Великая идея тождества с Абсолютом не была новой. Она давно уже питала мысль Индии. На протяжении веков ее лепили, разминали, раскатывали вальком ведантической философии. Она была объектом бесконечных споров между двумя большими школами последователей Веданты — школой Шанкары, чистой школой Адвайта, и так называемой школой Рамануджи, или Вишишта-двайта (видоизмененный монизм). Первая, абсолютно недуалистическая, признает Вселенную нереальной, считая единственно реальным лишь Абсолют; вторая, относительно недуалистическая, тоже считает Брахмана единственной реальностью, но признает мир видимостей, индивидуальную душу видоизменением этой реальности, не иллюзорным, а вытекающим из таких атрибутов Брахмана, как Мысль, Энергия, сеятельница живого многообразия.



Обе школы терпимо относились друг к другу, причем более крайняя с некоторой презрительной снисходительностью рассматривала другую как компромисс, как нечто переходное, вызванное к жизни человеческой слабостью, как костыль, могущий помочь ей в ее колеблющемся восхождении. Критическим пунктом оставалось определение иллюзии, мира «феноменов», сущности Майи. Какова она, относительна или абсолютна? Сам Шанкара не давал ей точного определения. Он говорил только, что она есть, и целью философии Адвайты является ее полное уничтожение, в то время как адвайтисты умеренные («отклонившиеся»), как, например, Рамануджа, старались некоторым образом использовать ее в целях усовершенствования индивидуальной души.



Какое место, в сущности, занимал между этими двумя школами Рамакришна?



Гибкость, пластичность его натуры склоняют его, пожалуй, к примирительной позиции Рамануджи. С другой стороны, страстность его веры заставляет его принять самую крайнюю концепцию Абсолюта. Благодаря своей гениальной интуиции он находит самые меткие выражения, самые остроумные притчи, чтобы пояснить, что невозможно не только выразить понятие Абсолюта, но даже приблизиться к пониманию его. Он дает нам почти физическое ощущение этого «оторванного от всего» существа, этого солнца, о котором Шанкара говорил (отвечая на возражение, что чистый познающий Абсолют невозможен без объектов его познавания), что «солнце сияло бы, даже если бы оно ничего не озаряло». Но насколько ярче выражения, употребляемые Рамакришной, обладающим слишком острым зрением, чтобы не описывать, даже когда он их отрицает, эти озаряемые объекты! О своем Солнце он говорит, что оно одинаково изливает свет на добро и зло, что оно подобно свету лампы, при котором один может читать Священное Писание, а другой — подделывать чужую подпись. Что оно как гора из сахара, которую муравьи хвалятся унести, в то время как они отгрызли от нее всего несколько крошек и уже насытились. Что оно как море, к краю которого наклонилась кукла из соли с намерением измерить его глубину, как только она опустит в него ногу, она уже пропала, растаяла, исчезла3. «Существо, оторванное от всего» — значит, мы его не можем удержать, оно ускользает от нас, но это ведь не значит, что сами мы не существуем. Если оно освещает наши усилия, наше неведение, нашу мудрость, наши добрые дела и преступления; если мы грызем его кору; если существует между нами некая точка соприкосновения, когда оно берет нас в свой огромный рот и проглатывает, — то где же до этого момента движется соляная кукла, ползают муравьи? А тот, кто трудится под лампой, — подделыватель или святой отшельник, — где же помещается скамья, на которой он сидит, книга, которую он читает, и самый свет его глаз?..



Рамакришна нам говорит, что даже священные книги все более или менее загрязнены, как отбросы пищи, ибо написанное в них прошло сквозь человеческие уста. Но сама грязь — а она предполагает чистоту Брахмана, — реальна ли она? Где эти губы, где зубы, разжевавшие несколько крупинок божественной пищи?



Ромен Роллан

Жизнь Рамакришны

"Религия, — говорит Свами Вивекананда, — это вечные отношения между вечной душой и вечным Богом". Упанишады говорят об этой неразрывной связи образным языком, который наполнен и прекрасной поэзией, и глубокой философией: "Две птицы с прекрасным оперением, связанные дружбой, обитают на одном дереве тела. Одна из них ест его сладкие плоды, а другая смотрит и не ест. Сидя на этом дереве, индивидуальная душа пребывает в иллюзиях и скорбит о своей беспомощности. Но когда она видит поклоняющегося Господу — а также Его славу, она становится свободной от всякой печали. Когда провидец постигает лучезарное высшее Существо - автора, господина, создателя творения, — тогда этот мудрый провидец, отбросив все грехи и заслуги, достигает высшего безупречного единства" (Мундака Упанишада, III, I, 1-3).



Для того чтобы успешно следовать духовному пути, стремящийся должен иметь ясное представление о душе и Божественном, а также развивать связь между собой и объектом своего почитания. Прежде всего, необходимо выяснить, на какой стадии эволюции он находится и с каким отношением ему лучше подходить к Божественному. Тогда он сможет продвинуться в духовной жизни. Как в мировоззрении, так и в отношении души и Божества существуют три точки зрения, которые подобны трем ступеням одной и той же духовной лестницы.



Дуалистические системы мышления утверждают, что душ много, и что они отделены друг от друга и от Бога, которого обычно считают внекосмическим. Но все души зависят от Божественного, как слуга от своего хозяина или ребенок от родителей; все они управляются Его волей и силой. Согласно ограниченным недуалистическим идеям, душ много, но все они образуют часть бесконечного Целого, которое не является простой суммой всех душ, но имманентно и трансцендентно одновременно. Подобно тому, как души обитают в телах, так и Бог обитает в отдельных душах как внутренний Дух или душа всех душ. В монизме, или, точнее, в недуализме, единственной реальностью считается Единое, не имеющее второго, нераздельное и неделимое Бытие-Знание-Блаженство, т.е. Абсолют. Ибо с высшей точки зрения, множественность душ рассматривается только как видимость, обладающая эмпирической реальностью лишь до тех пор, пока не познана высшая Истина, а ограничивающие компоненты души, такие как эго, ум, чувства и т. д., осознается как несамостоятельные и, следовательно, нереальные.



THE DIVINE LIFE ITS PRACTICE AND REALISATION

BY SWAMI YATISWARANANDA