Юрий Нестеренко

Среда, 16 Августа 2006 г. 12:12 + в цитатник

Юрий Нестеренко

Август

Август - пора отпусков, морей, иностранных виз,
Но это все не для нас, мой друг, не для нас, увы.
Вот потому стоишь у окна ты и смотришь вниз,
Вниз, на знакомый до горечи в горле фрагмент Москвы.
Впрочем, что еще можно увидеть в твое окно?
Ящики с мусором, гаражи, магазин, пустырь.
Истинно неживописное место, но и оно
В августе приобретает некую даль и ширь,
Даже пронзительность. Вечер пока еще светел, но
Ветер срывает с ветел (растущих не здесь) листы.
Лето еще не в агонии, но уже больно,
Самое время для элегической грусти. Ты
Чувствуешь это, вздыхаешь, потом достаешь тетрадь,
Давишь зубами безвинную мякоть карандаша,
Рифмы тасуешь, размер пытаешься подобрать,
Только ведь не выходит, pardon, mon cher, ни шиша.
Брось. Зашнуруй кроссовки, за стол уже не садись,
Выйди во двор по лестнице (лифтом пренебреги),
Не выбирай маршрута, а просто пойди, пройдись,
Чтобы увидеть, как падает лист и идут круги
По поверхности лужи, в которой еще пока
Светит солнце, хотя его хочет затмить листок,
И пока еще вовсе не страшные облака
Проплывают задумчиво с запада на восток.
Двигайся дальше молча, детали обозревай
Все, даже ржавый остов машины на пустыре,
Остановись, услышь, как гремит на углу трамвай,
Как проскрипят качели в ответ ему во дворе.
Что есть качели в августе? Маятник? Метроном?
Тема для медитации, хоть, вообще говоря,
Тот, кто привел их в действие, думает об одном:
Скоро конец каникулам, первое сентября.
Двигайся прочь от шоссе. Оставь позади магазин,
Школу, детсад, и там, где иссякнет людской ручей,
Медленно воздух втяни. Ты почувствуешь не бензин,
А горьковатый запах холодных уже ночей.
После иди домой, ибо поздно у нас гулять
Нынче небезопасно. Поэтому поспеши,
Выпей на кухне чаю, а после раскрой тетрадь,
Вспомни, что видел, слышал, почувствовал - и пиши.
Вспомни и обо мне, ненавистнике сентябрей,
Яростном зимофобе, глядящем сейчас во тьму,
Видящем там извечное созвездие фонарей,
Давшем тебе совет, но не следующем ему.

Generation

Мы, рожденные на развалинах, выросшие в грязи,
Между овцами в волчьих шкурах и псами дворовых свор,
Мы, не нюхавшие напалма, но видевшие вблизи,
Как под кожею тухлой славы пульсирует приговор,

Мы, учившиеся безверью у лучших адептов вер,
Обонявшие запах Нави за дверью с табличкой "Новь",
Не укладывались в каноны, не вписывались в размер,
Погружали себя в презренье, как Зигфрид - в драконью кровь.

Мы читали страшные сказки на прОклятом языке,
Где герой обретает крылья ценой отрубанья ног,
Где последний солдат империи выйдет с мечом к реке
И омоет от липкой крови зазубренный свой клинок.

Мы проращивали железо сквозь кружево сизых вен,
С кровью рвали тугие корни, как ящерица - свой хвост,
И по лестнице, что надраена тысячами колен,
По нормали к чужой нормальности двинулись в полный рост.

Мы сыграем по нашим правилам! Ныне - не как вчера,
Древний змей в терминальной стадии, ergo - неизлечим,
Дряблый жир пожирает плесень, и мы говорим - пора!
Это завтра должно быть нашим - иначе будет ничьим.

Вам, созданиям липкой жижи, где вязнет любой разбег,
Вам, вцепляющимся зубами в любого, кто не таков,
Мы устроим наш Drang nach Osten, покажем свой I'll be back,
В день, отмеченный мокрым хрустом ломающихся оков.

Мы сдерем обезьяньи шкуры и выйдем в стальной красе,
Закаляя в огне реакторов лед логических схем,
И багряный восход расплавится в теплой густой росе,
И на лезвиях вспыхнут руны доказанных теорем.

И ни жалости, и ни гнева не будет у нас тогда,
Не жестокость поит источник, питающий вашу смерть,
Но простая несовместимость союза огня и льда
С вашей губчатой рыхлой плотью и вечной боязнью сметь.

А для нас победа - не эндшпиль, но новый этап игры,
Мы устроим лишь краткий отдых, где друга поздравит друг,
Наблюдая в иллюминатор, как в небе горят костры,
И валькирии в летных шлемах уходят на гиперзвук.
2006

Монолог
All passes - money and fame

Все преходяще - деньги и почет.
Нет ничего банальней утвержденья
О том, что все куда-нибудь течет;
И ежели я начал рассужденье
С него, то это только оттого,
Что просто вспомнил собственную строчку,
Но не сказал доселе ничего -
Пора и к делу; посему не точку
Поставлю здесь, а точку с запятой;
Итак, не отрицая факт теченья,
Рассмотрим с надлежащей прямотой
Теперь вопрос о пункте назначенья.
Смерть, разложенье - это не ответ,
Он просто заслоняет перспективу;
Допустим, смерти нет, и "этот свет"
Имеет некую альтернативу -
И все ж и в этом случае: куда?
Я думаю, отбросить можно сразу
Идеи типа Страшного Суда -
Смотри вышенаписанную фразу
О перспективе: далее-то что?
Уж коли наблюдается движенье
Во времени, естественно и то,
Что каждый миг имеет продолженье.
А значит - признаем ли высшим дух
Иль царство механических изделий,
Но выбирать приходится из двух
Взаимоисключающих моделей:
В обеих пункта назначенья - нет,
Но только в первой время безгранично,
Движенье мыслей, атомов, планет
Всегда необратимо и различно,
И сколько бы ни прожили мы лет -
Хоть миллиарды, хоть квадриллионы -
Они лишь миг, и им идут вослед
Других квадриллионов легионы.
Альтернативной же модели суть -
В четырехмерной замкнутой вселенной,
Где приведет всегда к началу путь,
Не вечной, но однако и не тленной -
Поскольку времени там нет вообще!
Есть только бесконечное круженье,
И всякое усилие вотще -
Все поражения и достиженья,
Все мысли и дела закреплены,
Есть только повторение, и баста!
И если это так - тогда верны
Известные слова Экклезиаста.
Нам истина доселе не видна,
Наш разум все сомненью подвергает,
И все ж - из пары схем верна одна;
Которая вас более пугает?
Не жутко ли, коль замкнут мир в кольцо,
Где все повторено - дела и мысли?
Не жутко ли и вечности в лицо
Глядеть всегда - всегда в буквальном смысле?
Вот так, от быстротечности монет
Придя к вопросам этого размаха,
Мы начали с того, что смерти нет -
Но это не избавило от страха.
Страх смерти - только следствие. Она
Пугает тем, что вслед за нею - вечность.
Вот рассужденья нашего цена:
Людей страшит не смерть, а бесконечность.
Страшат слова "всегда" и "никогда"
И мир с хвостом во рту, подобно змею.
И что нам с этим делать, господа?
Сказать ли вам? Понятья не имею.
1998

Осень

Клоун зазывает в шапито.
Уголовник едет в иномарке.
Человек в коричневом пальто
Умирает на скамейке в парке.
Он глядит в пустую даль аллей,
Не перешибивший обух плетью,
Так и не дожив до трех нулей
На календаре тысячелетья.
Впрочем, что нули? Условность, вздор,
Всякий год достоин быть границей.
Время - беспощадный Командор
Давит сердце каменной десницей.
Жил, как все. Не создал, не свершил,
Ни проклятий не снискал, ни нимбов,
Не глядел в историю с вершин
Ни Парнасов, ни крутых Олимпов.
Быт, работа... Та же круговерть,
Что у всех, без всякого различья.
Жизнь ничтожна перед словом "смерть",
Но и в смерти тоже нет величья.
Смерть вообще достаточно пошла...
Что сейчас он чувствует? Усталость.
Дети выросли, жена ушла,
Ни долгов, ни денег не осталось.
В лужах на ветру рябит вода,
Клен спешит листву на землю скинуть...
Ну и что, что сгинет без следа?
Сгинуть со следом - ведь тоже сгинуть.
Это только в сказках и в кино
Из могил к живым приходят гости,
А в реальности - не все ль равно,
Что за речи скажут на погосте?
Кружится в пространстве шар земной,
Мир бурлит, сражается и судит.
Что там будет дальше со страной?
Да какая разница, что будет?
Бой теперь ведет иная рать...
Он же, позабыв об этом вздоре,
Думает, что в парке умирать
Лучше, чем на койке в коридоре.
Подчинясь законам естества,
Ни о чем минувшем не жалея...
И кружится, падая, листва,
Засыпая золотом аллеи.
1997

Рубрики:

LiveInternetLiveInternet

-Рубрики

-Музыка

-Подписка по e-mail

-Поиск по дневнику

-Интересы

-Постоянные читатели

-Сообщества

-Статистика

Перейти к полной формеБыстрая запись