Паук сидел на черном гравии, сложив пальцы у подбородка и закрыв глаза. даже в полной темноте можно было заметить его улыбку, спрятанную в мозаике мыслей. эта улыбка существовала вне времени, - там, где пересекаются параллельные пространства и пламя свечи горит даже после того, как перестанет существовать.
тонкая паутина. на ней застыли хрустальными отражениями капли крови. никогда в жизни я не видела таких узоров, причудливых сплетений серебряных нитей, кроме... Великой Скрипки. я вздрогнула. это было слишком прекрасным, слишком гармоничным для нашего мира...
- Паук, - сказала я.
не открывая глаз, Паук поднял одну бровь.
- Паук... ты ведь... не человек?
Паук взмахнул руками и беззвучно рассмеялся, наполняя темноту эхом тумана и черно-белых клавиш.
- Нет, - сказал он.
и тут темнота разбилась. со звоном и грохотом, рассыпаясь дождем осколков. Вверху был свет. чистый и слепящий, он острым клинком пронзал темноту, разрезал ее на части, сжигал черными спичками, раскрашивал цветными карандашами...
вспыхивали и гасли заблудившимися светлячками огненно-желтые узоры-цветы. они обвили всю темноту, и теперь она сияла миллионами желто-зеленых искр.
в черных глазах Паука сверкал огонь. безумный, светлый и стремительный.
- Прощай, - сказал Паук.
у него за спиной были крылья, огромные и ослепительно-белые, как горный снег. в них была музыка, та самая музыка скрипки, которую я пыталась разгадать на пересечении всех пространств и вне их...
- Прощай, Паук, - сказала я.
Паук улыбнулся своей короткой нервной улыбкой и взлетел, оставляя в темноте метель из солнечной пыли.