Глава 1
РУНА ВЫПОТРОШЕННОГО ШКОЛЯРА.
Когда зло сражается с добром,
это еще понятно. Но не Выс-
ший пилотаж. Высший пилотаж –
это стравить добро с добром и,
стоя в сторонке стричь купоны.
«Книга серости»
- Мефодий, мальчик мой! у меня для тебя прекрасная новость! – бодро сказал Арей.
Буслаев взглянул на мечника с тревогой. Сколько он себя помнил, всякий раз, когда глава русского отдела мрака так говорил, прекрасной новостью оказывалась только с точки зрения Арея.
- Тебе уже четырнадцать! Ты перешел в третье, едва ли не главное семилетие в жизни-с четырнадцати лет до двадцати одного года! Важный рубеж для мужчины. Ты перестал быть мальчиком и стал юношей. Ощущаешь?
Меф заверил, что ощущает. Арей прищурился. В правом глазу зажглась голубоватая мертвая искра.
- Прекрасный возраст, чтобы принести свой первый эйдос! – лукаво продолжил мечник.
Сколотый зуб привычно царапнул язык. Право, если бы сколотого зуба не было, стоило бы повторить печальный опыт и отбить край зуба еще раз. Зуб успокаивал, позволял взять паузу.
- Что? первый эйдос? Разве это не комиссиоеры должны… - начал Меф
Арей не дослушав, махнул рукой.
- Ну да… да… Обычно эйдосы приносят нм комиссионеры, наши верные псы, но первый эйдос это другое. Он больше, чем просто трофейный эйдос. Это ритуал посвящения. Гарантия того, что ты служишь мраку, а не тете Зине из магазина. Он станет первым эйдосом в дархе, который тебе предстоит завести в день, когда тебе исполниться восемнадцать.
- Мне предстоит завести дарх? – ужаснулся Меф, глядя на серебристую сосульку на шее у Арея.
Ощущая, что на него смотрят, дарх повернулся и заиграл змеистой гранью, которая закручивалась спиралью, как елочная игрушка-сосулька. Глаза Мефа обожгло точно паром. Смотреть на дарх было больно, прикасаться нему мучительно, но и Арею, как ни дорожил он дархом, тоже было с ним не просто. Иногда Меф видел на шее мечника, вокруг цепи, на которой висел дарх, капли мерцающей крови.
Улиту ее дарх мучил чуть меньше, в нем находилось меньше эйдосов, и он был слабее. Зато ночами дарх Улиты обожал переползать ведьме на шею и, обвивая ее как змея, насыщался тугими ударами пульса. «Знает, пиявка гадская, что я полнокровная!» - говорила ведьма.
- Да, синьор-помидор.… Предстоит. А как иначе? Так было и со мной когда-то. Первый эйдос - это как первая охота. Только после нее ты становишься полноправным стражем. Докажи что ты волк, а не кролик, палач, а не жертва.
Меф подумал про себя, что карьера палача его не очень прельщает. Если мраку нужен был палач, почему он не выбрал какого-нибудь придурка из тех, кто вешает кошек в темном тупике за школой или пускает в пруд пойманную рыбу, забив ей в жабры спичку? а сколько редкостных интеллектуалов гоняются с зажигалкой за ползущим по стволу жуком, любуясь, как у него сворачиваются от огня задние лапки, а жук все пытается удрать, наивный? Называется сия картина «Героическая смерть жука-пожарника». И самое скверное, что каждый, даже самый неплохой как будто человек, хотя бы однажды переходит по переброшенной доске этот провал садистического любопытства. Кто-то переходит, а кто-то срывается.
Арей всматривался в Мефодия осторожно, чуть искоса, но зорко, как человек в метро в чужую книгу. И когда же этот тормозящий Даун перевернет страницу? Он что по слогам читает? Хотя, рассуждая здраво, бумага в книге должна быть чистой и белой. Буквы отравляют воображение.
- А сейчас, Мефодий, я дам тебе фотографию… - продолжал Арей.
- Чью фотографию?
Арей оглянулся на пустое кресло.
- Минуту терпения, синьор помидор! в таком важном деле, как вручение фотографии первой жертвы, необходимо соблюсти все формальности. Для этого мне нужен еще один представитель мрака!.. Прошу, Аида Плаховна!!! ()
Прежде чем Меф успел удивиться, в кресле появилась Мамзелькина. Она сидела здесь, видно, давно. В одной руке - большая кружка с медовухой, в другой - глиняная трубочка, клубящаяся дымком. Меф не помнил, чтобы он видел эту трубочку раньше.
Мамзелькина поклонилась Мефу и продолжила посасывать трубочку. Вступать в разговоры она явно не собиралась, предпочитая роль немного свидетеля.
- Аида Плаховна, вы готовы? – официальным тоном спросил ее Арей.
- Я как лапша быстрого приготовления, всегда готова, - отвечала Мамзелькина.
- Тогда не будем тянуть кота за аппендицит, как говорит Улита! Приступим!
Мечник придвинул к себе осколок мраморной плиты с клеймом Канцелярии мрака и начертил на ней индивидуальную опознающую руну – нечто вроде личной подписи стража мрака. Плита оплыла, как забытый на солнце шоколад, забурлила. На поверхность, как из трясины, стали подниматься пузырьки.
- Как видишь, брат Меф, никакого надувательства – сплошной лохотрон! – с усмешкой сказал Арей, жестом показывая Буслаеву, что нужно делать.
Стараясь, чтоб не было заметно, что он брезгует (брезгливость у стражей мрака не поощрялась), Меф погрузил в камень руку и осторожно пошарил. На ощупь плита была вязкой и липкой, как кисель. что это кольнуло ему палец? Ага, угол фотографии. Меф готов был поклясться, что снимок появился внутри плиты только что.
Меф достал его, расправил, стер грязь и , ощущая на себе взгляд Арея, стал изучать снимок. Темные дуги бровей, спокойная, напряженная улыбка, что вообще-то большая редкость для фото , все вымученно ждут птичку, явно намереваясь сотворить с ней что-то нехорошее.
- Проклятье! – тихо сказал Меф. Он надеялся, что плита даст ему снимок кого-то другого. Кого ему не будет жаль.
- Ты что знаешь ее? Видел раньше? – спросил Арей?
Плаховна и он уставились на Мефа с равным интересом.
- Да. Это девчонка – валькирия, - с усилием произнес Меф.
- Которую ты не убил, хотя у тебя была возможность, - вежливо напомнила Мамзелькина.
Меф смутился.
- Ну у нее была… Но почему именно е? Разве подойдет не любой эйдос?
- Для обычного стража – любой. Но наследник мрака – это нечто иное. Старт должен быть убедительным. По-моему, валькирия – это как раз то, что нужно. Тебя будут уважать, - сказал Арей.
- Считайте, она отдаст эйдос мне? Даже убей я ее – не отдаст. Силой же его не отнимешь, - начал Меф и замолчал, зметив, как Арей нетерпеливо нахмурился.
- Думай, синьор помидор, думай!
Нытье и отговорки – для неудачников. У этих болванов нет времени побеждать. Свои дни они тратят на поиски причин,, почему они ничего не сделали и кто им помешал.
Меф удрученно кивнул и ещё раз посмотрел на снимок.
- Ты слышала? Мне нужен твой эйдос! – сказал он фотографии.
Девчонка продолжала улыбаться спокойно и радостно, либо та, кого она запечатлела, никак не ждала от Мефа беды. Нет, все-таки в изгибе бровей этой валькирии есть что-то безумно знакомое! Что-то, что он видел многократно, к чему был привязан.
(Примечания ЧудывАще: тоже мне теленок на веревочке выискался)
Может, в школе, может, где-то еще ,может, просто был похож на нее. Но почему же так ломит виски, когда он пытается вспомнить?
- Больше мы тебя не задерживаем. у вас нет вопросов к нему, Аида Плаховна? – спросил Арей.
- Есть. Где у вас медовуха?
- Ну, на этот вопрос я отвечу и без него, - сказал мечник, подходя к дубовому шкафу в углу кабинета.
Покинув кабинет Арея, Мефодий подошел к окну приемной. Январь медленно переползал в февраль. Настенный календарь с идиллическими картинами стрелецкой казни готовился расстаться со своей первой головой – со своим первым листом.
На Большой Дмитровке, 13, как и везде, была зима. Малозаметная в центре, здесь она появлялась желтоватой наледью у стен домов и сосульками на телефонных будках. Вечером снег, ночью мороз, утром слякоть. Следуя причудам погоды, душа то, замерзает, то оттаивает. И радостно на ней, и слякотно, и морозно, и тревожно.
- Где Улита? Позови ее сюда! – догнал Мефа рык Арея.
Меф оглядел приемную.
- Не позову. нету ее.
- Что за фокусы вообще? Снова ушла на прополку бананов?.. – возмутился Арей.
Последнее время секретарша часто пропадала, почти забросив дела. Арей переносил это в целом довольно спокойно. Слуга мрака, он уважал чужие порок. Гораздо хуже он относился к чужим добродетелям.
У Улиты же была пора любви. Она логично рассуждала, что в двадцать лет надо развлекаться, а начать разбирать бумажки не Позднов семьдесят. Все лучше, чем смотреть сериалы и доставать окружающих бесконечными жалобами.
На многозначительные угрозы Тухломона и прочих комиссионеров, недовольных тем, что их отчеты попадают в Тартар позже обычного, Улита плевать хотела. Ей ведом был главный секрет бытия: с человеком, который не боится и всегда, ничего дурного приключиться не может.
Точнее это пол главы.
— Вы видели, как исподлобья смотрят волки? / Не просят, не рычат. Глаза – осколки. / Что было, будет, будет ли, зачем? / Как будто обладают знаньем всем. / В себя упав, там видят ленты сути. / Там сонмы лиц. И ликов. И сердец. / Они вас разгадали наконец. / Уйдите. Вы – лишь тлен. Не обессудьте.
