«Если долго всматриваться в сцену,
то сцена начинает всматриваться в тебя…»
Неточная цитата Ф.Ницше

I.
Если долго всматриваться в сцену, то в спектакле Николая Коляды, конечно, можно разглядеть (при титанической работе мозга) и Теннесси Уильямса, и Новый Орлеан и даже услышать знакомые имена, но это мираж, обман зрения. Нет-нет и ещё раз нет! Когда такое покажется, - троекратно перекреститесь со словами «привидится же нечисть всякая!» и спокойно смотрите дальше. Уверяю, спектакль к известному драматургу, а тем более к Америке никакого отношения не имеет. Совпадение имён и фамилий – случайны. Ибо…
Ибо мы помним, что у Теннесси Уильямса речь идёт не только о столкновении двух фамилий Ковальски и Дюбуа. Не только о противоречиях двух сословий – землевладельцев и ремесленников и взаимной неприязни двух классов – интеллигенции и пролетариата. Но и непохожих, политически и ментально конфликтующих между собой, штатов: северных промышленных и южных аграрных. Где Север – это брутальность, грубость, цинизм, пошлость и физиологическая выносливость, а Юг – образец утончённости, аристократизма, беспомощности и архаичной морали уходящей колониальной эпохи.
Уже одной только маленькой, но броской деталью – лысоватым бабушкиным ковром с павлинами на стене Николай Коляда перечеркнул весь глобальный философский пафос Уильямса. Какое там столкновение двух культур. Раздвигается занавес, ты приготовился шагнуть на шумную улочку знаменитого луизианского города, услышать звук «синего пианино» (этой особой нью-орлеанской манеры исполнения блюза). Но видишь пыльный советский ковёр на стене и уставшую моль, выпорхнувшую из-за него. И понимаешь, что находишься в облупившейся двухэтажке на окраине Екатеринбурга, в районе трамвайного депо, окружённого разрушенными металлургическими заводами. Перед тобой разверзается драма, которую ты много раз видел в 1990-х, живя на рабочей окраине провинциального города. И как минимум раз в неделю наблюдаешь сейчас в пригородной электричке, когда ездишь в Москву и обратно, – жизнь российского пролетариата в естественном для него биоценозе.

Василина Маковцева в роли Бланш Дюбуа и Олег Ягодин в роли Стэнли Ковальски. "Трамвай "Желание" Теннесси Уильямса в "Коляда-театре". Фото Вадим Балакин.

I.
У меня очередное театральное достижение: я впервые в жизни смотрел постановку в первом ряду. Причём, случилось это в Малом зале Малого театра на Ордынке, где сама по себе сцена сильно придвинута к первому ряду. Когда я сел на своё место, а было это минут за пять до начала, я поверить не мог, что окажусь так близко к чуду, которое вот-вот разверзнется передо мной. Я находился в таком восторге, что хотелось перецеловать всех зрителей, по капельке втекающих в зал. Но по-настоящему я оценил преимущества своей локации, когда погас свет, и началось представление. Оказывается, действие происходило не только на сцене, но и возле неё. И началось всё с того, что Бланш Дюбуа, вынырнув откуда-то из темноты зрительского зала с огромным чемоданом руке, начала вдруг протискиваться между первым рядом и сценой, говоря мне, что ей нужно на Елисейские поля. Меня это так поразило, что я почувствовал себя жителем Нью-Орлеана и чуть не начал объяснять про трамвай "Желание", на который ей нужно сесть.
Актёры на сцене были так близко, что я видел каждую вену, просвечивающую сквозь кожу на их руках. Поскольку в поле моего зрения не попадали другие зрители, у меня сформировалось стойкое ощущение, что нахожусь в эпицентре спектакля. Более того, я мысленно перенёсся на юг США и вообразил себя очевидцем событий, непосредственным наблюдателем. И так вошёл в образ американца-южанина, что прошли уже сутки с тех пор, как кончилась пьеса, а я выйти из роли не могу.

Елена Харитонова в роли Бланш Дюбуа.