Одноактный балет на музыку симфонической поэмы Клода Дебюсси «Прелюдия к Послеполуденному отдыху фавна», премьера которого состоялась 29 мая 1912 года в Париже на сцене театра «Шатле» в рамках показов Русских балетов Дягилева. Хореографом и главным исполнителем выступил Вацлав Нижинский, декорации и костюмы создал Леон Бакст. В основу музыки и сюжета балета легла эклога Стефана Малларме «Послеполуденный отдых фавна».
“Фавн” стал первым хореографическим опытом двадцатитрехлетнего бога танца — Нижинского. Новизна постановки, как водится, не столько восхищала, сколько раздражала. Артистам не нравилось в балете все: неудобно танцевать (да и какие это танцы, когда нет ничего общего с привычными балетными па), и то, что молодой хореограф проявлял иезуитскую въедливость, когда нельзя пошевелить пальцем руки или ноги против воли постановщика. Да и фантастическое количество репетиций — девяносто на десятиминутный балет — выводило из себя. Но артисты — не самое страшное, им никогда ничего не нравится, а хореографический поиск почти всегда воспринимается как надругательство над их свободой. А вот то, что “Фавна” не принял хозяин Русского балета, покровитель и интимный друг Нижинского Сергей Дягилев, — это была настоящая драма.
Париж будет в диком восторге
Когда Дягилев увидел черновой прогон нового балета, он испытал шок и сказал, что Нижинский должен переделать его весь, от начала и до конца. На что Вацлав, взорвавшись, ответил: “Я все брошу и уйду из Русского балета. Завтра же уйду. Но я ничего не изменю в своей постановке!” Дягилеву вторил и его давний друг, генерал Безобразов, убеждавший молодого хореографа, что “Фавн” никакой не балет, что он не может понравиться публике и иметь успех. Но всегда тихий, неразговорчивый Нижинский проявил невиданное упрямство. Он ничего не собирался менять в своем балете, ни единого движения. Либо так, как он поставил, либо вообще никак. Наконец Дягилев решил довериться вкусу художника Льва Бакста. Бакст, увидев репетицию “Фавна”, пришел в восторг. Он расцеловал Вацлава, а Дягилеву, Безобразову и всем артистам, занятым в спектакле, с радостью сообщил: “Париж будет в диком восторге”.
Несколько дней спустя Дягилев признался сестре Нижинского, Брониславе, что никогда не видел Бакста таким увлеченным. “Левушка сказал, что это “сверхгениальное” произведение, а мы идиоты, если этого не поняли”. Дягилев сиял от счастья, но тут же добавил: “Но, Броня, вы и представить не можете, каким победителем ощущает себя Вацлав. Теперь, когда эта история закончилась, он уже никогда не будет слушаться меня!”
И Дягилев оказался прав. Первая попытка Нижинского проявить свою независимость стала началом его разрыва с Дягилевым. Он впрямь перестал слушаться своего покровителя.
Алкия