Она любила его всю жизнь.
А он – наверно. А он – возможно.
Она шептала себе: «Держись»,
Но силы таяли, как нарочно.
Она стирала ему бельё,
Кормила вкусно и вслух читала.
А он смотрел словно сквозь неё,
И вдруг сорвался на крик: «Достала!
Мне жизнь с тобой, точно острый нож,
Меня тошнит от твоей заботы.
Тебя пинают, а ты ползёшь.
Осточертело мне всё до рвоты!»
Он нервно вещи в рюкзак швырял:
«Давай, расплачься, как ты умеешь!»
И в этот миг он её терял.
Разбилась чашка. Теперь не склеишь.
Она молчала. Открыла дверь,
Сказав: «Счастливо. Что жить в неволе?»
В душе метался подбитый зверь,
Стонал от боли, ревел от боли.
И он ушёл. Навсегда. К другой.
Зачем иначе спектакли ставить?
Ушёл, назначив её врагом,
Так легче бросить, предать, оставить.
Она полгода была во тьме.
Спала в тумане, жила в тумане.
Но вдруг нагрянул просвет в зиме,
Аккорд финальный в самообмане.
Открыла окна, впустила свет,
Как будто долго душой болела.
И поняла, что болезни нет,
Прошло, затихло, перегорело.
И на поправку вся жизнь пошла.
Как переставишь всю мебель в доме.
И вдруг какого-то там числа
Определился знакомый номер.
Звонил зачем-то её палач.
Просил прощенья, рыдал натужно.
Она сказала ему «Не плачь.
Прошли все сроки. Уже не нужно»…
Повесив трубку, нашла контакт,
Который раньше был важен слишком.
Нажала на «удалить». Вот так…
Из жизни и телефонной книжки.
Татьяна Авдеева
|
|
Кахетинка
