Александр Дейнека. Едут на войну. 1944



Передача «Разговор с мудрецом» на радио «Звезда» от 21 февраля 2025 года



Анна Шафран: Здравствуйте, друзья! Это программа «Разговор с мудрецом» на радио «Звезда». С нами Сергей Ервандович Кургинян — политолог, публицист, театральный режиссер и лидер движения «Суть времени». Сергей Ервандович, приветствуем Вас!



Сергей Кургинян: Здравствуйте!



Анна Шафран: Я не могу Вас не спросить, естественно, о самой главной теме, которая беспокоит всех и вся во всем мире. Во-первых, по следам Мюнхенской конференции очень много вопросов осталось. В том плане, что европейцы обескуражены таким неожиданным поведением вице-президента США Вэнса. Это с одной стороны. А с другой стороны, начались консультации в Эр-Рияде по поводу урегулирования украинского вопроса. И здесь, опять же, европейцы не очень довольны, мягко говоря.

Смотрите также:

Кто будет проводить диктатуру во имя американского доминирования? Кургинян и Шафран на радио «Звезда»



В этом смысле можно предположить, что американцы будут гнуть и дальше свою линию. Но вот здесь уже появляются варианты.



Некоторые предполагают, если не получится у Трампа получить то, что он хотел бы, — а он же привык все нахрапом, очень быстро и исключительно так, как ему надо, — то, в конце концов, может охладеть. И тут на передний план уже европейцы и бритты выходят и начинают гнуть свою агрессивную линию. И дальше с Украиной все не так происходит, как нам хотелось бы.



Вот давайте попытаемся разобраться в этих последних событиях. Что же на самом деле, с Вашей точки зрения, происходит?



Сергей Кургинян: Я несколько раз уже говорил, в том числе и в Вашей передаче, о том, что, в принципе, это все симпатичные ребята, поскольку другие очень несимпатичные. Все же познается в сравнении. Вся эта демократическая мерзость никакого отношения к реальной демократии не имеет.



Это постмодернистский, уже античеловеческий субстрат, вызывающий всяческое отвращение. Он вызывает отвращение своей мертвостью. Брюссель — это символ: ты видишь там людей, а они все как мертвые, особенно чиновники.



Он вызывает отвращение своей перверсивностью и патологиями разного рода (моральными и так далее), вызывает отвращение своей фактической античеловечностью, доходящей уже до антропологических пределов; конечно, русофобией; всеми своими заявлениями о конце Человека, конце проекта Гуманизм.



Если кто-то считает, что леваки являются некой альтернативой Брюсселю и центризму либерального типа, то это совершенно не так. Это тоже что-то совсем античеловеческое, маразматическое, непонятно чего желающее, уже даже не троцкистско-анархистское, а бог знает какое.



Когда смотришь на консерваторов, то видишь приличные лица, какие-то достаточно приличные установки, попытку возврата к человечески нормальному, апелляции к чему-то, отдающему, как мы любим говорить, традиционными ценностями. Поэтому человеческие симпатии на стороне консерваторов. А на стороне кого они должны быть?



Между прочим, я давно, много лет назад, заявил, что «Суть времени», к которой Вы апеллируете, когда меня представляете — за что спасибо большое! — левоконсервативное движение, что ничего, кроме этого консервативного быть вообще в мире сейчас не может. Да и, в сущности, всегда, когда мы говорили о советском, не важно, в каких его вариантах — в сталинском или другом, — речь шла об очень консервативном движении со всеми классическими ценностями. Я бы предпочел называть их классическими, а не консервативными. Все это так.



К этому добавляется то, что эти ребята живые. Они возмутители спокойствия, они эдакие хулиганы на отвратительной международной сцене, и это вызывает дополнительную симпатию.



И наконец, они имитируют что-то там позитивное по отношению к русскому фактору: а давайте дружить, ля-ля, тополя, и так далее. Все классические симпатии на стороне этих людей. И я могу сказать, что мои человеческие симпатии тоже на стороне этих людей.



Но я очень сильно опасаюсь, что это наше поведение относится к разряду определения Фридриха Ницше — «человеческое, слишком человеческое». Эти наши человеческие отношения, вся наша прикованность к достаточно поверхностному слою симпатий, и в конечном итоге все это «а коли идти больше некуда, а с кем же быть-то, с теми-то уж совсем невозможно», — все они от лукавого. Ибо боюсь оказаться прозорливцем, но это все хуже, чем то, что было перед ним. Хотя, казалось бы, куда хуже.