Была на «Ревизоре» в Театре на Малой Бронной. Второй раз посещение не-Малого рвет мне шаблоны вдоль и поперек.
Во-первых, у меня даже в Малом ни разу не было так, чтобы понравилось абсолютно все и всё, вот просто АБСОЛЮТНО все и всё. (Возможно, это потому, что планку для Малого я все-таки ставлю выше.) Тут я поняла, что приду еще раз, по истечении первых минут пяти спектакля. И это учитывая вполне альтернативную концепцию, что я обычно не очень жалую. Но осовремененного «Ревизора» я приняла так же легко, как «Таланты и поклонники» Маяковки. Ведь вот можно же сделать так, чтобы и без кринолинов с каретами постановка не только не вызывала отторжения и недоумения, но и оставляла после себя ощущение глубочайшего удовлетворения! Пока существуют такие вот адаптации, я отказываюсь относить к искусству то, что делает тот же навязший у всех в зубах Богомолов.
Во-вторых, чуваки, я впервые в жизни рыдала от смеха в театре. Не, я всегда тупо лыблюсь, когда на сцене май беловед монстерс, и сейчас Каневский (КАКОЕ СЧАСТЬЕ ЧТО ОН ВЕРНУЛСЯ СПАСИБО ПОЖАЛУЙСТА Я ВСЕ) и Сайфулин (КАКОЕ СЧАСТЬЕ ЧТО Я ЕГО УВИДЕЛА УРА) крепко привязали углы моего рта к ушам, как только я увидела в полумраке ослепительные усы и услышала интонации «Женька, у них щас не Дюрер, у них щас фюрер». И практически весь спектакль вплоть до рокового прихода почтмейстера я тряслась от сдерживаемого смеха, что со мной много где бывало. Но исполнение Петрами Ивановичами «На сопках Маньчжурии» я совсем не помню визуально, потому что у меня так текли слезы, что я не могла смотреть на сцену. Да и ушами тоже плохо помню, такое ощущение, что память психанула и стерла эти несколько минут нафиг, чтобы не травмировать и без того не очень целый разум. От рассказа Хлопова о своих похождениях я снова начала конвульсивно подергиваться, и только бесценное, бесценное лицо Хлестакова в этот момент помогло мне все-таки сидеть на кресле и смотреть глазами.
В-третьих, все тут идеально с технической точки зрения. Я уже писала про «Одессу 913», что в Малом особенных физкультурных кульбитов не увидишь в силу специфики театра и возраста большой части труппы, поэтому – наверно, это не есть хорошо, но это есть – в других театрах мне хочется технической сложности, пусть даже форма будет в ущерб содержанию. Тут сложность еще как есть, и она отменно исполняется. Мама, как всегда, волновалась за стариков, ходивших по шатким на вид дощатым помостам, а я вот в этот раз смотрела на это совершенно спокойно. «Ревизор» у меня вызвал примерно то же чувство, что в свое время вахтанговская «Турандот», на которую я ходила слушать (хотя в мое время импровизации было в разы меньше, чем во времена Ланового, во всяком случае, все шутки Масок, которые я запомнила с первого просмотра, они повторили и во второй) и смотреть на Завьялова: на «Ревизора» я буду ходить смотреть, смотреть вблизи на неописуемые выражения лиц, движения рук и настоящие слезы, смотреть издалека и сверху на общую картину, как балет, потому что хореограф выложился на все сто, готовя этот спектакль. А, ну и слушать прекраснейшие голоса Каневского и Страхова, канешн :D
Короче, есть такое хорошее слово – «упиваться». Вот я сидела и три часа без перерыва упивалась.
В-четвертых, я очень рада, что Страхов молодец. Просто МОЛОДЕЦ. Я, конечно, зачла отзывов в преддверии похода и поняла, что Страхов – не самое плохое, что может случиться с Хлестаковым, но все равно опасалась. К моему большому счастью, зря. Господи, это так ослепительно прекрасно, когда очень красивый мужик хорошо играет комического героя, не боится смеха зрителей над собой. Когда очень красивый мужик очень красиво рисуется перед зрителями, это не менее прекрасно (не могла не вспоминать укоризненно удручающую игру на публику Антипенко из той же «Одессы 913», хотя Антипенко, конечно, далекооо не такой красивый). И при этом он не только рисуется, но и играет – завравшегося, тоскливо и мучительно тянущегося к неважно какого качества признанию (можно и в маленьком городе быть счастливым, главное, чтобы тебя любили и уважали), неприкаянного, неустроенного, инфантильного, чертовски обаятельного, настоящего Хлестакова, и эта его сущность прекрасно чувствуется за той самой физически сложной техникой. Чудесно же.
Так же, как, кстати, сразу прочитываются типичные девчачьи качества в строящей из себя ррроковую женщину Марье Антоновне. Тоже совершенно замечательный образ, новое для меня изложение, имеющее все права на существование в рамках такой концепции спектакля.
В-пятых, я думала, что меня царапнет неполная адаптация ко времени, в котором разворачивается действие (где-то вычитала, что тридцатые годы двадцатого века), типа крестных знамений и строительства церкви – ну в тридцатые-то? Ну чиновники-то? Но не царапнуло вообще. Все нормально.
В-шестых, Осип – Дмитрий Сердюк. Я как-то дышать боялась в его присутствии: край сцены-то, на котором он сидит, совсем близко к первому ряду, и сидит-то он прямо напротив меня – а ну, как растает от дыхания? Мне обычно жалко таких прозрачных мальчиков, даже материнский инстинкт какой-то просыпается. Но я довольно скоро поняла, что дышать боюсь не столько из-за крайне хрупкой внешности товарища Сердюка, сколько из-за того, что это не человек Осип, это сам Сарказм. Вот если бы надо было хьюманизировать черты характера человеческого, то вот это вот, разрешите вам рекомендовать, господин Сарказм Концентрированно-Беспримесный. И как-то ничем не хочется привлекать его внимание к себе, потому что там не глаза, а лазеры в окружении кислотных струй. И как-то вот меня затоптали стада мурашек, когда он – то ли совсем другой персонаж, то ли тот же Осип, которому надоело недоедать, и он нашел себе местечко посытнее (может, даже за счет шкуры бывшего барина) – вынес на сцену столик с лампой, которой так хорошо светить в лицо допрашиваемому, и сообщил пренеприятное известие. Очень явственно повеяло подземельями Лубянки.
В-седьмых, декорации – ПРОСТО ФЕЕРИЯ. Не буду спойлерить, идите сами смотрите, там сотни интересных штучек.
Ну и вот. Даже вещи, обычно вызывающие у меня чувство неловкости и желание закрыть маме глаза и уши, здесь как-то и не кажутся пошлыми. Может, все из-за той же пресловутой техники: солоноватыми и двусмысленными сценами тоже можно любоваться, как акробатическими этюдами.
И поскольку мое недоумение от того, что мне так нравится что-то, что не Малый, все-таки заставляет меня искать изъяны и червоточины, а в спектакле их не видно, гнев мой в заключение поста обратится, ну конееечно, на публику! Меня удивляет, что люди так громко ржут, сидя в третьем ряду партера. Меня удивляет, что в некоторых театрах как будто не принято хлопать: нашим с мамой восторженным хлопкам поначалу было очень одиноко в темноте и тишине зала (вот, кстати, я обычно стесняюсь первой начинать хлопать, а тут забила на все и лупила в ладоши, как в последний раз). Меня не удивляет, но крайне утомляет слишком оживленная реакция на шутки про алкоголь и наркоту. Но это все, похоже, неискоренимо.
Так-то. Наверняка забыла половину того, что хотела сказать, но меня до сих пор потряхивает, а когда я вчера попыталась написать этот пост, у меня и вовсе получилось только: «ААА КАНЕВСКИЙ САЙФУЛИН БОЖЕБОЖЕ А Я ИДУ В ТАЙГУ А Я ИДУ В ПУРГУ ПЬЕТ ВИНО ИВАН ИВАНЫЧ».
В общем, пожалуйста, сходите посмотрите, пока старики играют. Молодежь хороша и сама по себе, но когда она вместе со стариками – это чего-то особенного.