Был вечер; в одежде, измятой ветрами,

Пустынной тропою шел Бэда слепой;

На мальчика он опирался рукой,

По камням ступая босыми ногами,—

И было все глухо и дико кругом,

Одни только сосны росли вековые,

Одни только скалы торчали седые,

Косматым и влажным одетые мхом.



Но мальчик устал; ягод свежих отведать,

Иль просто слепца он хотел обмануть:

«Старик! — он сказал,— я пойду отдохнуть:

А ты, если хочешь, начни проповедать:

С вершин увидали тебя пастухи...

Какие-то старцы стоят на дороге...

Вон, жены с детьми! Говори им о Боге,

О Сыне, распятом за наши грехи».



И старца лицо просияло мгновенно;

Как ключ, пробивающий каменный слой,

Из уст его бледных живою волной

Высокая речь потекла вдохновенно —

Без веры таких не бывает речей!..

Казалось — слепцу в славе небо являлось;

Дрожащая к небу рука поднималась,

И слезы текли из потухших очей.



Но вот уж сгорела заря золотая

И месяца бледный луч в горы проник,

В ущелье повеяла сырость ночная,

И вот, проповедуя, слышит старик —

Зовет его мальчик, смеясь и толкая:

«Довольно!., пойдем!., никого уже нет!»

Замолк грустно старец, главой поникая.

Но только замолк он — от края до края:

«Аминь!» — ему грянули камни в ответ.



<1841>

Источник.