.
Они умирают от любви,что не помещается в сердце.

3.

Входит ночь во дворец, темноглаза, тепла, боса,
Затихают шаги, умолкают все голоса,
И в свои покои идет королева,
И никто не хочет попадаться ей на глаза.
Да, она не любит празднества и балы.
Молчалива, спокойна. Идет. Прямее стрелы.
Ее косы рыжи и руки ее теплы.
Говорят, что она смотрела в глаза дракону
И осталась жива, величайшей из дев прослыв.
Может, кто-то еще б добавил чего, но кто же будет так глуп?
Королева раздевается у зеркала и всматривается вглубь.
И отчетливо видит, как белая кожа становится чешуей,
Такой, что не пробьет ни одно копье,
Как в чертах лица проступает - уже не вполне свое.
Как становится неуязвимым и нелюдским -
Потому что любивший дракона
Сам становится им.
И она сползает по стенке, нищим завидуя и калекам,
Шепчет: "Господи боже,как я устала быть человеком".
(с)Лемерт

Ладно, давай, давай говорить напрямик:
тому, кто к несчастьям намертво прикипел, привык,
сложно даются простейшие чудеса,
а самое страшное в жизни - белая полоса.
После нее и черная намного черней,
и поди попробуй еще удержись на ней.
Так вроде бы нет ничего - и неча пенять:
нечего удержать и нечего потерять.
А так имеешь - и паника каждый миг,
и каждый миг уже горлом идет немил.
Но есть и страшнее страшное тем кому:
это если не вспышкой свет уничтожит тьму,
а рассвет наступает по ниточке по шажку,
и пока наступает - вся жизнь утекает
в дырищу в левом боку.
Это когда не позарез, не вопрос ребром,
не будто вспороли брюхо и в глотку добро -
и не отвертишься, а ведь спокойнее как-то враз...
Страшно когда счастье - да! - но не прямо сейчас,
не с этого вдоха навеки и залпом до дна.
И ждешь от него зарока, присяги - но тишина.
Нет ответа - это и есть ответ.
И как мотылек о стекло, за которым свет,
я все отлетаю и бьюсь, отлетаю - и бьюсь
всем собой наотмашь.
Боишься?
- я сам боюсь.

У кого не бывало на сердце по сто камней,
черных дней у кого не бывало в его судьбе?
И звенит тишина, и становится ночь темней,
и трясется рука, наливающая себе.
И в моменты особых битв-с-собой, утрат,
когда горло горит... да, в общем-то, всё горит,
когда думаешь – как не откинуться до утра,
Он приходит и рядом садится, и говорит,
и тихонько так гладит, гладит по волосам:
- Ну, давай помогу.
- Погоди, - говорю. -- Я сам.
В первый раз ли мой поезд катится под уклон?
У тебя там молитв неотвеченных миллион.
У меня все в порядке: есть водка , а вот стакан,
не хватало Тебя беспокоить по пустякам.
Там, гляди, у людей – наводнения, спид и рак.
Он тогда говорит: – И в кого ты такой дурак?
И в кого ты, скажи Мне, упрямый всегда такой?
И берет Он стакан мой пробитой Своей рукой,
выпивает так просто, как будто там – молоко,
и опять говорит: - А ты думаешь, Мне легко –
каждый раз тебя видеть над бездною, на краю,
где ты «сам» заливаешь мазутом печаль свою?
Он сидит в темноте и плачет – как наяву.
И ответа не ждет.
И я рядом с Ним реву.

© Kladbische

Здравствуй, Алиса. Пишу тебе из апреля.
Мои соседи - большие фанаты дрели.
Вчера почитал газету... Они смотрели
почти минуту. И стали намного тише.
По телеку все орут о большом, высоком.
Слушал о нас. Давился кофейным соком.
Пулю загнать бы, прямо туда, в висок им...
Я, к несчастью, очень от них завишу.

Тут я не делаю шляп, - их уже не носят.
Тут я не сумасшедший, а просто осень.
Не пью никакого чая. Сплошное prozit.
Садовая соня в сахарнице живёт.
Прочие наши как-то поразбежались.
Король с Королевой здорово издержались,
Карты-гвардейцы долго еще сражались,
справился только опытный банкомёт.

Мартовский заяц сидит у себя, в марте.
Помешан. Теперь - на типа-винтажном арте
прошлого века, ну да, при его-то фарте...
Впрочем, и это дело довольно зыбко.
Кот заходил недавно. Принес чаю.
Правда, не весь, и я его понимаю.
Чешик еще подержится. Но отчаян,
осталась одна приклеенная улыбка.

Кролик прижился в цирке. Ушами машет.
Гусеница - содержит притон, и даже
все говорят, чего-то свое бодяжит.
В общем, блекджек и шлюхи. Еще стихи.
Птица До-до пропала. Уже искали
повсюду, - горизонтали и вертикали,
диагонали обшарили, но снискали
Только угрюмое авторское "хи-хи".

Знаешь, Алиса... Я по тебе скучаю.
Письма пишу. Ответа не получаю.
Чаю не пью - ну да, он остался чаем,
только его не хочется. Даже чай.

Ты, наверное, выросла. Очень мило.
Ты о нас забыла? И разлюбила?

Это письмо - последнее. Нет чернил, а
если ты не вернешься, то все...

Прощай.

(с) Арчет

Мёрзнет апрель под огнём ледяной крупы, снова метели командуют: «От винта!»
Тянет в промозглое утро зайти купить крылья – полезный для каждого инвентарь.
Старый торговец отыщет любой размер, может вдобавок крепления подкрутить.
Хочешь, как птица, а хочешь – Пернатый змей, и самолеты придётся сдавать в утиль.
Многообразие видов, идей, лекал, цвета, фасонов и даже полезных свойств.
- Раньше такие – и был бы целей Икар, держатся крепко, не тает на солнце воск.
Что с акрофобией спорить, уймись-ка, мол? Следом за смертью рождение – вечный цикл.
- Вот мотыльковые, с вырезанной каймой, яркие, легкие, в пятнах цветной пыльцы.
Хитрый торговец под кофе песок калит: сказки восточной проверенный копирайт.
- Если захочется, будешь почти калиф. Выбери белые, аистова пера.
Или орлиные – держат любой поток,
Филина, чтоб стала полночь, как день, светла…
Выбери, хватит откладывать на потом, выстроив остров небесный - Теночтитлан.
Если душою ты мрачен и одинок, ворона – чёрные, будто предзимний мрак.
Здесь всё возможно, и всё в этот миг дано, и выпадают счастливые номера.
-Ройся настойчиво. - В кучу товар свалив, может, где камешком ценным блеснет руда?
- Впрочем, тебе-то зачем? У тебя – свои. Хочешь другие купить? Или…
- Нет, продать.
(с) Маркиз

Лес идёт. Лес царапает горло и режет ступни.
Он так влажен, чешуйчат, хвоист, что дышать им - табу:
никого не попросишь, мол, милый, спаси-сохрани.
Слишком поздно: бегом, кувырком и с обрыва - в траву.
Лес приходит ко многим, но ластится только к тебе
полудикой собакой: незлая, и всё же ничья.
Край мышиной охоты осколками мелких костей
метит кожу, но кровь отпускаешь по водам ручья.
Вдоль по руслу его муравьиный шевелится храм.
В голове - паутина: прекрасно не знать ни черта.
Пить, прижавшись губами к болотным пружинистым мхам,
твёрдость ягод незрелых и камни по Брайлю читать.
Вместе с кожей сдирать прикипевшие капли смолы.
Передразнивать птичий тревожный, мучительный звон:
далеко-далеко, в королевстве у края земли,
грампластинка играет, и рушится Иерихон.
Ты не сторож ему, и подавно ему ты не брат.
Птицы гнёзда свивают в огромных незрячих зрачках.
То ли пальцы кусаешь в тоске, то ли шляпку гриба,
а за дверью вороны, а может быть, дети кричат.

было бы славно, если бы мы говорили:
"прости меня, я совершил глупость"
"прости меня, я проявил жестокость"
"прости, это во мне говорит гордость"
и все прочие ости,
застрявшие костью
в горле - так,
что ни звука не вымолвить,
ни слова не произнести;
и только губы белеют от злости,
и сводит лопатки - нет сил обернуться в пути;
а как было бы славно:
попроси прощения и прости,
упрости,
пусть от всего останется только контур неровный,
ты потом придумаешь
новое

право, было бы славно:
разоблачить и признать ложным
всё своё сложное, всё подкожное,
отпустить другим их грехи, грешки, прегрешения

словно каждый день - прощёное воскресенье,
словно мы всегда умели прощать
(с) tovarish_zhe

Лучше тебе не знать из каких глубин
добывают энергию те, кто отчаянно
нелюбим,
кто всегда одинок словно Белый Бим
Черное ухо;
как челюскинец
среди льдин -
на пределе слуха -
сквозь шумной толпы прибой
различить
пытается хоть малейший сбой
в том как ровно, спокойно, глухо
бьется сердце
в чужой груди.

Лучше тебе не знать из каких веществ
обретают счастье,
когда тех существ,
чье тепло столь необходимо,
нету рядом; как даже за
барной стойкой
одиночество неубиваемо настолько,
настолько цело и
невредимо,
что совсем без разницы сколько
и что ты пьешь -
ни за что на
свете вкуса не разберешь,
абсолютно все оказывается едино;
и не важно по
какому пути пойдешь,
одиночество будет необходимо,
в смысле - никак его
не обойдешь.

Лучше тебе не знать из каких ночей
выживают те, кто давно
ничей;
как из тусклых звезд, скупо мерцающих над столицей,
выгребают тепло
себе по крупицам,
чтоб хоть как-то дожить до утра;
лучше не знать как им
порой не спится,
тем, кто умеет читать по лицам -
по любимым лицам!
предстоящий прогноз утрат.
Тем, кто действительно будет рад,
если
получится ошибиться.

Лучше тебе не знать тишины, говорить, не снижая
тона,
лишь бы не слышать в толпе повсеместного стона:
чем я ему так
нехороша?
чем я ей столь не угоден?
Громкость - самая забористая
анаша,
лучшая из иллюзий, что ты свободен;
и ещё – научись беседовать о
погоде,
способ всегда прокатывает, хоть и не нов,
чтоб любой разговор
вести не спеша,
лишь бы не знать из каких притонов - самых безрадостных снов
по утрам вытаскивается душа.

Лучше тебе не видеть всех этих затертых
пленок,
поцарапанных фотографий -
потому что зрачок острее чем
бритва;
лучше не знать механизм человеческих шестеренок,
у которых нарушен
трафик,
у которых не жизнь, а сплошная битва -
и никто не метит попасть в
ветераны:
потому что их не спасет ни одна молитва,
никакой доктор Хаус не
вылечит эти раны.

Лучше тебе не знать ничего о них, кроме
факта, что
те, кто всегда живут на изломе,
отлично владеют собой и не смотрятся
лживо,
если хохочут, будто закадровым смехом в ситкоме;
что те, кто всегда
веселы, и ярко сияют, и выглядят живо –
на деле
давно
пребывают
в
коме.

(С)muha_elka

Обалденные стихи по зодиакам.

Скорпион.
уходи, я сказал. убирайся. уматывай к черту,
хоть верхом, хоть пешком, хоть попутками, хоть на санях.
я не первый, не третий, и даже не двадцать четвертый -
ты найдешь себе лучше, умнее, красивей меня.

топай прямо и прямо, там вскорости будет дорога,
и по правую руку - деревня, а слева - лесок...
может, я не змея, только я ядовитее многих,
без тебя будет легче - раз этак примерно в пятьсот.

уходи. будет теплая ванна, обед и постелька,
я останусь. так надо. я лучше умею - один.
смерть-старуха подавится мной. вместо мягкого тела
на зубах будет только колючий и жесткий хитин.

уходи. нету сил видеть эту несчастную рожу,
и не надо моргать, пряча слезы обратно в глаза.
я ведь старше, салага, тебя и по званию тоже -
мой приказ: убирайся. не вздумай вернуться назад.

уходи. я прикрою.

Дева.
Мария смотрит в небо и ищет Бога,
найти не может; может, надеть очки?
Мария курит, только совсем немного,
ее считают хамкой и недотрогой
за стрижку и игольчатые зрачки.

а у нее всего-то - замерзли руки,
в кармане дырка, в сумке живет медведь
сто раз зашитый, плюшевый и любимый,
Мария смотрит метко, стреляет - мимо,
мечтает бегать осенью по траве.

а у Марии - кольца на тонких пальцах,
на кухне - кофе, в аське - опять молчат.
ее учили падать, вставать и драться,
но как, наверно, стоило огрызаться -
она соображает лишь через час.

уже три семилетия за плечами,
а Бог not found.... error and try again?
она умеет все: не рыдать ночами,
готовить, флиртовать, даже ставить чайник,
будь ведьмою - летала б на кочерге.

будь ведьмою, водой, орлеанской девой...
и скоро двадцать два на календаре.
Мария опускает взгляд - прямо, влево,
потом глядит направо и видит Еву,
ей Ева улыбается, как сестре.
(с) московский волколис
Остальные тут: http://wolfox.livejournal.com/106857.html

Не охоться на здешних фей: это вам не тут,
здесь убьют, потом догонят - еще убьют,
выпьют досуха, влагу всю по полям прольют,
жизнь не жаль свою?

обернутся саламандрой, змеей - и в лес,
ни один сыскной кобель не берет их след,
серебро их не убьет, не удержит клеть,
ну куда ты влез?

под рубашкой видишь шрамы? смотри, смотри,
зубы этих фей - острее, длиннее бритв,
колдовство и шестеренки у них внутри...

не дыши. замри.

может, в ночь тебе приснится, что ты бежишь -
саламандрою, змеей, босиком по ржи,
за спиною - шелест крыльев и скрип пружин,
а в руках - ножи.

и когда ты обернешься - рыча, визжа,
солнца выплеск разобьется о гладь ножа,
ты увидишь... право, парень, тебя мне жаль.

жилы не дрожат?

ну, иди тогда к завскладу, возьми ружье
и одежду. койкоместо теперь твое.
час до полночи - отбой, семь утра - подъем.
понял? дуй. адье.

и откуда вы беретесь - огонь в груди,
бестолковые, смешные; что впереди?..


кто стучится? доброволец еще один?
ты входи, входи.

(С) [info]wolfox

Старше. Развратней. Строже. Закомплексованней.
Серый. Подпалины. Метр-пятнадцать - холка.
Он из породы самых ужасных оборотней.
Волк он,
который
превращается тоже в волка.

Разница в цвете шерсти и настроении
Разница в чувстве голода и рычании,
Разница в интонациях, приручении,
разница в ощущеньях по окончании.

Белые зубы такие же ледяные,
Жесткая шерсть остается такой же жесткой.
Только уходят твердые колтуны и
Старый вожак ощущает себя подростком:
Тем, тонколапым, недавно еще родившимся.
Тем, как вино, бегучим, не настоявшимся,
Легким, как дым, не сразу остепенившимся,
Тем. Молодым.

Ни разу не превращавшимся.
(с)sir_archet