...Американская война за независимость в конце XVIII столетия, с своими героями Вашингтоном и Франклином, первая всколебала старый европейский мир практическим приложением к жизни идей политической свободы, равенства и федеративного республиканского устройства. В ее школе изготовились первые герои того революционного движения, которое вскоре потом охватило Францию и положило начало новой исторической эре, до такой степени новой, что между Западною Европою нашего времени и Европою до Французской революции порвались почти всякие связи живого исторического предания. Мир преобразился, а Америка стала классическою страною свободы, пред которой бледнела своеобразная и неудобоперенимаемая свобода Англии. Материальное благосостояние Североамериканских Штатов росло в чудовищно богатырских размерах. Казалось, в этой стране нашли себе полное осуществление самые дерзкие утопии, самые смелые теории политической и социальной свободы. В самом деле, в противоположность однородным органическим политическим телам Европы, сложившимся в известные государственные формы, явилось в другом полушарии — государство не государство, а какая-то "юная", "могучая" держава, без всяких старообразных государственных форм, без политических преданий, без централизации, без двора, почти без правительства, без религии, без народности — в том смысле, как обыкновенно понимается это последнее слово; разнороднейший и разнообразнейший сброд, сложившийся, на основании взаимного договора, в гражданское общество, чуждое всех известных доселе законов гражданской и социальной формации, всех европейских сословных общественных наслоений, и поставившее себе знаменем: неограниченную свободу личности! Кто не сочувствовал этому знамени и каким пышным цветом, казалось, взошли в Америке семена личной свободы! С отрадою останавливался на ней взор утесненной и угнетенной личности в старой душной Европе... Но видно не одна внешняя свобода нужна человеку, или, вернее сказать, самая свобода создается не на одной контрактовой основе! Свободные граждане сами, добровольно, уже три года сряду, вооружившись всеми доспехами деспотических государств, упрямо теснят, терзают, режут друг друга. Принцип личной свободы, лишенный нравственного содержания, оказался поставленным из чисто материальных побуждений, обратился лишь в средство к достижению личного материального благосостояния... Но вникнем в дело поближе.

Мы сказали: почти без религии, без народности. В самом деле, что такое американская религия, американская народность? Мы знаем, что население североамериканской державы состоит из отдельных единиц — то французского, то немецкого, то польского, то английского происхождения и т.д., одним словом, принадлежащих к народностям органическим; эти единицы могут исповедывать католическую, англиканскую, реформатскую, квакерскую, словом — любую веру, — но как американцы, как американская народность, взятая отдельно от личности единиц ее составляющих — они являются народностью без всякого религиозного и вообще духовно-нравственного содержания. Этою последнею своею стороною люди там стоят вне связи с целым — следовательно тою стороною, которая есть существенный элемент единства и связи в каждой народности. Истина духовная есть там у каждого своя, у каждого про себя, и договор весь основан на взаимном соглашении противоречащих истин, — то есть на взаимном отрицании истины!

Какой же главный нравственный мотив соединения Американских Штатов? Какая нравственная идея связала этих людей между собою? Где задача, где идеал этого нового общества? К какому будущему стремится оно, не имея прошедшего? В чем его душа, куда направлен ее дух? Душа? Дух? Отдельные единицы, конечно, имеют и душу и веру, нигде нет такого разнообразия личных верований, но взятые все вместе, как Америка, они не имеют религии: их вера, их душа вся в материальных интересах, для которых личная свобода есть только средство. Вся деятельность духа устремлена только в одну сторону — к материальному благосостоянию, которое оттого и представляется в том колоссальном блестящем виде, как нигде в Европе, росло не по дням, а по часам, как богатырь в сказке. Но что принесло это развитие человечеству, чем обогатило мысль, какую сторону духа разработало оно? Ничего не принесло, кроме машин и товаров, кроме механических изобретений, кроме вещественных улучшений. Искусство, наука, философия — не удел Северной Америки, это не по ее части. Можно было бы поразиться этим страшным бездушием, входящим, как элемент, в развитие целой страны, если б не было своего рода души в этом бездушии, если б не было страстной энергии в этом стремлении, если б сама материальная сторона развития являлась не как идея и цель. Невольно задаешься вопросом: где же то нравственное целое, во имя которого собираются вместе люди, где то общее, которому служат личности, которое поглощает в себе личный эгоизм? В других странах это целое может быть государство, как живой организм с прошедшим, настоящим и будущим: это общее может быть религия, цивилизация, единоплеменность, однородность физическая и духовная, единство нравственного закона, народная индивидуальность. Ничего подобного нет в Америке. Свобода личности? Но для чего же именно нужна эта свобода? Чему она должна послужить, чего хочет достигнуть человек при этой свободе? Если нет высшей нравственной цели, то она перерождается в личный произвол, в простор личного эгоизма. Оно так и есть: простор личному эгоизму, материальное благосостояние, материальные мотивы жизни — вот настоящее знамя союза, вот двигатель жизни! Конечно, эти мотивы, являясь как знамя, как соединительный принцип, в свою очередь являются тем общим, которое поглощает в себе разнузданный эгоизм личностей: без этого некоторого поглощения общество не просуществовало бы и одного часу, и разнузданность личного эгоизма представила бы ужасное зрелище. "Help yourself! Помогай сам себе!" — кричат эгоистически американцы — и гибнут тысячами, проваливаясь сквозь мост, дерзко перекинутый через пропасть, и тысячи снова кидаются в новое отважное предприятие, от которого дух захватывает у европейца. Но эти мотивы достаточны ли для нравственной природы человеческого общества? Эта американская свобода действительно ли свобода? Эта сила, это могущество надежны ли, прочны ли?...

Источник.