Когда Джим сидит на дереве, жизнь идет своим чередом. Когда он перелистывает страницу книги, в которую даже не смотрит, жизнь продолжает бежать вперед. Когда он роняет книгу, чтобы поймать ее у самой земли, жизнь не останавливается.
И даже если он зашвырнет ее в огонь, все будет как прежде.
Его бледное лицо под темной маской не скажет никому, что привычный поток времени стал патокой. В ней увязают мысли, тонут желания, задыхается воля.
А где-то на западе закатывается безразличное ко всему солнце.
А где-то плывут облака, которые никто не хочет считать.
А где-то есть место, куда уходят шиноби.
И не возвращаются.

Джим переворачивает страницу.
Он застрял на предисловии. Тридцать восемь страниц назад.
Он перелистывает страницы через равный промежуток времени. Около тысячи раз в день. Забывая про книгу во время еды, гигиенических процедур, туалета и сна. Четыре-пять часов беспокойного ерзания по кровати. Слишком горячей, чтобы уснуть. Слишком холодной, чтобы забыться.

Джим не знает, о чем книга. В предисловии какие-то предупреждения и статья о нравственности. Кажется, упоминался возраст. Чей? Не важно.
Он все равно читает сквозь страницы. Трава, деревья, мелкие цветы, мошки. Живое и мертвое одновременно.
Книга прозрачна, но ладони чувствуют шершавые страницы. Это возвращает в реальность.
Движение пальцами. Минута перевернута вместе со страницей. Как и время.
Джим не замечает, что приходится перевернуть книгу четыре раза, чтобы она отлистала 17 часов.
А что он вообще замечает?
О чем говорят его глаза? Потухший серый и мертвый правый?
О чем говорит его рука, каждую минуту совершающая незатейливое движение?

Джим отрывается от книги и смотрит на последний луч, уцепившийся за ту ветку, на которой он сидит.
Все, что осталось от другого солнца, - маленький ребенок.
Все, что сказал Сарутоби, он хотел забыть. Вернуть все обратно и вернуться самому.

Луч спустился ниже, к камню памяти. Поиграл на гранях и опять указал на ветку с сидящим на корточках молодым парнем.


Джим сдвигает маску вниз и осторожно касается пальцами мокрых щек.
Слезы?
Нет, он не умеет плакать.
Обито умел.
Он не умеет заботиться о других.
Рин умела.
Он не умеет дарить солнечные улыбки.
Минай умел.

А все, что осталось, – дождь.

Джим спрыгивает вниз и устраивается около камня памяти. Солнце будет еще немного тут, задержится на выгравированных именах и исчезнет до следующего утра.

Джим кладет книгу на мемориал, сразу закрывая несколько десятков имен. Они набиты мелко-мелко. И еще есть место.

-------

Джим сидит на дереве и смотрит на закат, хотя со стороны кажется, что он, не отрываясь, пялится в книгу.


Джим переворачивает страницу.
Колеблется, но все же сдвигает протектор – на закат лучше смотреть двумя глазами.
Время все еще патока. Медленно ползет, медленно фиксирует реальность.
Нарушая временное пространство Джима.



Время течет.

Для кого-то пролетит незаметно, а для кого-то растянется в бесконечные часы ожидания.

Джим поворачивается к костру и небрежно кидает в него книгу. Сакура удивленно поднимает брови, но ничего не говорит. Значит, догадывается..
Зак смотрит на звезды, все остальное его пока не интересует.

А книга сгорает. Пожираемая огнем, она ускоряет время для одного-единственного человека.
Ему всего-то и нужно, что сберечь ночь, закат и солнце.

Пока жизнь идет своим чередом.