Вот выложила в цитатник две страницы соплей о вечной любви. Хм.. видимо её у меня не будет.. я не готова мыть за кем-то посуду, полы.. Это ужасно! Мож кому-т приятно это делать, но для меня это необъяснимый факт.. Как можно мечтать о том, чтобы жить со своим любимым человечком в бабушкиной квартире?.. Я конечно понимаю - весна.. и FUCK хочется любвии*странно если учесть что я не способна на это чувство*.. Моя депрессия развивается.. Если раньше я просто на эмоциях мечтала о смерти, то теперь абсолют хладнокровно от безделья решила пойти и наглотаться таблеток.. Мдаа.. Куда катится этот мир?.. Наверно надо найти себе чё-нить, что будет убивать моё free time, а то его в последнее время стало слишком много.. Хм.. видела бы я себя нынешнюю ы прошлом году.. Наверно попросила бы себя пристрелить.. Тем более об этом мечтает так много людей*хотя то, что они люди ещё не доказанно*.. Ёптть хрен вам, я, сцуко, буду жить на зло этим существам.. В принципе это единственное, что держит меня в школе, в этом мире.. ну можт конечно дятел тож послужит причиной, но не буду его обольщать.. XDD.. Ладно, ес придут умные мысли*ес хотяб какие-нить мысли придут они редко появляются в вакууме внутри моей головы* я ещё выложу какой-нить бреддд.. Не буду вас напрягать..

В колонках играет - Slot - Над пропастью во лжи
Настроение сейчас - Хм.. Интересно.. Когда желание сдохнуть наконец перерастёт во что-нибудь иное?..

Мы сидели по обе стороны большущего ветвистого дуба, как два странноватых Ньютона. Прислонившись спинами к шершавому стволу, мы крепко держались за руку до часу ночи. Шуршали сухими листьями и изредка переговаривались.
Это было в прошлом году: наше третье лето только-только закончилось, но мы всё ещё были сумасшедше влюблены друг в друга. Тогда мы решили: во что бы ни стало будем встречаться бод этим чудаковатым деревом каждое 1 сентября. Будем устраивать сеанс ностальгии: сидеть спиной друг к другу и перебирать прошлое. Одно условие: никаких напоминаний. Только дата на календаре – наш ремайндер. Мы будем приходить к дереву каждый сам по себе. В установленное время. Это будет наш собственный флэш-моб. Дрим-флэш. Я, конечно, волновалась тогда перед заключением такого важного договора. И уточняла детали:
-Ну а если мы поссоримся, как сегодня, вдрызг. Что тогда?
-Тогда приедем и будем молча сидеть.
-А если я ногу сломаю?
-Я тебя принесу.
-А если мы расстанемся?
-Не расстанемся.
-А вдруг?
-Тогда тем более нужно пойти. Да что бы ни случилось! Мы ни в коем случае не должны потеряться. Это будет преступлением.
Потом мы постановили, что договор будет действовать, пока мы живы. Его главное условие - помимо напоминаний – ни слова о жизни после «мы». Ни одного скучного факта из настоящего. Неважно, как там у тебя с учебой и кому ты желаешь каждого доброго утра. Важно только то, что у нас с тобой было такое. Настоящая любовь(по крайней мере мы так думали).
Но потом случилось много всего разного. Мы все-таки расстались. Я переехала. Сначала у нас не было даже номеров друг друга. Но ничего, нашлись. Про дрим-флэш напоминать тебе я не стала. Такие правила. Непоколебимые. Сегодня в первые за четыре года я в этот день одна. Что ж, всё когда-нибудь бывает в первый раз. Ты, наверное, забыл. Дела-дела-дела. Мало ли, что у тебя может быть. Мы взрослеем, как ни крути. Я и сама еле вырвала себя из новой компании. Но все-таки я пришла, а ты нет.
А ведь сегодня я хотела тебе предложить целую авантюру: встречаться чаще. Устроить так, чтобы хоть раз или два в месяц ты ждал меня в каком-нибудь полутемном кафе со старой светящейся вывеской. Чтобы в вывеске не хватало букв и чтобы была своя в доску официантка. Чтобы ты, увидев меня, улыбался.
Я бы рассказывала тебе обо всем подряд. Как в наши лучшие дни – всякую радостную ерунду. О глупых людях, которые только и думают, что о чужом личном. О смешных бабушках, которых видела в маршрутке по дороге к тебе. О том, в чем пойду на Хэллоуин. О желтых листьях в прозрачных лужах, наконец. И слушала бы тебя, твои выдумки. Про то, как растут дети и когда у них формируется сознание. На какой фильм ты ходил на позапрошлой неделе и о чем думал вчера ночью. Про дурацкий троллейбус, который проезжал утром под твоим окном. Ты бы стал для меня другом-призраком. Появлялся бы в моих не известных тебе буднях и уходил в свои, мне не известные.
Конечно превращать прошлое в настоящее было бы нарушением правил. А я так этого хочу. И значит – можно?
Но я сижу здесь одна, и, наверное, все это только мой романтичный бред. Наверное, каждой истории, какой бы красивой она ни была, когда-нибудь приходит конец. Бесповоротный. Можно долго пытаться выдавливать детский крем из тюбика. Но однажды железный конвертик становиться пустым. Совсем. Сначала я хотела так и оставить. Положить историю нашей первой любви на дальнюю полочку памяти. И нарочно забыть смахивать пыль. Сохранить всё в папке «прошлое», сделать яркий маникюр и пойти на свидание с кем-нибудь.
Я уже поднялась, стряхнула древесную труху с колен. Подула на ладошки, чтобы согреться, и сделала два шага. Но в последнюю секунду заметила на коре коричнево-белые зарубки с нашими именами. И начала извлекать из памяти картинки нашей с тобой истории. Одну за одной. Как сливы из банки. Мы – это немобильная романтика. Сотовых ведь тогда не было. Я так и вижу себя сидящей под дверью в спальне: дальше ведь провод не дотягивается. Я прислонюсь к спинке кровати и в таком положении слушаю в трубке твой голос. По телефону ты почему-то звучишь взрослее. По каким-то неуловимым интонациям я слышу, когда ты улыбаешься. Иногда я на цыпочках пробираюсь на кухню за стаканом молока. А папа каждую ночь ровно в два заходит в комнату и просит «шуршать там потише». Я послушно перехожу на шепот. Наматываю на палец кудрявый телефонный шнур и потихоньку улыбаюсь в трубку твоим рассказам. Иногда я так и засыпаю – полусидя. С твоим голосом в руке. Ещё мы – это биение в голове прочитанной где-то фразы. О том, что нет звука громче, чем молчание телефона. Это когда мы поссоримся и дуемся друг на друга. И настырно гипнотизируем на разных концах провода безмолвные аппараты с заветными цифрами.
Мы – это наши бесконечные записочки. Бывает, весь урок рисуешь тебе сердечки, неизменно подписывая нашим латинским заклинанием Amata Nobis quantum Amabitur Nulla! Потом встречаешь тебя на перемене в коридоре, и записочку в ладошку так – раз! А ты обнимаешь, суешь руку в задний карман моих джинсов и шепчешь на ухо про sun is shining. Я прихожу на урок и вместо лежащего там леденца нахожу рисунок. Твой рисунок. В центре улыбающееся солнышко, вокруг – тучки. Они тоже мне улыбаются. На следущей перемене я ловлю тебя у класса и долго пытаю: кто украл мой леденец? Ты наклоняешься и мне в ухо разгрызаешь его пополам. Я улавливаю дынный запах. Злюсь, конечно. И демонстративно ухожу. А когда возвращаюсь в класс, нахожу в рюкзаке целый пакет леденцов. Дынных. Выбегаю из кабинета, а в дверном проёме уже стоишь ты. Сгребаешь меня в охапку и не отпускаешь до самого звонка.
Мы – это и наши дни рождения. На семнадцатилетие я завязываю тебе глаза и привожу в старый парк аттракционов. Сажаю на лавочку в кабине колеса обозрения и устраиваюсь напротив. Когда мы поднимаемся достаточно высоко от земли, я снимаю с твоих глаз повязку и целую тебя. С собой у меня подарок – 17 пребольших пачек твоих любимых чипсов.
А на мой день рождения ты приносишь в школу связку из 15 разноцветных воздушных шаров, и я хожу с ними на все уроки. Все смеются, что я вот-вот улечу, и на каждой перемене приносят мне еще и еще.
И я правда улетаю.
Ещё мы – это такое чутье, которого ни у кого нет. Я звоню тебе из ниоткуда, а ты на одном дыхании выдаешь: «Пришел домой, а тут тобой пахнет». Тебе не показалось, отвечаю я. Нет, я не прячусь в твоём шкафу, я уже не помню, когда заходила в последний раз, но знаешь, я совсем рядом, в доме напротив – в гостях. И тоже чую твой запах. Такой родной. Мы – это твоя забота. Я не переношу жару – и ты всегда меня от неё спасаешь. Заманиваешь к себе домой в полдень, полуживую от уличного пекла. Отправляешь в холодный душ, укутываешь в тонкое полотенце, укладываешь под вентилятор. И кормишь мороженным. Я обожаю чуть подтаявшее. А оно каким-то удивительным образом никогда не заканчивается у тебя в морозилке. В такие моменты во мне разрастается чувство благодарности, и я иду на кухню, чтобы домыть не домытую тобой посуду. Или полы, которые ты обещал натереть до блеска к маминому приходу. Ты стараешься не трогать меня в это время: бесполезно. Проходя мимо, ты невозмутимо констатируешь: «Синдром Золушки. Неизлечимо».
Мы – это ночные сообщения перед выпускным. Через каждые полчаса мой пейджер, такая трогательная доисторическая коробочка, пищит у меня в сумке – сообщает, что ведро желтой черешни стоит у тебя на кухне и очень скучает по мне. И что не одно оно.
Но мы – это и тот жуткий день, когда нас по существу не стало. Мы – это долгие месяцы отвыкания друг от друга. Свыкание с пустотой – это всё-таки тоже мы.
Но это уже какой-то не дрим-флэш. Забудем.
Мы – это наши мечты пр совместную взрослость. Самая топовая из них – о том, что, когда окончим школу, мы переедем жить к твоей бабушке. В большую старую квартиру на девятом этаже. По вечерам мы будем выходить на балкон и садиться вместе в большое истертое кресло. В первую секунду мы будем задерживать дыхание, потому что город отсюда, как на ладони. По вторникам и четвергам мы будем гулять допоздна – шумно, весело. Домой мы будем возвращаться по тротуарной кромке сверкающего моста. Перед сном я буду устало заваривать свежий чай в огромных кружках, с веселым визгом бросать туда замерзшие ягоды и выносить всю эту вкусноту на балкон.
И, не притронувшись к чаю, буду мгновенно засыпать у тебя на руках. Чуть не забыла главное: в той квартире обязательно будет два холодильника. Один с чипсами и колой – для тебя. Другой – с мороженным в стаканчиках и малиной – для меня. Мы – это.. Мне иногда кажется, что, если ты однажды придешь и позовешь меня выбирать холодильники в бабушкину квартиру, я соглашусь. Не раздумывая ни секунды.
Я поднялась с корточек и стряхнула со спины шершавые древесные стружки. По дороге домой я врезалась в телефонную будку и едва не попала под машину. Я никак не могла вытащить себя из того радужного параллельного мира, где мы были одним местоимением.
Войдя в подъезд, я уловила тонкий запах малины. У самой двери в квартиру аромат стал ещё отчетливей. По плечам поскакали мурашки. Мне пришлось помучиться с замком, прежде чем ключ сделал два своих законных оборота.
Когда дверь все же открылась, на меня налетели сиреневые воздушные шарики. Проход в комнату решительно загородил двухметровый холодильник в картонной коробке. Прямо на полу красовалась большущая стеклянная чашка со свежей малиной.
За окном падал снег.

Ты бредешь никому не нужная по улице, смотришь вслед пробегающим машинам, несущимся куда-то. Дома, витрины, магазины, люди, город.. И ты одна – маленькая песчинка в огромном водовороте таких же, как ты. Одна среди этого города, среди людей, среди мира. И он тоже один. Он куда-то бежит, спешит, опаздывает. В его голове распорядок дня, а в календаре – одни понедельники. Он несется, не замечая никого и ничего на своем пути. Он знает, где и во сколько он должен быть, что и в какое время сделать Не знает лишь одного – зачем.. И так вы летите навстречу друг другу на космической скорости. Ты и он. Каждый занят, у каждого дела. Вы оба несетесь куда-то, не понимая лишь одного – зачем. Одно столкновение, всего лишь одна встреча – и всё изменится: и ты, и он, и мир.. Да-да. Мир тоже изменится для вас двоих, и вы будете знать главное – зачем вы бежите, спешите, опаздываете. Зачем вы живете. Одна встреча может изменить целый мир. Но вы проходите, нет, пробегаете мимо, даже не оглянувшись. Вы не замечаете друг друга, ведь у каждого из вас дела. Так в водовороте событий мы часто не замечаем главного, теряем то, что, может, никогда не найдем. Так мы теряем не только свою судьбу, но и своё я. И остаемся Одни. Одни среди людей. Одни среди города. Одни среди мира выдуманных дел и событий. Одни. И вокруг серый день. Серый город. Серый мир. И ты в нем песчинка.
А ведь всё могло быть по-другому..