ветер в лицо и атласный шарф змеей вокруг шин.  в глазах  - металл, вполне возможно, что медь, а внутри - крепдешин. жизнь - как танец босой и безумный, слово вязь посленочных свечей. сотни ажурных шляпок, перчаток и зонтиков вдоль малахита аллей. блеск этих звезд и дыханье уступчиво легко. мелкие камушки и безалаберность мыслей.

она любила его. а он любил далеко не чай. во всех возможных и невозможных смыслах.

и когда Ара прячет взгляд в "никуда", ее длинные пальцы касаются клавиш. полутоны, аккорды текут как вода. или ртуть. что, впрочем, ты себе вряд-ли представишь. ты, как-никак, не пианист.  однако, знаешь, не в этом суть.

и когда на спидометре стрелка пляшет, серебрится гравий, дребезжит в виске фокстрот - Аре просто кажется, что она у камина. вяжет. напевает глупую песенку,  время от времени письма жжет.

во сне шепчет громко и пусто,  почти опально. месяц желчью покрыл дома. "ты закончишь, мой друг, летально, фатально, поверь мне. хотя, ты что хошь делать вОлен." звенят провода.  

и в ответ далеким, беззубым мотивом: "друг мой, друг мой. я очень и очень болен."

И подумать только:  когда-то была молода и строптива. Улыбка. Английская набережная.

 И крик каждой безмозглой чайки слегка бемолен. 

picture by nicoletta ceccoli